Было чистым восторгом смотреть, как быстро один за другим распускались его паруса, когда галион разворачивался, чтобы занять свое место в кильватере одного из судов, плывущих по трое в строю фронта вслед за «Местью», ставшим теперь флагманским кораблем Золотого адмирала. Тяжелое пятисоттонное судно, оно тем не менее оставалось легким в управлении, как молодая строевая офицерская лошадь.

Пока «Морской купец» набирал скорость, Уайэтт крикнул, чтобы ставили еще паруса, и приказал рулевому ввести фрегат в строй.

Сэр Френсис Дрейк с развевающимся адмиральским вымпелом выходил из гавани Плимута, красиво приветствуя лорда Хоуарда Эффингема, нового Верховного адмирала военно-морского флота ее величества королевы. Естественно, Френсиса Дрейка сильно раздражало то обстоятельство, что этому джентльмену знатного происхождения, пусть даже столь деятельному, отдали командование в самый критический час правления Елизаветы. Однако Дрейк понимал причину такого предпочтения. Ведь он сам принадлежал к тому новому дворянству, которое начинало медленно, но уверенно диктовать решения, определяющие судьбу Англии. Как сын простого морского священника, хоть и благородного происхождения, мог надеяться стать выше рангом Хоуарда Эффингема, потомка одного из древнейших прославленных аристократических родов в королевстве? Но какой парадокс: этот лорд, благоверный католик, должен был управлять обороной единственной протестантской державы, способной бросить вызов Филиппу Испанскому.

Наступавший день был действительно превосходным, и это тем более радовало сердце, что он сменил три других, предшествующих, с затянувшимся утомительным дождем. С полощущимися на ветру флагами и большими латинскими крестами на главных прямых парусах, ярко алеющими в лучах весеннего солнца, тридцать кораблей флотилии Дрейка вышли в пролив Плимут-саунд.

Всякий обладающий острым зрением мог увидеть темную толпу горожан, собравшихся на молу Хоу, чтобы посмотреть на впечатляющее зрелище приближения эскадры лорда Хоуарда Эффингема. Покрытые рябью голубые воды разрезали один за другим пятьдесят четыре парусника. Знатоки насчитали одиннадцать больших кораблей, принадлежащих флоту ее величества; шестнадцать с высокими надстройками, поставленных Лондонским Сити; семь — собственность самого лорда Хоуарда и двадцать, размером поменьше — из различных портов Ла-Манша. За всеми тянулись шлюпки, и каждый корабль имел охранение из маленьких крепких пинасс.

Далеко оторвавшись от своего сопровождения; шел «Королевский ковчег». Построил его сэр Уолтер Ралей, назвав сначала «Ковчег Ралея», но потом подарил корабль королеве — более чем просто галантный жест. Все узнали великолепное королевское трехцветное красно-сине-золотое знамя, развевающееся с марса фок-мачты, вице-адмиральский вымпел, полощущийся на гроте, и знамя с крестом Святого Георгия — на бизани.

С обрасопленными наконец парусами «Морской купец», к удовлетворению Уайэтта, показал, на какую способен скорость, и быстро занял свое положение в кильватере судна, идущего за вымпелом Дрейка. Видимо, оттого, что командовали кораблями многие его старые капитаны и компаньоны, эскадра сэра Френсиса шла ровнее и лучше держала позицию, чем эскадра лорда Хоуарда.

Те, кто видел это зрелище, не уставали рассказывать о том, как эти высокие синие, желтые и красные корабли маневрировали под надувшимися белыми парусами. Как раз в тот самый момент, когда «Месть» оказался на траверзе «Королевского ковчега», был спущен вице-адмиральский вымпел Дрейка, а минутой позже и адмиральский вымпел лорда Хоуарда, трепеща, опустился на палубу «Королевского ковчега».

Совершенное искусство мореплавания позволило двум эскадрам одновременно оседлать свой ветер: Дрейк, поскольку заново стал подчиненным, ушел под ветер, Хоуард Эффингемский привел свои корабли к ветру. Весь узкий пролив заполнили суда всевозможных тоннажей. От бортов «Мести»и «Королевского ковчега» отвалили адмиральские шлюпки и салютовали друг другу дружным выбросом весел на валек. На «Мести» бывший вымпел Хоуарда был теперь привязан узлом к фалам, а вымпел Дрейка — к фалам «Королевского ковчега». Один, за ним другой бортовой залп прогремели салютами при появлении на носу «Королевского ковчега» адмиральского флага. И снова ухнули залпы, многократным эхом прокатываясь среди холмов, когда развернулся и поплыл над «Местью» флаг Верховного главнокомандующего.

Как писал Хьюберт Коффин своей жене, «это была впечатляющая, точная и изящная церемония в честь создания могущественнейшей армады, когда-либо появлявшейся под крестом Святого Георгия».

В порту в тот же самый день пополудни можно было видеть судовую шлюпку «Морского купца», медлительно подплывающую, к галиону «Коффин». На кормовой банке сидел Генри Уайэтт, и озабоченность на его лице объяснялась двумя серьезными обстоятельствами.

Когда Хьюберт Коффин радушно принял капитана Уайэтта у себя в каюте, последний высказал то, что лежало у него на душе: он остро нуждается в честных, отважных матросах. Никуда не годится командовать хорошо оснащенным для плавания кораблем, когда у него такая ненадежная и плохо обученная команда олухов, которым нельзя довериться, чтобы переплыть даже узкий пролив; не может ли его старый друг и товарищ по плаванию поделиться с ним, дать ему хоть немного надежных парней из Северного Девона?

— Мне очень печально, — отвечал хозяин галиона и сочувственно положил руку на плечо Уайэтту, — отказывать тебе, Генри, ведь я знаю, как велика твоя нужда. Но на прошедшей неделе я потерял шесть хороших матросов, заболевших оспой у меня на борту. А пару дней назад еще два хороших парня из Ильфракума сильно пострадали в кабацкой драке. Поверь мне, Генри, я действительно в затруднении насчет укомплектования моей команды.

— Тогда, ради Бога, Хьюберт, скажи, что мне делать? В лучшем случае у меня только половина экипажа.

— В таком же положении большинство частников. Не выпьешь со мной чарочку мальвазии?

Они посидели немного в темноватой прохладной каюте галиона, просторной по сравнению с каютой капитана фрегата, однако лишенной дорогостоящих драпировок, портьер и тех витиеватых резных украшений, обычно встречающихся на судах его класса и тоннажа. Наконец Коффин упомянул о благополучном приезде Кэт в Портледж и о том, что в этом году весенние посадки обещают большой урожай. И вот после глубокого вздоха он сообщил:

— Я разговаривал с сэром Френсисом по вопросу королевского прощения для тебя и старшего артиллериста Хоптона.

— И что сказал адмирал?

Морщина пробороздила лоб сквайра Коффина.

— Признаться, довольно немного — его занимали планы приветствия милорда Хоуарда, но, мне кажется, он отнесся серьезно к вашим прошениям. Буду честным с тобой, Генри, трудно быть уверенным насчет того, насколько внимательно он выслушал мой рассказ о злой и несправедливой судьбе, что выпала на долю твоих родителей.

— Ответь мне правду: думаешь ли ты, что сэр Френсис будет ходатайствовать за нас перед ее величеством? Молю Бога, Хьюберт, чтобы ты никогда не узнал, что такое жить в тени своей собственной виселицы!

— В любое другое время я бы честью поклялся, что сэр Френсис похадатайствует за вас перед королевой. — Его большой рот расплылся в утешающей улыбке. — Наш адмирал дорожит тобой, он никогда не забывал, кто принес ему новости о предательстве в Бильбао и тем самым «спустил на воду» его армаду тысяча пятьсот восемьдесят шестого года.

Уайэтт быстро прошелся по каюте, громко топая грубыми кожаными сапогами. Чего надеяться на что-то лучшее? Да, верность Дрейка тем, кто с ним плавал и воевал, легендарна, но вправе ли ожидать, что он, когда все стоит под угрозой, займется проблемами одного из самых незначительных своих капитанов? Уайэтт переломил черствый сухарь и окунул его в кубок с мальвазией, который носил в руке, пока нервно вышагивал по каюте.

— Интересно, дружище Хьюберт, почему это до сих пор у Лизарда не видно вражеских парусов?

Радуясь, что разговор перешел на менее трудную тему, Коффин рассказал, как у мыса Ортегаль в Бискайском заливе «Непобедимую армаду» трепали встречные ветры до тех пор, пока ее главнокомандующий герцог Медина-Сидония, видя, что вода на исходе, а пищевые припасы портятся, пошел назад в Ла-Корунью с двумя третями флота. Остальные, не зная о его поступке, поплыли дальше к месту встречи у островов Силли.