…Принцесса невольно вскрикнула, Джеган тут же, словно поддергивая, схватил ее за плечо. Потом хватка внезапно ослабла — охотник в свою очередь как-то неестественно хрюкнул, застыл на месте. Туман оформился в видение какого-то необычного древнего города. Того самого, который Кадия видела во сне. Те же стены, та же тишина, только на этот раз в ней чувствовалась некая обреченность и мольба о пришествии. То же безлюдье… Кадия боялась вздохнуть — не смела потревожить печаль, которая, по-видимому, висела над этим мертвым городом уже много тысяч лет. Ей вдруг стало ясно, что это и есть цель их похода; в пределах этих могучих, возведенных в незапамятные времена стен находится то, за чем послала ее Великая Волшебница Бина, и древним постройкам уже невмоготу дожидаться прихода человека, которому суждено вырвать у них тайну и дать, наконец, отдых духам и камням. Позволить им, сохранившим легендарный талисман, уйти в небытие, обернуться развалинами.

Видение, волшебный мираж рождали музыку — напевную, необычную, совсем не похожую на те звенящие ноты, которые рувендианские барды извлекали из своих арф. Это было пение голосисто-тревожное, торжественное, исполняемое под сурдинку. Долетела до девушки и оддлинга и невероятная смесь благоуханий. Всем одарило их видение, только вот дорогу к забытому городу не указало, но на этот случай у них был волшебный жезл, который резко затрепетал в руке Кадии. Принцесса невольно выпустила его — тростинка взлетела вверх, пронзила таявший на глазах цветастый полог тумана и замерла над выступом. В серебристом полумраке ясно и зовуще засиял ее указывающий конец.

Они сразу засуетились, бросились собирать вещи, даже не подумав о еде. Джеган, запихивая свертки, булочки, рыбешек в мешок, осмелился подать голос.

— Мы идем, идем… — сказал он тростинке.

Кадия и охотник принялись карабкаться вверх по вогнутому склону. Достигнув края чаши, они, не раздумывая, нырнули в на удивление светлую ночную мглу, которая опустилась на джунгли. По сравнению с мраком, царившим в каменной чаше, здесь, казалось, еще стыли сумерки. Только чернели стволы изуродованных местной почвой деревьев, а вот мертвенно-бледные жгуты лиан и жуткие ядовито-желтые наросты были видны отчетливо.

Петляя и обходя эти, грозящие смертельной опасностью, шары, Джеган и Кадия направились вглубь дремучего леса.

Вскоре они вступили на открытое, густо заполненное желтовато-серой пеной пространство. Место было безлесное, ровное, как стол, на поверхности выделялись непонятные, чуть склоненные к югу холмики, напоминавшие башни. Казалось, теперь идти будет полегче, однако Кадия уже привыкла, что в Тернистом Аду не следует верить первым впечатлениям. Они могли жестоко обмануть. Один-единственный неверный шаг, благодушие, расчет на «авось» наказывались здесь смертью.

Сделав несколько шагов по пенящейся зыби, Джеган торопливо скинул рюкзак и достал оттуда нечто, напоминающее четыре столовых овальных блюда. Отстегнул застежки, снял чехол с одного из них, и в то же мгновение эта странная оладья начала разбухать, утолщаться, края ее во влажном пахучем ночном воздухе стали загибаться внутрь… Ну и ну — это же «скользяшки», по крайней мере, так их называл Джеган. Кадии уже приходилось пользоваться ими, правда, всего несколько раз и только в присутствии охотника. Она взяла два листа, которые протянул ей Джеган, устроилась на выходе скальной породы и надела их на ноги. Губки «скользяшек» мигом прихватили края ее сандалий, для большей надежности Кадия обмотала ремешками икры почти до колен.

«Скользяшки» утолщались сами по себе — наконец, их рост остановился. Кадия осторожно встала на ноги, потопталась, чтобы проверить, как эти приспособления для ходьбы по болоту сидят на ногах, сделала несколько шагов. Потом осторожно двинулась вслед за Джеганом. Живые подошвы пружинисто отзывались на каждый шаг, при этом чуть проскальзывали и покачивались. Но это только с непривычки. Принцесса быстро наловчилась ступать более мелкими и как бы шаркающими шагами. Теперь, когда можно было не бояться, что предательская почва уйдет из-под ног, охотник и Кадия пошли быстрее. По-прежнему у них на пути попадались бугорчатые, склоненные к югу холмики, торчащие из болота, словно дьявольские пальцы, но были ли они опасны и в какой мере, Джеган ни словом не обмолвился. По-видимому, сам не знал.

Она обернулась назад. Туман наползал так быстро, что ей только на миг удалось уловить неяркое свечение в том месте, где лежала каменная чаша. Еще бросились в глаза свитые из слабо светящихся полос колонны. Принцесса перевела взгляд вперед по ходу движения и, к своему удивлению, заметила в той стороне тоже нечто поблескивающее, вытянутое, переливающееся в темноте мертвенно-бледным, голубоватым светом. Эти светящиеся образования как бы шествовали с запада на восток, пересекая путь, которым следовали девушка и оддлинг. Это было тревожащее обстоятельство, страх начал заползать в сердце, и Кадия, почти вплотную приблизившись к Джегану, теперь ступала след в след с ним.

Так они шли несколько минут, и страх неожиданно растаял. Мысли просветлели, стало легче дышать, двигаться, оглядываться по сторонам.

Вообще это была чудная земля. Кроме всех пакостей, которые Тернистый Ад готовил непрошеным гостям, здешняя местность странным образом действовала на психику. Она как бы вламывалась в самые потаенные уголки сознания, то навлекая на чужака припадки жуткого страха, то вызывая неприятно бурные, разухабистые, безалаберные мысли, то — вот как сейчас — награждая умиротворяющим покоем, то пробуждая неуемное рвение, страстное желание достичь цели. Какая субстанция в этом проклятом Богом краю была наделена телепатической силой, принцесса не могла понять, но это было. Тернистый Ад как бы играл в кошки-мышки со своими жертвами. А может?..

Тут впереди опять что-то засветилось. Что-то неподвижное…

Кадия вновь погрузилась в размышления. Пусть даже ее уверенность навевается чарами местных болот, но, приобщившись к этой тайне, она, возможно, найдет кончик нити, которая выведет ее к цели. Что, если ментальные, проникающие в душу человека эмоции — свидетельство приближающейся опасности, нечто вроде предупреждения? Может быть, окружающая местность — воздух, почва, растительность — излучает телепатические волны, к которым просто надо внимательно прислушиваться?

Вновь впереди блеснуло что-то странное. Нет сомнения — это реальный предмет. Скорее, фигура… Человеческая фигура!.. Определенно не чудище

Статуя!!

Они приблизились, обошли изваяние вокруг. Нет, это не оддлинг… Пропорции тела вполне человеческие. Изображен был мужчина. Воин… Он был обнажен, только на голове — искусно сделанный шлем, а на груди — крест-накрест, ремешки, нечто вроде портупеи. Они закреплялись на широком поясе, расположенном на талии и покрытом чем-то, похожим на рыбьи чешуйки. Материал, из которого была вырезана статуя, напоминал кость. Поверхность отполирована до блеска, чешуйки на поясе металлические, по всей видимости, из какого-то благородного металла, и покрыты золотистой, голубой, палевой — от светлой до самой темной — эмалью.

Кадия на мгновение замерла, завороженная предметом, который воин сжимал в вытянутых вперед руках.

Это была голова. Не оддлинга, не скритека… Человека! Несмотря на шишковатый череп и полное отсутствие волос — это была голова человека!

Принцесса столько всего навидалась за эти дни, что глупо было пугаться холодного неподвижного изображения, тем не менее мороз пробежал у нее по коже. Она отошла чуть в сторону, желая взглянуть на лицо воина, сжимавшего в вытянутых руках такой странный предмет. Неужели отрезанная голова даже в такой седой древности вызывала у людей те же чувства, которые испытывали лаборноки в тронном зале Цитадели во время расправы над пленными?

К ее удивлению, воин смотрел вдаль спокойно и безмятежно, словно в руках у него был бездушный кусок камня, некий указатель направления. Может, так и есть, и эта статуя — всего лишь дорожный знак или сигнал, предупреждающий об опасности. Вероятно, скульптура поставлена здесь в честь какой-то победы, однако чем больше принцесса вглядывалась в черты лица, тем яснее становилось ей, что это изображение является символом правосудия, примером кары за зло, которое не имеет срока давности.