1934
Спят партизаны
Ты рядом. Ты близко у кручи Нагорной,
И дом твой на площади старой соборной.
Давно ли тут ветры военные дули?
Давно ли тут жалобно прядали пули?
…И в долгие звоны у вышек соборных
Не стаи слетались вóронов черных.
Зеленым крылом задевая пролеты,
Тут каркали ночью и днем пулеметы…
…Здесь шли таращанцы дорогою
дальней.
Закрыты ворота. Задвинуты ставни.
Молчат переулки, ворочаясь глуше
Средь пышных сугробов и снежных
подушек.
А в небе, где выгнуты лунные скулы,
Меняются звездные караулы.
Им дорог покой этой ночи унылой,
И строже их стража над братской могилой,
Где старые клены стоят полукругом,
Где спят партизаны, обнявши друг друга,
Как будто умершие могут согреться…
Растут красноцветы из каждого сердца
И вьются под снегом, огнем полыхая.
Так жизнь партизан полыхала лихая,
Клубилась метелью, ветрами дышала…
Но спят партизаны…
Им вечности мало!
«Горит огонь Великих Пятилетий…»
Горит огонь Великих Пятилетий.
А Ветер Времени, бунтуя и гремя,
Червонным знаком будущее метит,
И катит волны нашего огня.
То наша кровь поет не умолкая,
Шумя по всем артериям земным.
Мы, даже в крематории сгорая,
Каким-то грозным пламенем горим.
И в громе труб придет наш день вчерашний,
Трудолюбив, спокоен и жесток,
Когда мы строили сторожевые башни
С бойницами на запад и восток.
В легендах лет мы будем незабвенны.
На трупах наших умерших бойцов
Мы воздвигали мраморные стены
Своих высоких, солнечных дворцов.
День ото дня наш путь был неустанней,
От наших ног — дороги горячи.
Наш гордый прах скрепил фундамент зданий,
И кровью набухали кирпичи.
И мир восстал по-новому над сушей,
И над водой, где крепкий парус крут, —
Такой зеленый, радостный, певучий! —
Он льется в наши умершие уши,
И мертвым нам он отдает салют.
В тени знамен, нахохленных, как птицы,
Лежит боец, смежив свои глаза,
В которых, может быть, еще дымится
И чуть заметно движется гроза.
Он спит. И времени текут потоки.
И в напряженной снится тишине,
Что ты, мой друг, читаешь эти строки,
Как лучший дар, как память обо мне.
1934
Евгений Абросимов
Широкие листья
Широкие листья дрожали над нами.
Город гудел в полусне.
Какими хорошими словами
Хотелось говорить мне!
Но перед этими чувствами глупыми,
От которых кружится голова,
Мне казались грубыми
Все
слова.
Ветер прошел по робким листам,
Солнце, наверное, шло к восходу.
Ты сказала:
— Пора по домам,
Завтра
рано вставать
на работу. —
Ты губы приблизила неумолимо,
А после,
когда шел домой,
Запах духов, едва уловимый,
Долго
летел за мной.
Мир, голубым сияньем залитый,
Так чудесен
и так велик…
Мне очень трудно
быть незанятым
Хотя бы
на один
миг.
Цех таким был праздничным, синим,
Станки стояли в солнечной краске.
Все люди были
как именинники, —
Влюбленные
и
ласковые.
Мне легким казалось любое задание,
Я смеялся, не знаю над чем.
Я чувствовал,
твое дыхание
На своем
плече.
Стихи о матери
Гору подниму и брошу морю на дно.
На снег подышу — зажурчат проталинки.
Но был я когда-то —
давно,
давно —
Очень и очень маленьким.
Обид было много, много слез,
Иногда было слишком весело…
Весь этот груз я маме нес,
Чтоб она оценила и взвесила.
А мама тогда молодой была,
Веселой была и все спешила,
И все мои сложные дела
Ей казались маленькими и смешными.
А теперь, когда прихожу домой
С работы, усталый и грубый,
Старая мама следит за мной,
И у нее чуть кривятся губы.
О своих делах говорить не люблю,
Да и она уж о них не спросит.
— Раздевайся,
я щей налью, —
Скажет,
как
камень
бросит.
Вечером с братом гулять уйду:
— Скоро приду! —
(Без ответа).
К вечеру готовит еду
И моет посуду
после обеда.
С соседкой,
ровесницей по годам,
Разговаривает
тихо и жарко.
«Женятся…
Разлетятся!..
А я куда?
Или
живи кухаркой?..»
Гору подниму и брошу морю на дно.
На снег подышу — зажурчат проталинки.
Но был я когда-то —
давно,
давно —
Очень и очень маленьким.
