«А вот это не факт, — подумал Стас, — мне теперь окончательно ясно, что монархия, по крайней мере, в том виде, как здесь, своё отжила и подняться ей не дадут, скорее всего, зря, что ли, у меня три курса истфака за плечами? Но как мне в этом убедить правоверного монархиста? Задачка, блин… Этот государь Император мне, говоря откровенно, доверия не внушает».

— Вот, что, Ваше Высокопревосходительство, — решительно сказал Стас. — Давайте-ка, я вам расскажу всё по порядку. А потом скажу — что, на мой взгляд, нужно делать. И тогда уже вы решите — стоит мне предлагать работу или, лучше, в «столыпинский галстук» меня засунуть.

— Зовите меня Пётр Аркадьевич, — коротко ответил премьер. — И не надо из меня чудовище делать. Я слушаю вас очень внимательно.

— Ну-с, чем порадуете?

— Вот, — Стас положил перед премьером бювар и потёр пальцами красные глаза.

— Садитесь, Станислав, — кивнул Столыпин, — я вижу, что вы не выспались, но не отпущу пока, простите великодушно. Возникшие вопросы лучше разрешать сразу.

— Да, конечно, — кивнул Стас, присаживаясь.

Спать хотелось смертельно. Настолько, что немело лицо и не слушались пальцы. Чтобы отвлечься, он незаметно, как ему казалось, стал рассматривать Столыпина. Он уже знал, что они с Курловым провели блестящую операцию по обезглавливанию масонских лож. Сейчас уже в прессе стоял такой визг, что закладывало уши.

Ещё бы! Чёрный реакционер Столыпин и жандарм Курлов подняли свои кровавые руки на цвет русского общества. Вот, интересно, врачи, инженеры, учителя — не цвет. А эти бездельники, истово ненавидящие собственную Родину, с потрохами готовые её сожрать — цвет. Чудны дела твои, Господи.

Премьер поморщился, задев раненой рукой край стола. И об этом Стас уже знал. При аресте прибывшей из Франции разведчицы масонов Архангельской-Авчинниковой некий отставной гвардии полковник Козлянинов, выхватив револьвер, успел два раза выстрелить прежде, чем его скрутили. Жандармский офицер, заслонивший собой премьера, был убит наповал, но вторая пуля попала Столыпину в руку.

«Хорошая примета, — подумал опер. — Если бы ты был не жилец, рукой бы не отделался».

Правда, такого «гнойника», который они вскрыли, не ожидали даже сами жандармы. Но, очень быстро сверху пришло высочайшее повеление — аресты прекратить! Ну, и за трое суток Столыпин с Курловым успели немало. Но всё хорошее кончается, закончилось и это. Выйдя от Императора, Курлов отдал приказ: хватит! Документируйте тех, кто уже есть. Поотсекали часть щупальцев, и на том спасибо. А до головы не добраться. Пока не добраться, поскольку она за границей. Тем не менее, российскому масонству был нанесён жестокий удар, от которого оно, будем надеяться, оправится не скоро.

Размышляя, Стас и сам не заметил, как «вырубился». Он очнулся, только когда услышал, как премьер нарочито громко откашливается.

— Да, слушаю вас, — хрипло сказал он, продирая глаза.

Удивительно, каких-то несколько минут сна, а он чувствовал себя совершенно бодрым.

— Сейчас чайку с лимоном выпьем и вы мне кое-что разъясните.

Дверь кабинета тихо открылась и девушка в белой наколке внесла поднос, накрытый салфеткой, и поставила его на стол. На «спасибо» премьера сделала книксен и так же тихо вышла.

— Прошу вас, — Столыпин снял салфетку.

Отхлебнув горячего янтарного чая, Стас почувствовал, что жизнь вернулась к нему окончательно.

— Итак, — пригубив из стакана, премьер ткнул палец в документ. — «Вольный стрелок» — это то, что я думаю?

— Да, — кивнул Стас. — Агент с односторонней связью и чрезвычайными полномочиями.

— С односторонней, это?

— Это значит, что я могу вам, в случае необходимости, позвонить, — продолжил опер. — А у вас связи со мной не будет.

— Мне это не нравится, но объясните.

— Охотно. Мы оба знаем конечную цель задания. Но обстановка уже изменилась. Вы живы, слава Богу, и жандармами, по-прежнему, командует Курлов, а не предатель Джунковский.

— Ну, этот господин в данный момент претендовать может, разве что, на должность старшего по камере, — зловеще оскалился Столыпин.

— Это радует, — скупо обронил Стас. — Но и, лишний раз, подтверждает, что колесо истории изменило ход и события уже не будут развиваться так, как это было в моём прошлом. Я ещё могу, при необходимости, внести нужные коррективы, а вы мне в этом, простите, не помощник.

— Ладно, — кивнул премьер. — Надо, так надо. Теперь по объявлениям в газете.

— По объявлениям, вы регулярно выставляете условленное объявление. Если его не будет, я звоню вам или связываюсь другим способом. Я делаю то же самое. Если мои объявления исчезли, значит, я мёртв или под контролем.

— Ясно, — кивнул Столыпин. — Скажите, а вы их не переоцениваете? Я революционеров имею в виду. Такие сложности.

— Вы их недооценили, — не слишком дипломатично буркнул Стас. — И они вас слопали с потрохами. Я уж лучше перестрахуюсь. Хочется, знаете, в новой России пожить по-человечески.

— Когда планируете начать?

— Да, прямо сейчас и планирую, — пожал плечами опер. — А чего кота за все подробности тянуть?

— Нет, уж, — решительно сказал премьер. — Сегодняшний вечер, пожалуйста, посвятите мне. Я дочерям обещал вас на ужин привезти. А оттуда вас сразу на конспиративную квартиру доставят. Договорились?

— Договорились, — кивнул Стас.

— Станислав, — окликнул его, у самых дверей, премьер. — Я хотел бы вам, на всякий случай, напомнить.

— Да, — повернулся к нему Стас.

— Моя дочь Наталья, после покушения в прошлом году.

— Я помню, — серьёзно ответил он. — Не беспокойтесь, меня трудно смутить такими вещами.

— Благодарю вас. Она ещё не оправилась, ну, вы понимаете.

Стас кивнул. После того, как ему пришлось собирать куски тел вокруг взорвавшегося автобуса, его, наверное, ничем уже пронять нельзя. И другого хватало. Он помнил, конечно, что у Натальи, средней дочери Столыпина, взрывом покалечило ноги. Ну, и что? Хотя, понятно, что он беспокоится. Отец же.

— Мы перед Вами в вечном долгу за спасение папеньки.

— Напоите меня кофе, — улыбнулся Стас. — И будем считать, что мы в расчёте.

Вот, бывает же такое. Ведь самая обыкновенная девушка — круглолицая, глазастая.

По большому счёту, и красивой-то не назовёшь. А вот, поди ж ты. Стас, едва глянул в эти серые глаза, сразу понял, что пропал. Никогда с ним такого ещё не было. Женился, развёлся, слава Богу, хоть детей не было, сейчас бы с ума по ним сходил. И женщин было — не сосчитать, самых разных. Он вдруг почувствовал, как кровь прилила к щекам. Этого ещё не хватало!

— Станислав, — воскликнула младшая, которую звали Елена. — Что вы так покраснели?

— Жарковато у вас.

Бросив взгляд на Наташу, он увидел, что она смущена не меньше его.

— Давайте-ка за стол, молодёжь, — спас положение Столыпин. — Гостя, как и соловья, одними баснями кормить не рекомендуется.

Однако, опер успел заметить, как они с Наташей, пряча улыбки, обменялись быстрыми взглядами.

«Ну-ну, — подумал Стас. — Хихикайте. Да что же такое, в самом-то деле? Неужто я влюбился? Уму непостижимо».

За обедом обстановка разрядилась. Столыпин очень смешно, в лицах, рассказывал разные случаи из своей жизни. Стас улыбался, девушки заливались смехом. Изредка, украдкой, как ему казалось, он поглядывал на Наташу.

— Станислав, ну, так же нельзя, — укоризненно сказала ехидная, как все младшие сёстры, Елена. — Вы на Наташу смотрите, как Казбич на Бэлу — вот, сейчас схватите и украдёте.

Наташа ощутимо порозовела.

— Ленка!

— Увы! — скорчил огорчённую мину Стас. — Мой Карагёз сегодня остался дома. Мы с вашим папенькой приехали на извозчике. А это, сами понимаете, не то.

— Да, — Елена огорчённо вздохнула, озорные глаза так и метали искры. — Нынешние кавалеры — не дикие горцы, романтика им чужда.

— Да, — в тон ей отозвался отец. — И домашние, и не горцы. Ленских всех перестреляли, остались одни Онегины. Простите великодушно, дочки, но кавалера вашего я забираю, — Столыпин-отец, поднявшись из-за стола, согнулся в шутовском полупоклоне.