— Для меня это тоже был не самый плохой день, — хохотнул Хирам, исчезая за дверью.

Патрик поправил подушки и, подтянувшись, сел. Ничего, сон подождет.

Но, пока в. дверь не постучали, он все же задремал, а когда открыл глаза, в комнату с озабоченным, даже тревожным выражением лица уже входил Алекс.

Превозмогая сон и накатывающую волнами дурноту, Патрик улыбнулся брату и поманил его к себе; тот подошел и остановился в нескольких шагах от кровати. Патрик взглянул ему прямо в глаза.

— Похоже, ты спас мне жизнь. Если бы вчера Марсали не добралась до Хирама, сегодня ты уже был бы наследником Бринэйра.

Он заметил, как на лице младшего брата вместо робости появляется гордость, как подергиваются уголки губ и улыбка, сначала неуверенная, расплывается до ушей.

— Да отца удар бы хватил, если б ему пришлось сделать меня наследником, — хмыкнул Алекс. — И не хочу я быть наследником. Принимать на себя отцовский гнев — нет уж, спасибо, у тебя это получается лучше. У меня твоей смелости нет.

Зато есть своя собственная, подумал Патрик, и ничуть не меньше, чем у любого другого. Хотя, скажи он это вслух, Алекс все равно не поверил бы. Пока.

— Хотел попросить тебя сделать для меня еще кое-что, — сказал он.

— Все, что угодно, — с горящими глазами откликнулся Алекс.

— Хирам о тебе очень высокого мнения. Он считает, ты уже вполне взрослый, чтобы помогать нам.

На гладком юном лбу прорезались первые морщины.

— А еще он считает, что ты умеешь хранить тайны. И я с ним согласен.

Алекс нахмурился еще сильней, но все же кивнул.

— Сядь, — велел Патрик, указывая здоровой рукой на табурет у окна.

Алекс кинулся за табуретом, а Патрик попытался собрать остатки сил. Их уже не хватало, чтобы скрыть боль и смертельную усталость, и он знал, что все это отражается на его лице с каждым вздохом. Брат, вернувшись с табуретом, подтвердил его опасения.

— Патрик, я лучше пойду. Тебе нужен покой. Разве мы не можем поговорить потом?

Патрик вяло мотнул головою, не отрывая ее от подушки.

— Нет, время дорого. Поговорим сейчас. Брат скептически глянул на него, но спорить не стал, присел на краешек.

— Ну, я слушаю.

Господи, как же приятно было осознать, что он действительно любит и верит Алексу, который был совсем еще несмышленышем, когда Патрик покинул родительский дом. Спасибо тебе, господи.

— Помнишь набег на арендаторов Ганна? — начал Патрик. — Так вот, это дело рук Синклера и его людей. А в скором времени они замышляют еще один.

Алекс подался вперед.

— Руфус работает на Синклера, — продолжал Патрик, — и доносит обо всем нам. Он… даст нам знать… когда будет набег. Я… должен узнать сразу же. — И запнулся, так закружилась голова.

— Патрик, давай я схожу за кем-нибудь. Тебе нужно…

— Нет. Это просто головокружение от потери крови, сейчас пройдет. — Он сделал глубокий вдох и заговорил снова:

— Мне нужно, чтобы кто-нибудь встретился с Руфусом, и я решил просить об этом тебя.

Алекс поспешно кивнул. Слишком поспешно.

— Это может оказаться опасным, — предупредил Патрик. — Я не хочу, чтобы ты полагался на случай.

— Я буду осторожен, как был бы ты сам, — пообещал тот.

Патрик слабо усмехнулся:

— Братишка, приглядись ко мне получше и поймешь, что с меня брать пример не стоит.

Алекс бегло взглянул на шрам на лице брата, на забинтованное плечо…

— Тогда скажу так: я буду осторожен, как обычно. Потому что, пока ты подставлял себя под вражеские мечи, — он выразительно изогнул бровь, — я совершенствовался в умении избегать отцовского гнева. И, вполне возможно, это мне теперь пригодится.

Патрик откинулся на подушки, пораженный рассудительностью младшего брата. В памяти на миг встало его серьезное детское личико, задумчивый взгляд, робкая, осторожная повадка. Он никогда не делал того, что любой другой мальчишка, более беззаботный и шустрый, предпринял бы не задумываясь. Как все-таки странно: тот ребенок вырос, стал совсем взрослым, и те самые черты характера, которые Патрик считал недостатком, пошли ему только на пользу.

Он все еще никак не мог свыкнуться с тем, что маленький мальчик, его брат, действительно вот-вот станет настоящим мужчиной.

— Значит, так: я должен встретиться с Руфусом и выяснить планы Синклера, — подытожил Алекс, блестя глазами.

— Да, — больше не сомневаясь, ответил Патрик. — Хирам объяснит тебе дорогу. Это у нашей северной границы, в часе пути от ущелья.

Алекс кивнул.

— Может, тебе придется прождать несколько дней, — предупредил Патрик.

— Ничего, по мне никто не заскучает, — неожиданно сухо отозвался Алекс.

— А я как же?

Алекс уставился на брата, потом, точно спохватившись, опустил взгляд. На его щеке задергался мускул, шея медленно багровела.

Как хотелось Патрику восполнить Алексу — и Элизабет, конечно, — все годы одиночества и отцовского равнодушия, которые им выпали, но разве это в его силах?

Нет, разумеется; он только и мог, когда Алекс снова поднял на него глаза, что улыбнуться и сказать:

— Береги себя.

— Ладно, — ответил младший. — Буду беречь себя, обещаю.

Он встал, чтобы идти, и Патрик невольно обратил внимание на то, как решительно сжаты его губы, как выпрямилась спина. Да, Алекс в свои семнадцать уже стал мужчиной.

Когда он ушел, Патрик все думал и думал о том, как незаметно повзрослел брат, и наконец заснул.

* * *

Прислонившись к стене, Руфус вслушивался в разговор Синклера с Горди и Фостером, англичанином.

— На сей раз мне нужно больше людей, — заявил Синклер. — Надо устроить такой набег, от которого Ганну не удастся отмахнуться.

— У нас не хватает пледов Сазерлендов, — заметил Горди.

— Будут тебе пледы через три дня. Женщины трудятся не покладая рук.

Горди нахмурился; Руфус видел, что вопрос так и вертится на кончике его языка. «Ну же, спроси», — мысленно подзадоривал он, ведь сам этого сделать не мог: на что новичку-наемнику интересоваться чем-то, кроме убийств и грабежей?

— Что-то я не видел ни прях, ни красильщиц, — в конце концов сказал Горди.

Синклер переглянулся с Фостером. По мрачной физиономии Фостера было понятно: он против того, чтобы Горди знал больше, чем нужно. Синклер, однако, пожал плечами: а что, мол, тут такого?

— Они в Крейтоне, — ответил он.

— Крейтон? — переспросил Руфус с видом невинного любопытства. Ай да Горди, ай, молодец. — Я о таком никогда не слышал. Это далеко отсюда?

— Не твое дело, — хмуро отрезал Синклер. Руфус изобразил недоумение.

— А как насчет того, чтобы быть здесь, когда я нужен вам? Это мое дело?

— А у тебя что, появились другие планы? — насторожился Синклер. — Я тебе плачу, чтобы ты оставался здесь, где ты можешь понадобиться в любую минуту.

— Все так, но я люблю поохотиться, чтобы скоротать время, — возразил Руфус, — да и кухня ваша не прогадает от моих стараний.

С этим, он знал, Синклер при всем желании поспорить не мог. Только на прошлой неделе он добыл двух оленей и каждого убил всего одной стрелой.

— Будь здесь через три дня, считая с сегодняшнего, на рассвете, — распорядился Синклер.

— Хорошо, — согласился Руфус, втайне досадуя, что больше ничего не удается вызнать. — А что я буду иметь с этого набега?

— Все, что захватишь, твое.

— А женщины?

Синклер пожал плечами, давая «добро» на насилие и грабеж.

Руфус стиснул зубы, сдерживая ярость. Бог свидетель, уж он-то повидал на своем веку достаточно скотства и, случалось, сам вел себя по-скотски, пока не встретился с Патриком, который заколол бы, как свинью, любого — пусть даже своего — за насилие над женщиной. Видимо, с течением лет он перенял взгляды Патрика.

— Кому мы можем верить? — спрашивал меж тем Синклер у Горди.

Горди задумался.

— У меня есть человек десять. Да еще у тебя человек двадцать. И, конечно, Фостер.

Руфус не мог не отметить, что его Горди не назвал; будучи главным помощником Эдварда, он почему-то невзлюбил Руфуса, едва тот появился у ворот Синклера. И то, что его позвали на эту встречу, Горди никакого удовольствия не доставило. Руфусу и самому ничуть не льстило, что Синклер явно к нему благоволил: подобная милость была ему поперек горла. Но, увы, для дела это необходимо.