Бывал он в такой ситуации. В «лихие девяностые» молодые задорные реформаторы, под отеческим присмотром Горбатого решили, чтобы два раза не ходить, рыночную экономику и правовое государство строить одновременно. Ну, это примерно, как в одном загоне в одно время стричь овец и переучивать волков на вегетарианцев. Ежу понятно, как зашибись было волкам. Про овец и говорить нечего — кто уцелел, на всю жизнь запомнил.

А менты, как беспризорные пастухи, мотылялись между теми и этими. А поскольку, ввиду рождающегося в муках правового общества, волков закон защищал так же, как и овец, можно было только погрозить пальцем волку, грызущему барана. У баранов, правда, тоже было право охотиться на волков, но как-то не задалось. Так, что, удивить Стаса причудами законодательства было непросто. Плавали — знаем.

Он и сам потом не мог вспомнить — что его насторожило. Какой-то внутренний напряг, что возникает у побывавшего в разных переделках опера. Но именно это чувство, что что-то не так, их и спасло. Стас схватил Мельникова за плечо, когда на подъезде к Нойхаузену, впереди послышались глухие взрывы не то мин, не то снарядов.

— Стой!

— Что? — не понял тот, но послушно вдавил педаль тормоза.

— Нас тут двое суток не было. По идее, тут уже всё заканчивалось. Но, раз палят до сих пор, что-то, похоже, пошло не по плану.

Сизов открыл дверцу и выскользнул на дорогу, держа в руке Браунинг (Парабеллум сгинул во чреве военно-санитарного поезда). Он успел пройти несколько шагов, когда впереди зажёгся фонарь, и властный голос крикнул:

— Halt! Wer da[60]?

Что-то такое он и предчувствовал, а потому выстрелил сразу и, рухнув на дорогу, откатился в сторону. Загрохотали выстрелы, засверкали вспышки. Аккуратно выцелив, Стас плавно потянул спуск. Похоже, попал. Пригнувшись, он стал смещаться к машине.

— Кто? — раздался из темноты голос Ивана Карловича, судя по всему, пристроившегося у колеса.

— Свои!

— Фу, чёрт! Я ведь тебя чуть не пристрелил. Давай в машину!

Иван Карлович подтолкнул его к открытой дверце, дал пару выстрелов в сторону противника и тоже запрыгнул в салон. Присевший у колеса по другую сторону Мельников мигом оказался за рулём. Завывая, Мерседес попятился назад, каким-то чудом развернулся на узкой дороге и рванул назад.

— У-ф! Едва не вляпались! Ещё бы немного и мы к ним тёпленькими в руки попали, — закуривая папиросу, хрипло констатировал Сергей.

— То-то бы радости было, — скривился Иван Карлович. — Три контрразведчика в одной машине, как по заказу.

Стас промолчал, его только потряхивало слегка изнутри от избытка вброшенного в кровь адреналина. Мандраж «после того, как» — давно знакомое состояние. Вздохнув, он сделал хороший глоток коньяка из протянутой Иваном фляжки и, вернув сосуд, владельцу, закурил.

Они не знали ещё, что германское командование, воспользовавшись тем, что англичане и французы, не проявляя особой прыти, перешли к затяжной позиционной войне, перебросили в район Кёнигсберга пару корпусов. Северо-Западный фронт, ещё недавно готовившийся к штурму столицы Восточной Пруссии, сам угодил в «котёл». Русский солдат в очередной раз платил собственной кровью за коварство союзников.

Глава 7. Превратности войны

Вот уже битый час они лежали в кустах, наблюдая за хутором. Всё складывалось более или менее удачно до той минуты, пока в Мерседесе не кончился бензин. Впрочем, как говорится, всё к лучшему в этом лучшем из миров. Потому что, не успели они скрыться в лесу, как возле их брошенного автомобиля затормозил грузовик с германскими солдатами. Офицер, выскочив из кабины, стал лающим голосом отдавать команды, указывая в лес. Кошке ясно — «прочесать и, при обнаружении, окружить и захватить!» Причём, как мрачно прокомментировал Вернер, захватить именно живыми.

— Ну, и чего ждём? — шёпотом зло поинтересовался Стас. — Рвём когти!

Знали товарищи это выражение или нет, но поняли правильно.

— Чёрт их принёс, — тяжело дыша, выругался Мельников, продираясь сквозь заросли орешника.

— Благодари Бога, что с ними собак нет, — выдохнул Сизов. — Они бы нам устроили «панихиду с танками».

— Спасибо! — зло выдохнул Сергей.

Иван топал рядом, не отвлекаясь на комментарии. Видимо, небеса сочли, что лимит пакостей для беглецов на сегодня исчерпан. Так или иначе, но от преследования они оторвались. А через пару часов бесцельного блуждания наткнулись на этот хутор.

— Куда бежим, в Москву или в Монголию, зараза, он не знал, а я тем более. — пробормотал Стас.

— Это ещё что? — между выдохами поинтересовался Вернер.

— Песня такая, — не вдаваясь в подробности, бросил Сизов.

Во дворе хутора стоял открытый автомобиль довольно старомодного вида, а возле него суетились двое немецких вояк. Вид у них был «отпускной» — на одном не было ничего, кроме форменных штанов, второй щеголял в длинных трусах и офицерском кителе. Занятия тоже не оставляли сомнения в том, что парни находятся на отдыхе. Тот, что в кителе, на их глазах поймал курицу, и унёс её куда-то на задний двор. Через некоторое время из дома вышла полная «муттер» и ласково потрепала по стриженной голове долговязого, который был в штанах. Впечатление такое, что один из них заехал домой на побывку. Война в разгаре, а у них отпуска. Аккуратисты, блин! Ordnung ist Ordnung.

— Ну, что, так и будем любоваться, как эти олухи отдыхают? — сердито поинтересовался Мельников.

— Собак видишь? — поинтересовался Стас. — Они отвязаны, если ты не заметил.

— Ну, и что? — пожал плечами Сергей. — Две собаки, делов-то. Два выстрела — и всё.

Опер вздохнул. Когда-то и он так думал, в наивности своей. Но один случай разубедил его в этом довольно жестоко. В тот день они просто проверяли адреса по сбежавшему из армии солдатику. Комитет солдатских матерей, не к ночи будь помянут, свирепствовал вовсю, и воины бежали пачками. И дело было совсем не в том, что их там действительно истязали. В большинстве своём ребята просто грамотно использовали ситуацию. А чего не бежать, когда можно?

Зачем вставать ни свет, ни заря, бежать, отплёвывая гражданский никотин, сидеть на занятиях, тупо слушая командира взвода и, вообще, «стойко переносить все тяготы и лишения.», если можно перемахнуть через забор и добежать до военной прокуратуры. Здесь главное — добежать. Если удалось, твои проблемы автоматически становятся проблемами твоих командиров. Никому мало не покажется. Всё проклянут — и прокуратуру, и комитет «солдатских» матерей, чьи дети, не зная строя, учатся в ВУЗах, и перестройку, в общем, много чего.

Дезертир, как ни странно, нигде не появился, ни в прокуратуре, ни в пресловутом комитете. И Стас со старшим опером Владимиром Ивановичем проверял один адрес за другим. Этот был пятым, последним в списке. Частный дом где-то в Одинцово. Открыв калитку, они почти носом к носу столкнулись с «бегунком». Тот, увидев двух плечистых мужиков, сориентировался мгновенно.

— Рогдай, фас!

Огромного роста пёс словно вырос из-под земли. Свирепо рыкнув, овчарка прыгнула на начальника. Приняв пасть на согнутую руку, тот выхватил пистолет. Вот, тогда Стас и узнал — как нелегко попасть в атакующую собаку. Старший опер опустошил магазин, прострелил себе большой палец, а пёс продолжал наседать. Надев наручники на дезертира, Сизов двумя выстрелами добил умирающую собаку.

— Тебя, козла, пристрелить бы, а не его, — с ненавистью бросил он солдату.

Собака — друг человека, а кто он собаке? Если, не задумываясь, послал на смерть верного друга. Просто так. Чем он сам рисковал? Его бы даже пинать никто не стал. Себе дороже, как говорится. Сизов вздохнул, отгоняя воспоминания.

— Не факт, знаешь ли.

— Что ты предлагаешь? — вмешался Иван.

— Ждём, — решил опер. — Не вечно же они так торчать будут. Тут один вариант — угонять эту машину. Только вот, как? Попрём напрямик, увязнем на псах, эти за оружие схватятся, оно нам надо? Хотя, погодите.