Дочери Мерет отправились к длинной скамье перед камином и расселись по своим местам; Майкайла торопливо последовала за ними. Если кто-то и заметил ее пристальный удивленный взгляд, то, по крайней мере, не подал вида, однако девушка почувствовала себя как-то неловко и неуверенно — впервые с тех пор, как окончательно выучила все песнопения и ритуалы.

Жрец принялся распевать молитву — новую, никогда еще Майкайлой не слышанную.

— Воздайте хвалу Пику юга, — начал он речитативом.

— Поцелуйте землю пред нею, пред хемсут, — отозвалась Старшая Дочь Богини.

— Восхвалите Мерет, могущественную.

— Восхвалите Мерет, сокрытую.

— Восхвалите Мерет, величественную.

— Восхвалите Мерет, мать всея земли.

— Восхвалите Мерет, источник великой реки.

— Восхвалите Мерет, источник самого моря.

— Хвала Мерет в ее безграничности.

— Хвала Мерет в ее сокрытости.

— Хвала Мерет во мраке ее.

— Хвала Мерет в выборе ее.

Супруг и Старшая Дочь Богини вдвоем проходили вдоль сидящих в ряд девушек и некоторое время держали над головой каждой из них золотой головной убор. Дочери Богини продолжали сидеть тихо, спокойно и неподвижно. Краем глаза Майкайла следила за происходящим, пытаясь разобраться, в чем тут смысл: ничего существенного, кажется, не происходило. Но вот жрец и жрица подошли к ней, подняли золотого ламмергейера над головой Майкайлы, и тут он, кажется, сам собою выскользнул из их рук.

Расстояние между головным убором и головой девушки было, пожалуй, не больше, чем толщина одного-двух пальцев, но Майкайла почувствовала такой удар, будто эта груда золота упала с огромной высоты. Под тяжестью согнулась шея, а пальцы рук инстинктивно сцепились. На какое-то мгновение Майкайлу охватило странное чувство, что головной убор движется, как если бы птица, в форме которой он изготовлен, была жива и старалась поудобнее устроиться на голове — удобнее для самого убора. Что касается Майкайлы, то она подумала, что эту тяжелую штуковину никогда и ни за что не назвала бы удобной шапкой.

— Хвала Мерет в выборе ее! — Прочие Дочери Богини присоединились к Старшей и жрецу, повторяя песнопение. Одновременно они помогли Майкайле подняться на ноги и подвели ее к алтарю. Она стояла спокойно, не переставая гадать, чего же от нее хотят. Судя по всему ничего особенного ей делать и не требовалось, поскольку никто не выказал ни единого знака неодобрения, не намекнул, что она не справляется с обязанностями.

Наконец Дочери Богини стали строиться — в таком же порядке, как и всегда, когда наступало время отправляться в Святилище; Майкайла сообразила, что пришло время ритуала, посвященного Часу, когда солнце обнимает Священный Пик. Однако, прежде чем она двинулась, чтобы занять свое привычное место в процессии. Супруг и Старшая Дочь Богини вмешались и поставили Майкайлу между собою.

Прибыв в Святилище, Дочери Богини уселись на скамью, причем каждая из девушек немного сдвинулась с прежнего места, так что на том конце, где обычно сидела Старшая Дочь, образовалось два свободных места. Старшая Дочь и Супруг Богини, все еще державшие Майкайлу за руки, отвели новоизбранную Младшую Дочь на возвышение и представили всему собранию. Майкайла, на которую такое множество народа не смотрело ни разу с тех пор, как однажды на важном, государственного значения, обеде, дававшемся королем, она, будучи еще десяти лет от роду, со звоном уронила на пол нож, теперь почувствовала вдруг такую неловкость, что просто окаменела. «Не стоит так переживать, — твердо сказала она себе. — Супруг и Старшая Дочь Богини вовсе не желают, чтобы ты понаделала ошибок, и, разумеется, позаботятся об этом».

К счастью, никто, кажется, не ждал, чтобы она что-нибудь произнесла. Это оказалось очень кстати, потому что Майкайла вообще сомневалась, что сможет разговаривать, держа на голове такую тяжесть. Супруг и Старшая Дочь взяли все разговоры — точнее, песнопения — на себя. Они представили Майкайлу в качестве избранной, возлюбленной Младшей Дочери Богини. Затем Старшая Дочь повела Майкайлу обратно за занавес и указала на место рядом с собой. Следующая после Майкайлы девушка, которая была Младшей Дочерью в прошлом году, держала на коленях шкатулку, в которой хранился головной убор, надетый теперь на Майкайлу. Старшая Дочь наконец сняла его с головы девушки и уложила в шкатулку. Освобожденная от огромной тяжести на голове, Майкайла с трудом подавила вздох облегчения. Старшая Дочь Богини вновь возвратилась на помост, и с этого момента ритуал пошел обычным чередом.

Когда исполнение обряда закончилось и Дочери Богини вернулись в свое жилище и принялись за ужин, Майкайлу начали поздравлять с оказанной ей огромной милостью Богини. Во время ужина она сидела между Старшей Дочерью Мерет и той девушкой, что была Младшей Дочерью в предыдущий год; Майкайла поняла, что таков будет порядок во время их трапез и шествований по крайней мере до следующего года — тогда, если Младшей Дочерью Богини изберут другую, произойдут новые перемены.

Обряд, посвященный Второму часу тьмы, прошел так же, как и ежедневно, если не считать того, что Майкайла сидела теперь на новом месте. И все-таки, отправляясь спать, она почувствовала, что устала куда больше обычного — так сильно, что едва не уснула, не успев связаться с Красным Глазом.

Лишь с огромным трудом удавалось ей сопротивляться наваливающемуся сну, направляя все мысли к горе Ротоло.

— Красный Глаз!

— Майка! — Птица, как и всегда, ответила мгновенно. Майкайла начинала подозревать, что ее распорядок ламмергейер знал так же хорошо, как и она сама. — Надеюсь, очередной день прошел спокойно.

— Ну, в общем-то, не совсем, — мысленно ответила Майкайла. — На меня пал выбор.

— Стала Младшей Дочерью Богини на следующим год? — Вопрос прозвучал несколько взволнованно.

— Да, — ответила Майкайла, — а этот золотой головном убор наверняка весит не меньше, чем ты. Я так устала…

— Майка! — Мысль прозвучала громко и резко. — Там никто ничего не говорил о Юбилее?

— Нет, — сонно подумала Майкайла, — какой еще Юбилей?

— Ты абсолютно уверена? — настаивал Красным Глаз.

— Да, несомненно. Я такого слова вообще в жизни ни разу не слышала. — Это навело ее на другую мысль, поборовшую даже ненадолго сонливость. — Кстати, в ритуале прозвучало какое-то слово, которое мне совсем непонятно.

— И что это за слово? — настаивал Красный Глаз.

— Сейчас подумаю и постараюсь вспомнить. — Майкайла стала припоминать события дня. — «Поцелуйте землю пред нею, пред хемсут» — так сказала Старшая Дочь Богини. Что означает «хемсут»?

— Ах это, — с облегчением отозвался Красный Глаз, — об этом совершенно не стоит волноваться. Это просто-напросто особое слово для обозначения духа женского пола. Она ведь говорила о Богине, так?

— Да, — снова сквозь сон подумала Майкайла, — все это было одной строкой из длинного песнопения, посвященного восхвалениям Богини.

— Ну, значит, все в порядке. Можешь засыпать, Майка.

Для Майкайлы не было ничего проще, чем последовать этому совету.

На следующее утро после окончания ритуала, посвященного Первому часу, Старшая Дочь вновь надела золотой головной убор на Майкайлу и повела ее за собой в отдаленные помещения храма.

— Куда мы идем? — еле слышно проговорила Майкайла, от волнения забыв, что нельзя говорить ни слова до завтрака.

— Тебе надлежит быть представленной Богине, — прошептала в ответ Старшая Дочь, — и давай соблюдать молчание.

Майкайле пришлось закрыть рукою рот, чтобы заглушить удивленное восклицание, когда они наконец прибыли к месту назначения. Та часть Майкайлы, что проживала в храме Мерет, поняла, что перед нею святая святых — обитель самой Богини, куда разрешен доступ лишь жрецам самых высоких рангов; а та часть Майкайлы, которая когда-то изучала вместе с Файолоном башню Орогастуса, узнала в этой комнате то самое помещение, в котором несколько магов колдовали над статуей в «магическом зеркале» Исчезнувших.