— Поскольку есть все равно нечего, может, вернёмся к нашей проблеме? — неуверенно предложила я. — Забыла, на чем остановились.

Костик ответил нежно и ласково:

— Во-первых, не привык я питаться в час ночи. Вот разве что ты… А во-вторых, остановились мы на янтаре с дымкой, если мне память не изменяет. Это последнее, о чем мы с тобой говорили. Выходит, он имеет какое-то значение?

Признаюсь, мне пришлось здорово поднапрячься, чтобы продолжить деловую беседу.

— Костик, неужели я тебе так и не сказала, что все эти три янтаря являются вещественными доказательствами преступления? Ведь они все одного помёта: муха, дымка и рыбка. Ты видел дымку собственными глазами…

— Но тогда я ещё не имел о преступлении ни малейшего понятия. Итак… погоди, а что «итак»?

Начиная с этого упоительного вечера, Костик принялся буквально трястись надо мной, обходился бережно, словно с тухлым яйцом. Не дай бог задеть меня словом, не дай бог, чтобы кто-то обидел, не дай бог подвергнуть меня опасности. Скажем, Орешник непременно меня пристукнет, и все в таком духе. В общем, относился ко мне, как всякий нормальный мужчина, спятивший из-за бабы. Ну да я не из таких, которым это нравится. Нет, нравилось-то оно, конечно, но над всем этим порхала золотая муха.

Свет в окнах дома Орешника я узрела вечером следующего дня, и телефонная трубка сама собой оказалась в руке.

— Добрый вечер! — поздоровалась я, услышав мужской голос. — Надеюсь, пан Люциан Орешник? Нет, мы не знакомы, но я знаю пана, как родного брата, и давно мечтаю о встрече с вами.

— Простите, а откуда пани так хорошо меня знает? — осторожно поинтересовался Орешник.

— От пана Корецкого, от пана Валтасара, от пана Жечицкого, от пана Фермеля, от всех на свете! Стремлюсь к пану как смерч! Несёт меня! А вас все нет и нет!

По-видимому, я порядком оглушила его, ибо Орешник принялся оправдываться:

— Да, никого из нас не было, уехали на похороны родственника за Ломжу. Целых три дня… Минутку, а по какому делу…

— Янтарь, по какому же ещё? Нет, это не телефонный разговор, нам надо встретиться, и сразу предупреждаю, я живу рядом, через десять минут буду. Возможно, мы договоримся насчёт обстоятельной встречи в другое, более удобное время, но сейчас я помру, если немедленно с паном не увижусь! Так что лучше соглашайтесь.

Психов все боятся, их стараются не раздражать, обходиться как можно деликатнее. Вот и Орешник даже не спросил моей фамилии и согласился встретиться.

С кошмарной пунктуальностью, ровно через десять минут, я звонила у калитки владений Орешника.

Много лет назад мне самой здорово хотелось приобрести этот участок, помешали отсутствие денег и царящие тогда в моей стране порядки. Видимо, те несбывшиеся мечты повлияли на моё отношение к пану Орешнику. Он не понравился мне с первого взгляда. Мало того что оказался, в соответствии с последней модой, недобритым, а щетина недельной давности мужчину не красит, так ещё редкие волоски, сохранившиеся на плешивом черепе, были зачёсаны назад и болтались как вылинявший конский хвостик. Остальные детали внешности уже не играли роли, а явно набиравшая силу полнота являлась только его проблемой.

Постаравшись скрыть отсутствие восторга, я представилась как можно нечленораздельнее и взяла быка за рога.

— Так вот, — напирая на хозяина, защебетала я, — уже много лет я охочусь за паном… много лет с перерывами… потому как некогда вам принадлежал янтарь с золотой мухой в серёдке. Вы ещё показывали его Адамчику, пану Корецкому, помните? Откуда он у вас?

На глупые вопросы получают глупые ответы, сама виновата. Невзирая на внезапность атаки, пан Люциан отреагировал молниеносно.

— Из моря, проше пани, — вежливо ответил он. Кусая себе локти, я воскликнула:

— Да я знаю, конечно, из моря, но от кого именно вы его получили?

— Наверняка от рыбаков, тех, что занимаются янтарным промыслом. Я иногда приобретаю у них кое-что, случается и лично, но чаще через посредников.

И тут мне стало ясно — пан Люциан спохватился и теперь горько раскаивается. Следовало категорически забыть муху, удивиться моему вопросу, ничего не понимать. А теперь поздно отпираться. Нет, внезапность — это вещь!

— Но ведь в тот момент, когда золотая муха вышла из моря, пан при этом лично не присутствовал! — давила я.

— С чего вы взяли?

— С того, что я сама там была. Из моря её на моих глазах выловили, хотя в руках я её не держала, но видела. Она все ещё у вас?

Эх, длинный бабий язык! Не успела вовремя прикусить и опять задала глупый вопрос. Тут уж пан Люциан своего шанса не упустил.

— Столько лет прошло, давным-давно уж не видел. Да и тогда она не была моей, я выступал лишь посредником, мне дали ненадолго, поглядеть и людям показать.

Теперь по-умному следовало бы поинтересоваться, кому он отдал янтарь с золотой мухой, поскольку я сама горю желанием рассмотреть наконец это чудо природы, а возможно, и приобрести, сто лет, дескать, мечтаю, потому и разыскивала с таким упорством его, пана Орешника. Так нет же, я продолжала в своём духе.

— А чей был янтарь?

— Наверное, того, кто его нашёл? — вопросом на вопрос ответил бессовестный перекупщик, уже полностью овладев собой. И, предваряя следующие, добавил:

— А кто нашёл — не помню. Возможно, и не знал.

— Но кто-то же дал его пану из рук в руки? Этого человека вы должны помнить, — настаивала я. — Даже если он умер, не могли же вы его забыть!

Вот когда мой болтливый язык оказался полезным! Сболтнул просто так, а пригодилось. Пан Люциан как-то весь обмяк, и, кажется, лицо его малость посинело.

— Если вам известно, что он умер, зачем тогда меня расспрашивать?

Ох, боюсь, что тут и я посинела. Вот интересно, о ком это мы говорим? Появление золотой мухи сопровождалось, насколько мне известно, гибелью четырех человек. Кого же конкретно имеет в виду этот аферист?

И я осторожно заметила:

— Поумирало много людей, уж и не знаю, кто из них дал пану янтарь. Согласитесь, он сам мне этого уже не скажет. Так кто же? Тем более что мертвецу это уже ничем не навредит.

Не то я должна была говорить, не то! И вообще у нас получался какой-то идиотский разговор. Я вовсе не собиралась запугивать пана Люциана, хотела лишь деликатно его прощупать, ибо уже давно чуяла неладное. А теперь сама же залезла в капкан.

А Орешник добавил идиотизмов, нервно проговорив:

— Вот именно, не повредит, не поможет, так зачем в этом копаться? А может, я его вовсе не знал, может, там за меня кто-то другой сказал…

— Какой другой?

— Да не все ли равно?

— Не Франек ли Лежал? — выстрелила я наугад, раз уж иду ва-банк.

— Вот я и говорю, раз пани сама все знает, зачем меня пытать?

— Так ведь не Франек показывал муху, а вы. Вам её дал Франек?

— Может, и Франек.

— А вот мне кажется, ещё кто-то там был…

Тут хозяин дома пробормотал под нос слова, из которых следовало — лучше будет, если я уйду добровольно. Я и то удивлялась, как это он меня до сих пор не вышвырнул за дверь. Притворилась, что не слышу, и упрямо закончила фразу:

— …и этот кто-то дал вам янтарь. Кто же это был? Пан Люциан насторожился, весь подобрался и упёрся задними лапами.

— Не знаю! Незнакомый человек, не представился мне. И уже давно помер. Я вообще оказался там случайно, меня попросили прийти посмотреть янтарь, чтобы оценить. Услугу им оказал, всего-навсего, а так я никогда с ними ничего общего не имел!

Последнюю фразу он произнёс с таким выражением, что до меня наконец дошло, да ведь он напуган! До смерти напуган! Прекрасно информирован о преступлении, всеми силами пытается от него отмежеваться и только поэтому не выгоняет меня. Понятия не имеет, кто я такая, вот и остерегается. С самого начала допустив ошибку, теперь не знает, как умнее повести себя. Надо помочь ему, соблюдя и кое-какие свои интересы. И я успокаивающе произнесла:

— Если честно, то мне до зарезу надо разыскать янтарь с золотой мухой, а все остальное меня не колышет. Скажите же, кому вы его отдали? Покупателя не нашли и вернули. У кого он сейчас?