— У меня пока нет оснований для такого рода заявлений, — сухо ответил Корнилов.

Однако, от Стаса не ускользнуло, что на секунду генерал-легенда всё же задержался с ответом.

«Сердце льва, а ум барана»[75], - пришла на память чья-то убийственная характеристика, и сердце сжало тоскливое предчувствие.

«Просрут они Россию с эдаким-то чистоплюйством, — отрешённо подумал он. — Что ему, „чистуху“[76] от Керенского на стол положить? „Так, мол, и так, продал я Россию по рубль двадцать килограмм“».

— Господин генерал, — спокойно продолжил Потапов. — Нет у меня доказательств, чтобы в суд его сволочь. Да, и какие сейчас суды? Вы же разведчик, как и я, грешный, всё понимаете. Агентурные данные у меня есть. А главное, здравого-то смысла никто не отменял. «Приказ № 1» — это что, дурость, по-вашему?

Корнилов молчал, не спуская острого взгляда с гостей.

— Почему-то во всём остальном он совсем даже не глуп. Не находите?

Корнилов поднялся и несколько раз прошёлся туда-сюда по кабинету.

— Что вы предлагаете? — он остановился, заложив руки за спину.

— Пока ещё у вас есть верные части, можно что-то сделать. По прогнозам наших аналитиков, скоро не будет и их. Тогда начнётся, впрочем, вы и без моих аналитиков можете себе представить — во что всё это заигрывание с массами обернётся. Мы предлагаем принять меры, пока ещё не поздно.

— Мы — это кто? — быстро спросил Лавр Георгиевич.

Попрощавшись с генералом Потаповым, Стас медленно ехал по Невскому. Попадавшиеся, то и дело, группки солдат жгли его взглядами. Похоже, красный бант на лацкане куртки уже никого в заблуждение не вводил. Однако, остановить машину никто не пытался. По городу уже наводили порядок верные Корнилову части, возле Зимнего стояли пушки, «шалить» дезертирам как-то резко расхотелось.

— Ой, господин офицер, чтоб вы были здоровы!

Стас бросил ногу на педаль тормоза. На тротуаре, в длинном пальто, прижимая шляпу к груди, стоял его старый знакомец — портной Аарон Моисеевич из Вержболово.

— Здравствуйте, Аарон Моисеевич, — улыбнулся опер.

— Ой, простите, господин офицер! Может, вы немножко заняты, а я не ко времени! Вы ведь могли забыть старого еврея, что прятал вас в подвале, а я таки нет. И моя Рахиль за вас всегда вспоминает.

— Как можно, Аарон Моисеевич, — невольно улыбнулся опер, — Какими судьбами вас в Питер?

Старый портной, переминаясь с ноги на ногу, натянул шляпу на голову, потом снова снял. Видно было, что он здорово смущён.

— Я хотел немного посмотреть, где, может, спокойнее. Но, кажется мне, что здесь будет большой халоймес. А у меня сердце слабое, могу за это не пережить. А кто тогда станет Изины уроки на скрипочке оплачивать? И Рахиль мне этого совершенно не простит.

— Ну, какой с покойника спрос? — не удержался Стас. — Ведь на том свете, вам уже будет всё равно!

— Вы не знаете за мою Рахиль, — безнадёжно махнул рукой Аарон. — Она таки меня и там достанет! Но вы умный человек, чтоб вы были здоровы. Может, вы мне подскажете — скоро это всё закончится? А то, сдаётся старому еврею, что здесь весь гешефт — это бледный вид в ящике изобразить.

— Да вы присядьте, Аарон Моисеевич, — Сизов сделал приглашающий жест.

— Что вы! Нет, нет. Я вас конечно поздравляю с такой машиной, но бедному еврею она не в масть… Я вас и тут послушаю.

— Ну, как хотите, — пожал плечами Стас. — Так, что вы хотели узнать?

— Скажите за Бога ради, сколько ещё этот сумасшедший дом продолжаться будет? Я таки не против за всеобщее братство, но какой я брат господину Рябушинскому?

— Это надолго, — серьёзно сказал опер.

— Знаете, и мне так кажется, — уныло отозвался портной. — Я вам скажу сугубо между нами: государь Император наш оказался полным шлемазлом, что есть, то есть. Я, конечно, очень извиняюсь, но наследник престола — это же не только балерин тискать и особняки им дарить.

Ведь народ — как дитя, им же править надо, а не только жену любить, чтоб она была здорова. За такой большой погром, чует моё сердце, пострадают не одни только евреи, это ж любому ясно, у которого на голова плечах, а не тохес! Ой, вы меня простите! Может, вам это обидно?

— Чего тут обижаться? — вздохнул Стас. — Вы всё правильно сказали.

В доме, у которого он остановил машину, из-за наглухо задёрнутых портьерами окон, до них донёсся мерный бой часов.

— Ой, заболтался я с вами! — всплеснул руками Аарон Моисеевич. — Меня же совсем в другом месте ждут! Много здоровья вашей супруге с детками! И, повернувшись, засеменил по пустынной улице, придерживая рукой свою видавшую виды шляпу.

— Так, товарищи, расходимся, — Ленин поднялся из-за стола и потянулся, разминая уставшее от долгого сидения тело. — Коба, останься, поговорить надо.

Поднявшийся, было, со стула Сталин внимательно посмотрел на Ильича. Понятно, о чём разговор будет. Снова партийцы «прокатили» его «Апрельские тезисы». Правильно, кстати, сделали. Ленин, сидя в своей Женеве, от жизни полностью оторвался, вооружённое восстание ему подавай. Сейчас, как никогда, нужно врастать в новую власть, чтобы на Учредительном собрании дать бой кадетам и октябристам. Царя скинули, в состав Временного Правительства входят социалисты, когда такое было? Не время сейчас оружием махать.

Остальные, шумно отодвигая стулья и потирая уставшие от табачного дыма глаза, торопливо вышли из кабинета. Они спешили в столовую, где кипел самовар и был давно накрыт стол. Совещание затянулось, все изрядно проголодались. Проводив глазами скрывшуюся за дверью последнюю спину, Сосо поудобнее уселся на стул и взглянул на Ленина. А тот, как ни в чём не бывало, делал гимнастику, вращая корпус туда-сюда. Быстро нагнувшись несколько раз, Ильич удовлетворённо крякнул и, выпрямившись, встряхнул лацканы пиджака.

— Что, Коба, думаешь, оторвался я в Женеве от русских реалий? — Ленин остро, с прищуром, взглянул на ученика. — Не понимает Ильич, что нужно во власть врастать, места себе столбить в будущем правительстве?

Сталин молча смотрел на Ильича. Он знал, что у Ленина холодный, острый, аналитический ум. Удивило Сосо не это. Стало быть, Ильич тоже всё это понимает, тогда какого чёрта упирается, как бык в ворота, со своим вооружённым восстанием?

— Не понимаешь? — учитель смотрел на ученика пристально, с насмешкой.

— Не понимаю, Владимир Ильич, — честно признался Сталин.

— Вот! — энергично ткнулся в воздух выставленный указательный палец. — И они ни черта не понимают!

Ленин вскочил, пробежал до стены, вернулся и, упершись ладонями об стол, наклонился вперёд.

— Коба, скажи мне, кто царя скинул? Только не говори, что народ, в это пускай сам народ верит, мы с тобой люди взрослые.

— Ну, конечно, народ тоже поучаствовал, — лукаво усмехнулся Сталин. — По сути, его же окружения и скинуло. Включая сюда и его родственников.

— Вот! — Ильич опять энергично ткнул пальцем воздух. — И с чего вы, умники, решили, что они для вас эту революцию делали?

— Но, ведь, наши товарищи входят в Советы, — осторожно сказал Сосо. — Сейчас в правительстве на восемь буржуев шесть социалистов и двое беспартийных.

Он пожал плечами.

— По-моему, баланс вполне приемлемый.

— Вы как дети! — стукнув кулаком по столу, Ленин снова забегал по кабинету. — С чего вы взяли, что правительство что-то решает?! Нет, это уму непостижимо!

Упершись в стол, он перегнулся к Сталину, глядя прямо в глаза.

— Кто, скажи мне, пожалуйста, крутит этим Временным Правительством, как собака хвостом? Ну, скажи!

— Керенский, конечно, — хмыкнул Сосо. — Кто же ещё? Но, ведь он сейчас к эсерам примкнул.

— То, что он сказался эсером, ровным счётом ничего не меняет! — неожиданно спокойно сказал Ильич.

Он присел, наконец, и, положив на стол руки, сжатые в кулаки, и продолжал тем же спокойным тоном: