— У меня тоже была очень дружная семья. Папа просто обожал маму, и наш дом был полон любви и смеха. Братьев у меня не имелось, зато подруга Валерия была мне как сестра. Мы выросли вместе и часто пропадали в гостях друг у друга. Когда мне исполнилось двадцать, родители попали в автомобильную аварию. В них врезался пьяный водитель. Он жив-здоров, а их не стало.

Я тяжело вздохнула и продолжила:

— Я осталась совершенно одна. Близких родственников у нас не было, а друзья родителей постепенно исчезли. Если бы не Лера, я б с ума сошла от одиночества и горя. Это она заставляла меня двигаться дальше и жить. Говорила, что у меня есть наша дружба, а со временем я влюблюсь и у меня появятся муж и дети. Я всегда хотела создать семью, как наша, только детей хотела много. Шло время, и я примирилась с потерей. Остались вещи родителей, альбомы с фотографиями, которые я любила пересматривать. Однажды у меня завязались отношения с одним молодым человеком. Он долго и красиво за мной ухаживал, и я влюбилась. Через год мы заговорили о свадьбе. Единственное, что отравляло мою радость, — он не нравился Лере. Они просто терпеть друг друга не могли и только ради меня сохраняли видимость вежливости при общении.

По работе он часто ездил в командировки. Как-то я решила сделать ему сюрприз. И в день, когда он должен был вернуться, приехала к нему, желая приготовить ужин при свечах. Только когда я зашла в квартиру — увидела, что он уже дома… в постели с другой женщиной. Он совершенно не чувствовал своей вины. Говорил, что у меня нет темперамента и я холодна как лед. Если бы не квартира моих родителей, то я бы была ему совершенно неинтересна.

Я порвала с ним. А на следующий день, когда вернулась с работы, увидела, что мой дом ограбили. Вынесли все, даже альбомы с семейными фотографиями. Мне было ясно, кто это мог сделать, но доказать так ничего и не смогли.

Я вздохнула, вспоминая то время, а потом закончила:

— Мне помогло то, что я съездила на могилу к родителям. Там я поняла, что вещи не важны. Главное, что я помню о них и их любовь осталась в моем сердце, а ее оттуда никто не украдет.

Мы с Владом сидели в молчании, обнявшись, а капли дождя стучали по стеклу. Было невероятное чувство близости.

— На улице дождь! — объявил Харольд, заходя в комнату. — Как вы это сделали?

Мы с князем переглянулись, а потом осознали, что действительно слышим шум дождя. Я вскочила и подбежала к окну.

— Но мы просто разговаривали! — растерянно воскликнула я.

Харольд хмыкнул.

— Пойдемте обедать, — позвал он нас и вышел.

Владислав усмехнулся.

— Если бы в тебе было хоть на каплю больше темперамента, то это бы меня убило, — прошептал он.

Потянулись неспешные дни. Мы много общались с Владиславом, совершали конные прогулки, разговаривали. Хитрюга Серый часто составлял нам компанию, когда мы играли или во время верховой езды по лесу. Я решила изучить замок и осматривала все комнаты. Мне подарили столько подарков на день рождения, что надо было придумать, куда все расставить. Однажды я забрела с Харольдом в оружейную. С интересом разглядывая оружие, я обратила внимание на щит с изображением волка. Проводя пальцем по рисунку, я спросила:

— А чей он?

— Это щит Влада, — ответил Харольд.

— «Она придет в год зверя князя», — процитировала я слова пророчества.

Харольд внимательно на меня посмотрел.

— Сейчас год Волка, — произнес он. — Мы не могли понять смысл этих слов в пророчестве, а все оказалось так просто.

Я уже в сопровождении князя возобновила свои выезды за товаром в лесные жилища грогов. По сути, мы везде появлялись вместе. В назначенный день встретились с Радомиром на поляне, передали товары, списки необходимых покупок и пожелали удачного пути.

Я ждала их возвращения из города, но того волнения, как в прошлый раз, уже не было.

Мы медленно, но неумолимо сближались с князем. Даже когда сидели в молчании над шахматной доской, я чувствовала его притяжение. Но он пообещал дать мне время и держал слово.

Я получила жуткое напоминание о том, кем был Владислав, забредя случайно к глубокой мусорной яме, в которой среди прочего увидела множество человеческих черепов и костей. Меня, задохнувшуюся от ужаса, нашел Харольд и схватил за руку, желая увести в дом, но я вырвалась и убежала в зимний сад. Стояла и смотрела на буйство зелени, пытаясь прогнать из памяти страшные картины. Неслышно ко мне подошел князь.

— Мне нечего сказать в свое оправдание, — глухо произнес он.

Я постаралась взять себя в руки.

— Я не имею права судить вас за то, что было. Мне важно, чтобы этого не происходило в будущем.

— Ты не судишь меня, но опять вместо «ты» говоришь «вы», — с горечью сказал Влад.

— Прости меня. — Я чувствовала правоту его слов. После увиденного мне действительно на мгновение захотелось отстраниться.

— Это я должен просить прощения. Долгие годы пытался доказать себе, что уже не являюсь человеком, а и есть то чудовище, каким меня все видели. Я изгонял из сердца и души все человеческое, меня уже не тянуло к обществу людей. Когда приехал посланник Ядвиги и сообщил, что мое общение с ней нежелательно, — для меня это был удар. А он еще стал насмехаться надо мной, говоря, что брат княгини, ставший грогом, — позор семьи и лучше мне тут тихо умереть. И это он говорил мне — своему князю, чьи приказы бросался мгновенно выполнять и чьи пятки лизал, когда гроги заключили с нами мир и прошли в леса стороной от поселений. Также посланник высокомерно сообщил, что сестра приняла решение прекратить поставку провизии в замок, грогу ни к чему хлеб, и никто не расстроится, если я сдохну от голода. Я не выдержал и, в ярости сказав, что он умрет первым, отправил его на кухню. Пробуя его на ужин, я в полной мере ощутил себя монстром, каким меня все и считали.

Влад развернулся и ушел, а я осталась стоять, оглушенная его словами.

Мне надо было принимать решение. Я узнала, каким князь был в прошлом, но и видела, каким он стал со мной. Этот не знающий жалости мужчина выхаживал меня, когда я металась в жару. Я видела отчаянное одиночество в его глазах, когда он просил меня остаться среди ночи. Влад ни к чему меня не принуждал и ничем не обидел. Готов был дать свободу, если бы я решила уйти из замка. Он организовал для меня праздник, пригласил друзей, скупил у поставщиков двора весь все кофе… Я могла проникать в его сердце и душу при поцелуях, когда ничего невозможно скрыть. Между нами была возможна такая степень близости, какой у меня никогда не было и уже не будет. Я чувствовала, что если не приму его целиком сейчас, то это разделит нас. Он хотел меня всю без остатка, но и я должна впустить его в свое сердце всего, со всеми его прошлыми грехами и недостатками.

Владислав уехал рано утром и вернулся только к ужину. Он был замкнут, и за столом повисла напряженная атмосфера. Вечером князь, как всегда, проводил меня до моей комнаты и хотел уйти, но я задержала его, попросив набрать мне ванну. Он замер на мгновение от неожиданности, но потом кивнул и стремительно удалился.

Я решительно сняла браслет Драгомира с руки и прошла в гардеробную, размышляя, во что переодеться после купания, чувствуя себя при этом как при прыжке в воду с вышки. На глаза попался темно-вишневый халат из шелка, и я остановила свой выбор на нем. Не взяв с собой ночной рубашки, покинула комнату.

Владислав стоял у окна и при моем появлении не оглянулся, лишь бросил через плечо:

— Все готово.

Я неспешно купалась, но мой пульс выдавал мое волнение. Выйдя из ванны и промокнув простыней влагу с тела, я расчесала волосы и надела на голое тело халат. Как и в моем сне, шелк холодил кожу. На мгновение замерев перед дверью, я решительно ее распахнула.

Князь уже стоял у камина и смотрел на огонь. При моем появлении он повернулся и замер, пожирая меня глазами. Тонкий шелк ясно давал понять, что под ним лишь обнаженное тело. «Все как в том сне, — подумала я. — Ну что ж, тогда я знаю, что мне делать». Плавной походкой двинулась к огромной кровати с балдахином, покрытой покрывалом из черного меха, на которой уже не единожды спала. Поднялась по ступенькам и встала у изголовья в ожидании князя. Это был молчаливый призыв, и Влад с осторожностью направился ко мне, боясь спугнуть. Как тигр, крадущийся на охоте, он плавно сокращал между нами расстояние, держа меня в плену своего горящего голодом взгляда.