Закончив молитву, Дрейк легко вскочил на ноги и чуть ли не бегом покинул свою каюту. Солдат снаружи у двери поспешно взял свою аркебузу на караул.

— Доброе утро, Арчибальд.

— И вам доброе утро, сэр. Вас спешно хочет видеть капитан Феннер, сэр. Он с вестями из Лондона.

Вести из Лондона? Дай Бог, чтобы не какой-нибудь противоречивый приказ от королевы.

Дрейк прищурил небольшие ярко-синие глаза. Появившись на палубе, он застал капитана Феннера оживленно разговаривающим с парой капитанов с купеческих судов, которые, заметив небольшую сияющую фигуру приближающегося к ним адмирала, постягивали шляпы, раскланиваясь. Они прибыли сообщить, объяснили капитаны «купцов», что главная партия пороха, посланная сэром Джоном Хоукинсом из Тауэра, задержалась из-за свирепого шторма, принесшегося с Бискайского залива и причинившего сильные разрушения в устье Темзы и вдоль всего юго-восточного побережья Англии. Пороховые суда, божились компаньоны Феннера, едва добрались до Саутгемптона, но буря их так потрепала, что потребуется по крайней мере дня три-четыре, чтобы восстановить их судоходные качества.

— Действительно, сэр, — заявил один из посетителей, — это была очень скверная буря. Много погибло бедняг рыбаков, по которым теперь плачут вдовы и чьи дети ходят голодными.

— Чума ее побери! — Это было самое близкое к богохульству проклятие, которое обычно позволял себе Дрейк — и впрямь, очень странное притворство среди поколения самых выдающихся любителей крепких выражений во всей истории Англии. — Новая задержка!

Наконец маленькая шлюпка вице-адмирала Мартина Фробишера подгребла под кормовой подзор «Бонавентура», и этот белобородый, закаленный ветрами человек вскарабкался на борт, — достаточно проворно для своих без малого семидесяти лет, — чтобы доложить, что прошедшей ночью стопятидесятитонный барк «Боннер» получил такую серьезную течь, что, несомненно, его придется кренговать перед выходом в море.

Дрейк выслушал его, возбужденно походил по шканцам, и толстая золотая цепь, висящая у него под брыжами, поблескивала в такт его резкому и короткому шагу. Лоб его недовольно наморщился. Теперь каждая такая задержка казалась ему вонзавшимся в тело шипом, и в последнее время покой души адмирала смущали дурные предчувствия, словно его непрестанно пилила сварливая жена. А вдруг королеве в этот последний момент пришло в голову передать все командование какому-нибудь родовитому фавориту ее двора? Знает Бог, что в прошлом она такое проделывала. А вдруг испанские шпионы в Лондоне — или в Плимуте, уж коли на то пошло, — пронюхали об истинных его намерениях и готовят ему теперь кровавую встречу? Нет, чем скорее он выйдет в море, тем лучше.

А к «Бонавентуру» подходили все новые и новые лодки и скапливались у него за кормой, словно утята, столпившиеся возле матери.

Наконец на борту флагмана собрались все флотские командиры, включая капитанов каперных судов и тех, кто командовал кораблями, принадлежащими Лондонскому Сити и оснащенными его торговцами. Собственно, только два корабля в составе этой экспедиции принадлежали самой королеве: «Бонавентур»и «Подспорье».

«Томас», принадлежащий Дрейку, в данный момент вышел из внутренней гавани, чтобы бросить якорь напротив нового форта, строящегося под руководством Дрейка. Командовать им он поручил юному Томасу Дрейку, своему младшему брату, от которого многого ожидал в будущем. Чтобы не оказаться в тени, Уилл Хоукинс послал в экспедицию галиот под названием «Утка»и капитаном его назначил племянника, юного Ричарда Хоукинса.

В целом двадцать один корабль поднял флаг с крестом Святого Георгия в дополнение к прочим ярким знаменам с гербами тех благородных дворян, что несли на них свою службу.

Собравшиеся на шканцах капитаны Дрейка производили яркое, но странное впечатление. Глядя на этот пышно разодетый народ, можно было заметить несколько парадоксов: они рядились в элегантные, но чаще всего безвкусные костюмы и украшались модными безделушками; в то же время лица их оставались обветренными, суровыми, а иногда и откровенно жестокими.

— Джентльмены, я полагаю, настал момент, — объявил Дрейк, пробегая взглядом по бородатым лицам, — раскрыть вам, с какою целью мы отправляемся в плавание. В большинстве своем вы уже знаете, что Католическая лига[45] во главе с иезуитами и французскими герцогами Гизами то и дело замышляли убийство нашей милостивой королевы, что менее шести лет назад войска Лиги под предводительством бывшего эскулапа Сандерса вторглись в ее владения в Ирландии и что папский Рим вечно подбивает Шотландию выступить с оружием против нас.

Адмирал говорил быстро и убедительно.

— Все вы, конечно, помните заговоры Френсиса Трогмортона и что голландский правитель принц Оранский погиб от руки убийцы, нанятого этой бесовской Лигой. Джентльмены, даже лорд Беркли теперь убежден, что ее величество должна действовать быстро, или же наши протестантские друзья в Нидерландах и на западе Франции подвергнутся жесточайшему истреблению.

Поэтому королева решила защитить Объединенные Провинции[46], посылая сильную армию под предводительством графа Лестера, а также решила, что мы, не объявляя войны, должны обессилить Испанию и сделать ее неспособной к нападению на нас.

Растрепанная белая борода Мартина Фробишера взметнулась и опустилась под дуновением ветра, когда он шумно фыркнул и прохрипел:

— Не объявляя войны? Легче будет морскую свинью протащить через рым-болт!

— Ну и как же это, сэр Френсис, — мрачно осведомился Ноллис, — наша слабая и плохо оснащенная эскадра сможет добиться того, чтобы испанский король и его могущественные флотилии оказались не в состоянии предпринять свой хваленый поход против нас?

Окружив поплотнее Дрейка, они напряженно слушали, что он ответит.

— Как? А вот вам грандиозный план. Мы должны напасть на Испанию от имени дона Антонио, претендента на корону Португалии. Как вам известно, Филипп захватил его королевство, поэтому советники ее величества считают, что она, не рискуя тем, что ей объявят войну, может разрешить англичанам воевать таким образом, в то же самое время привлекая к делу дона Антонио голландцев, шведов и гугенотов-французов. Такое сочетание примет форму интернациональной компании, которую королева согласится экипировать и снабжать продовольствием и позволит распродажу добычи в Англии. В ответ на такое разрешение королевская казна получит щедрую долю захваченного имущества.

На этих свирепых красно-коричневых лицах под ярким солнечным светом во всех деталях отразились разнообразные оттенки изумления, удовлетворенности и сомнения.

Первым заговорил генерал-лейтенант Карлеиль:

— Клянусь ногтями на ногах Господа, сэр Френсис, ведь мы, уже собравшись здесь, в Плимуте, конечно, не позволим себе медлить, пока на это дело наймут какую-нибудь шайку иностранцев?

— Нет, если мне удастся взять верх, — тепло отвечал Дрейк. — Благодаря определенным друзьям в Испании, сэр Френсис Уолсингем подтвердил тот факт, что для победы над Англией сколачиваются, вооружаются и оснащаются две флотилии — одна в Лиссабоне, другая в Кадисе. Поэтому со своей стороны, как заявляют господа из Морского ведомства, нам тоже нужно время, чтобы успеть построить военные галионы и большие военные корабли для нашей защиты, отлить пушки и обучить для них канониров.

— И сколько же времени для этого потребуется? — раздался чуть сиплый голос капитана Эдварда Кэрлеса с «Надежды».

— Всего два года, — последовал быстрый ответ Дрейка. Он производил впечатление знающего все, что нужно знать по этому делу. — Теперь, джентльмены, вы легко поймете безотлагательность нашей миссии. Она состоит в том, чтобы всячески беспокоить и истощать Испанию. Мы должны помешать военному снаряжению короля Филиппа, мешать запасать продовольствие, совершать набеги на его рыболовов. — Синие глаза адмирала загорелись, проницательный взгляд устремлялся то на одно лицо, то на другое. — Главное, у нас есть разрешение совершать набеги на собственные порты испанского короля!