— Прости, — извинилась Майкайла, — это я просто от неожиданности. Давай еще раз попробуем.

Она откинулась к стене, закрыла глаза и перестала обращать внимание на движения собственной руки. Когда раздался наконец голос Файолона, Майкайла уже почти спала.

— Майка, проснись!

Она заморгала, протерла глаза и взглянула на листок пергамента. На нем был запечатлен во всей красе господин Узун — точь-в-точь такой, каким показало его зеркало.

— Ну, как он тебе? — поинтересовался Файолон.

— Отлично. — Майкайла с трудом подавила зевок. — Я бы никогда не справилась с этим так здорово.

— Всегда рад помочь, Майка. А теперь убери этот листок в какое-нибудь надежное место и ложись спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — пробормотала в ответ Майкайла, почти уже засыпая. Она затолкала шарик обратно за вырез ночной рубашки, уложила пергамент в сундук с одеждой, легла в постель и тут же погрузилась в сон.

Глава 17

Семьдесят дней пролетели куда быстрее, чем ожидала Майкайла. Она все время была так занята, что не заметила даже, как прошел ее пятнадцатый день рождения. К тому времени мастер уже завершил работу над новым телом Узуна, а она выучила наизусть каждое из песнопений, предназначенных для повседневных религиозных служб на обоих языках, и почти все праздничные обряды тоже. Последние дней тридцать ее допускали к участию но всех без исключения дневных службах, включая и обряд, посвященный Второму часу тьмы. Все эти тридцать дней она была лишена возможности связаться с Файолоном, поскольку теперь ни на мгновение не оставалась одна, но, поразмыслив, Майкайла решила, что, в конце концов Файолон может увидеть ее с помощью зеркала. И вот наконец тело для Узуна готово, и Супруг Богини Мерет еще раз призвал Майкайлу в библиотеку храма.

— Ты усердно училась и служила Богине с подобающей преданностью, — сказал он. — Все мы тобою очень довольны.

Старшая Дочь Богини, сопровождавшая Майкайлу, кивнула в знак согласия.

— Благодарю вас, — почтительно произнесла Майкайла.

Жрец протянул ей свиток:

— Здесь разъясняется, как вдохнуть в новое тело жизнь и переместить в него дух, обиталищем которого оно призвано служить. Само тело уже упаковано. — Он указал на внушительный сверток, уложенный на скамью возле самой двери. — У тебя найдется способ перевезти его?

Майкайла сосредоточилась, исследуя силой мысли окрестности храма, и тут же определила, где находится ближайший из ламмергейеров.

— Да, отец мой, — ответила она.

— Готова ли ты отправиться в путь прямо сейчас?

— Да, отец мой. Благодарю вас за все, что вы для меня сделали. И вам также огромное спасибо, старшая сестра.

— Помни: тебе надлежит вернуться весною, — напомнила жрица.

— Не забуду, — заверила Майкайла, — я всегда держу слово.

— Очень хорошо, — заметил жрец, — именно этого мы и ожидаем от своих Дочерей.

Они прошли через основное здание храма и вступили в колонный зал. Майкайла тащила сверток с телом Узуна — совсем легкий, хотя нести его было довольно неудобно.

— Мерет святая! — ахнула старшая Дочь Богини, глядя на внушительных размеров птицу, рассевшуюся возле стоящих около самого выхода колонн. — Откуда это чудище?

— Ламмергейер? — переспросила Майкайла. — Это я его позвала. Он прибыл, чтобы отвезти меня домой.

— Что ж, ступай с миром и прими наши благословения, — произнес жрец, на секунду опустив ладонь ей на голову, — и не забывай, что отныне здесь тоже твой дом.

— Я помню, — сказала Майкайла. — В любом случае мне предстоит вернуться в храм через несколько месяцев, — она улыбнулась, — вряд ли вы успеете соскучиться.

Майкайла аккуратно уложила приготовленное для Узуна тело на спину птицы, а сама уселась позади. Она навалилась на сверток, удерживая его на месте, и покрепче сжала полученный от жреца свиток.

— Счастливо оставаться, — произнесла она.

— Счастливого пути, — ответили Супруг и Дочь Богини, — и возвращайся в назначенное время.

Не прошло и часа, как ламмергейер опустился на балкон башни. Майкайла поблагодарила птицу и втащила сверток в помещение. Ламмергейер снова взмыл в небо.

— Файолон! — позвала она. — Ты где?

Ответа не последовало, и Майкайла потащила сверток вниз по лестнице.

— Кто здесь? — отрывисто спросила арфа. Майкайла как раз втаскивала сверток в кабинет.

— Это я, Узун, — ответила она. — Я привезла тебе новое тело.

Она аккуратно положила сверток на пол, а свиток засунула на полку позади стоящих в ряд книг, чтобы он никуда не укатился.

— Слава Владыкам Воздуха, цела и невредима! — воскликнул Узун.

— А что могло со мной случиться? — спросила она. — Последние семьдесят дней я провела вместе с храмовыми девственницами, а самой тяжкой из всех моих обязанностей было пение.

Она потянулась, обратив внимание, что у нее изрядно замерзли ноги. Тут только она заметила, что на ней до сих пор легкие сандалии и костюм Дочери Богини.

— Извини пожалуйста, — проговорила Маикайла. — Надо было мне сначала принять горячую ванну и потеплее одеться. Сам знаешь, как холодно сидеть на спине ламмергейера.

— Конечно, принцесса, — сказал Узун. — Ступай, отогрейся как следует. Хорошо, что ты наконец вернулась.

— Просто замечательно, что ты уже здесь, — раздался из-за двери голос Файолона. — Но лучше спрячь подальше свое одеяние. Харамис уже отправилась в обратный путь.

— На ламмергейере? — с ужасом спросила Майкайла.

— Нет, на фрониале. Но, пожалуй, она здесь появится не позднее чем через час.

Майкайла торопливо выскользнула из комнаты. Где-то за спиной слышались голоса: Файолон принялся объяснять Узуну, отчего только сейчас заметил приближение Харамис. А для Майкайлы теперь важнее всего было поскорее одеться как подобает. Когда вернется Харамис, она не должна обнаружить ни намека на то, что Майкайла отлучалась из башни.

Никогда еще в жизни Майкайла не принимала ванну с такой поспешностью. Помывшись, она спрятала одежду из храма под матрацем и переоделась в одно из тех платьев, которыми снабдила ее Харамис. Платье стало заметно короче, чем прежде: Майкайла явно подросла за время пребывания в храме.

Вернувшись в кабинет, она застала Узуна и Файолона за тем же самым разговором — обсуждением столь скоропалительного возвращения Харамис.

— Да, — соглашался Файолон, — следовало бы мне получше за нею понаблюдать. Но ведь она уже шла на поправку, так что я перестал тревожиться. И к тому же обнаружил в этом зеркале особую систему записи музыкальных звуков, которой пользовались Исчезнувшие, — я ее нашел как раз две недели тому назад. Ты бы, Узун, при виде этой музыкальной нотации заинтересовался не меньше, чем я, а значит, конечно же, поймешь, почему я не уследил за госпожой.

— Я-то, по крайней мере, отлично тебя понимаю. — Майкайла попыталась сдержать усмешку, но из этого ничего не вышло.

— Мы потеряли ее из виду, — горестно проговорил Узун. — Ни в коем случае нельзя нам было столь беспечно относиться к ее здоровью.

— А разве с ней что-нибудь случилось? — спросила Майкайла.

— Так у нее был приступ, Майка! — с укоризной ответил Файолон.

— Прекрасно знаю, он случился еще до того, как я отсюда улетела, помнишь? Но если уж мои родители позволили ей отправиться в путь, значит, ей уже значительно лучше. Так что не вижу никаких причин для беспокойства, если, конечно, ты, Файолон, не увидел в зеркале, что ее погребли под собою снежная лавина, камнепад или что-то в этом роде.

— Нам следовало быть в курсе дела, — упрямо повторил Узун.

Но Майкайла уже перестала обращать внимание на его речи.

— Сколько там с ней народу, Файолон? — спросила она.

— Всего их трое. Сама Харамис путешествует в чем-то вроде гамака, подвешенного между двумя фрониалами, и сопровождают ее еще две женщины. Люди, — добавил он.

— Да, люди лучше переносят мороз, — машинально произнесла Майкайла. — Скажу Энье, чтобы подготовила комнаты.