— Кто?

— Станислав, это я, Шота! Открывай скорее, совсем плохо дело, слушай!

Что там стряслось, мать их так?

— Минуту обожди, штаны надену.

Он быстро натянул брюки, сунул пистолет за пояс сзади, накинул сорочку и открыл двери.

— Станислав, понимаешь! — Шота ворвался, как ураган.

— Стоп! Что стряслось? Спокойно и по-порядку.

— Какой «спокойно», слушай! — возопил управляющий, но тут же справился с собой и доложил: — Жандармы из Архангельска приехали. Зачинщиков забастовки арестовывают.

Вот-те на! Стас замер с галстуком в руке.

— Погоди, какая забастовка? Вышли же на работу!

— Вот, и я им говорю — какая забастовка, слушай?! Люди работают, нет никакой забастовка! А они говорят — разберёмся! Рабочие шумят, пойдём скорее, сейчас там не забастовка, там революция будет!

«Вот так, — подумал опер. — Революционер против революции. Чудны дела твои, Господи».

Когда они подошли к баракам, там уже бушевал митинг. Поодаль, возле конторы, стоял строй солдат. Ружья они держали в положении «к ноге». А перед строем прохаживался жандармский поручик. Глянув в его холодные рыбьи глаза, Стас сразу почувствовал к нему неприязнь. Знал он этот тип служак. На родную мать ради лишней звёздочки донос напишет. Судя по ответному взгляду, поручик испытывал к нему те же чувства.

Он ещё раз поглядел на толпу, на солдат и в голове постепенно стало проясняться.

«Мать вашу! На Лене не вышло, так здесь месиво устроить хотят. Это тот французик постарался, не иначе. Или… или тот, кто меня австриякам „:слил“… Чёрт! Всё время меня на полшага опережают, не успеваю я до них добраться. Ну, ладно, сукины дети, я вам устрою раздачу слонов!»

Оглядевшись, он заметил стоящего неподалёку Алёху Фарта, стоящего отдельно в компании себе подобных. Они курили, равнодушно поглядывая на митингующих.

— Здорово, Лёха! Привет честной компании.

— Здорово, начальник, — отозвался тот, независимо дымя папироской.

— На два слова.

— Сейчас.

Он о чем-то пошушукался со своими и, подойдя, выжидающе уставился на Стаса.

— Короче, так, — деловито сказал опер. — Кто-то плеснул керосин со стороны. Вызвал солдат, работяг арестовали, сейчас они специально атмосферу нагнетают.

— А я тут при чём?

— Слушай дальше, не перебивай. В толпе есть провокаторы. Обязательно есть, это и к бабке не ходи. Кипешнут народ, кинут на штыки, не дай Бог. Тут твой резон тоже есть. Ты с Бароном в доле?

— Ну.

— Гну. Сейчас стрельба начнётся, будет тебе не доля, а пуля.

Урка задумался.

— А просто свалишь, будет дуля, — мгновенно просчитав ход его мысли, подытожил Стас.

— Ладно, чё хотел-то?

— Замешивайтесь в толпу, вычисляй провокаторов, тут не мне тебя учить, сам всё знаешь. Когда начнут народ будоражить, гасите их, как родных. Косите под чёрносотенцев — типа «за Веру, Царя и Отечество». Люди у тебя надёжные? В общем, если путём сделаешь, считай, я твой должник, понял?

— Чего тут неясного? — ухмыльнулся уркаган. — Лады, бывай здоров, начальник, помни, что сказал.

— Сказал — сделаю, — отрезал опер и, повернувшись, зашагал к солдатам.

Увидев приближающегося Стаса, офицер остановился и, заложив руки за спину, стоял, покачиваясь с пятки на носок.

— Здравствуйте, господин поручик. Позвольте представиться — титулярный советник Сизов, чиновник для особых поручений при министре внутренних дел. Вот мои документы. И, по совместительству, хозяин этого прииска. С кем имею честь?

— Поручик Глазов, адъютант Архангельского, Волынского жандармского управления.

Стас мимоходом отметил, что, увидев документ, поручик подобрался.

— И что? Я имею в виду — по какому поводу вы здесь находитесь?

— Простите, — несколько свысока поглядел на него Глазов. — Мною произведён арест зачинщиков бунта..

— Слушайте меня, поручик, — веско сказал Стас. — Вас подставили самым нахальным образом. И подставил, как я понимаю, ваш начальник.

Опер бил наугад. Где-то глубоко внутри подняло голову то чувство, которое большинство людей именуют интуицией, а менты — чуйкой. Судя по тому, как метнулся взгляд жандарма, сыщицкая чуйка не подвела его и на сей раз.

— Вы думаете, стрельбу устроите и повышение за это получите? Под суд пойдёте, голубчик! Трещенкова на Лене Бог уберёг, точнее, не сам, а руками господина Столыпина, а ваши дела плохи, поверьте моему слову.

— Я исполняю свой долг, — гордо вздёрнул он голову, словно его взнуздали.

— Это делает вам честь, — кивнул Стас. — Но и здравый смысл никто не отменял. Я вижу выход из создавшейся ситуации. Может быть, пройдём ко мне и переговорим? К тому же, в такой холод, стакан горячего чая с коньяком вам, определённо, не повредит.

Поручик замер в глубоком раздумье, словно петух, изучающий жемчужное зерно.

— Через три дня мне ехать с докладом к министру. Если вы поможете мне, то и у меня будет возможность хорошо отозваться о вас.

Стас врал самым нахальным образом. Но откуда это знать провинциальному жандарму? Этот довод для жандарма, как и следовало ожидать, перевесил все остальные.

— Охлопьев!

К ним подлетел средних лет унтер-офицер и взял под козырёк.

— Слушаю, ваше благородие.

— Солдатам вольно, можно греться, поста не покидать. Если что, немедленно посылай за мной.

— Есть!

И, унтер, повернувшись к солдатскому строю, продублировал команду.

Чай с коньяком плавно перетёк сначала в коньяк с чаем, а потом они сообща решили «не портить продукт». Стас, выбегая за угол очистить желудок, порадовался сделанным запасом. «Продукт» не пропал даром — накачавшись до полного изумления, жандарм всё-таки сболтнул — кто инициировал эту операцию. Правда, он тут же, осёкшись, подозрительно поглядел на Стаса, но тот, как ни в чём не бывало, продолжал резать колбасу. «Ушатался» поручик только под утро. Уложив его на свою кровать, опер стащил с него сапоги, и поставил на плиту чайник.

В голове шумело. Мелькнула мысль досмотреть карманы этого брандахлыста, но потом решил не рисковать. Китель поручик не снял, а обшаривать спящего всегда чревато. Некоторые очень чутко спят даже тогда, когда налакаются до полного изумления.

К обеду арестованных выпустили, жандарм с солдатами уехал. Решено было представить дело так, словно к приезду солдат забастовка ещё продолжалась. И бунт, благодаря умелым и грамотным действиям поручика Глазова, был предотвращён. В кармане поручик увёз «благодарность» в виде конверта с десятью тысячами рублей.

После, поразмыслив на трезвую голову, Стас понял, что здорово переплатил, но потом махнул рукой. Как говорится, если кость попала в зубы волку, не пытайся отобрать, пожелай, чтобы подавился.

Перед отъездом нужно было сделать ещё одно дело. Плюнув на больную голову, Стас отправился в контору. На сей раз, о, чудо, ему удалось увидеть Александра. На протяжении всех последних событий инженера на прииске не было. Как пояснили маркшейдер, тот самый вертлявый француз, он проводил разведку окрестностей. Видимо, ему никак не давали покоя слова Стаса. Тот как-то, по дурости, сболтнул при Александре, что кимберлитовых трубок в этом районе несколько.

«Хотя, почему по дурости? — подумал опер, глядя на заросшего чёрной щетиной инженера. — Найдёт ещё одну трубку, хорошо. А выволочку я ему сейчас, в любом случае, устрою».

— Александр, вы в курсе, что тут чуть до бунта не дошло?

— Да, мне рассказали, — потупился тот.

— Мне вам надо объяснять, что вы не только технический специалист? Что вы ещё и руководитель? За какой, простите, хрен я вам такие деньги плачу?

— Я вам очень благодарен, Станислав Юрьевич, что вы мне поверили, — искренним голосом отозвался Александр. — И папа тоже вам очень признателен.

— Вот, кстати, о папе, — оживился Стас. — Я всё хотел спросить, да забывал. Он чей агент, «Де Бирса»?

Инженер отшатнулся, словно опер сунул ему под нос живую гадюку.

— Станислав Юрьевич! — Саша прижал руки к груди.