1934
Жажда
На повороте худых дорог
Ветер поднялся,
и ясень продрог…
Стало заметно течение птах
По небу. Стало заметно,
Как по яругам в росе и цветах
Травы бегут за ветром.
Около сердца шатается дым —
Синяя горечь походов…
Около ног по суглинкам гнедым
Движутся длинные воды.
И по движению солнца в полях,
Через озера и горы
Я узнаю твой полет, земля, —
Нашу предельную скорость.
Солнце идет через всю страну,
Кровь погустела.
И вот я
Теплые руки свои протяну
К скатам и поворотам,
Тянет испить ото всех криниц,
Гудом гудет у станций,
Тянет — витыми путями птиц
С летчиком скитаться,
Видеть высокие облака,
И за геологом смуглым
В залежах известняка и песка
Бурый отыскивать уголь…
Что ж я стою?..
Перевозчик поет,
Жадно цветет повилика…
Вот я шагну, огибая жилье,
Движимый жаждой великой,
Глушь бездорожья и ярость потерь,
Легкие радуги мая,
Хитрости и откровенья путей, —
Все на себя принимая.
1934
Земля
В раннем ожиданье и тревоге
Эта предвесенняя земля —
Мартовские черные дороги,
Степи и худые тополя.
Я ее тревогой заболею…
Снова — в юность,
вновь — через яры
Потянусь к суровым горам глея,
К голосам шахтерской детворы.
Там, как в сказке, сильными руками
Достают огонь из глубины,
Терриконы синими дымками,
Как преданьями, окружены,
Там взлетают клети с долгим пеньем,
Словно из-за тысячи веков,
И проносят люди нетерпенье
Открывателей и смельчаков.
Там я стукну — и откроет двери
Женщина, похожая на мать,
Даст напиться, все, что ей доверю,
Будет с полуслова понимать,
Сапоги просушит и положит
Ласковую руку на плечо…
— Ну иди. Тебя земля тревожит,
Ждет она и дышит горячо.
И она тебя не успокоит,
Истомит и будет снова звать —
Все, что недостроено, — достроить,
Все, что недосказано, — сказать…
Лишь на миг застыну над разбегом
Влажных изворотливых путей,
Дальним ветром тянет, талым снегом,
Теплой гарью юности моей.
1937
Город
Квартал горел — там шел смертельный бой,
И дом наш бомбой вражеской расколот,
Но все же, — как нас тянет этот город,
Где мы впервые встретились с тобой!
Там почернели худенькие клены,
Что мы растили, помнишь, у пруда,
И заросли и опустели склоны, —
Но все же, — как мы тянемся туда!
Пусть он в обломках, темен и изранен,
У нас в сердцах он песнею живет,
Всегда такой, как той весенней ранью,
Очищенный от мелочных забот.
Он связан с нами сотнями примет,
Нагорным парком, улицей Артема,
Грозой врасплох, когда померкнет свет,
И небо сразу вздрагивает громом.
И, обрывая цвет на васильках,
Веселые, шальные ливни хлещут,
Когда деревья под дождем трепещут
Диковинными птицами в силках.
А после гроз от голоса грачей.
От брызгов солнца праздничны дороги,
Они с бугров бросаются под ноги —
Одна другой просторней и звучней.
Какую выбрать? Нет, не выбирай,
На каждой встретишь дружбу и участье…
Теперь стервятник рвет его на части —
Мой гордый край, мой непокорный край.
На тех дорогах падают друзья,
Кто с пулей в сердце, кто с петлей на горле…
Пришли враги, названья улиц стерли.
Но выжечь их из памяти нельзя!
Дыши одним законом — кровь за кровь,
Готовь расплату гордо и сурово,
Сквозь все заслоны гневная любовь
Нас приведет к разрушенному крову.
Сквозь все преграды мы туда придем
В землянках жить и строить новый дом,
Работать от рассвета до рассвета,
Растить другие клены над прудом
И славить город песней недопетой.
И встанет он в проспектах и дворцах,
Очищенным от горечи и дыма,
Зеленым, ясным, шумным, ощутимым,
Таким, как мы храним его в сердцах.
1941
Владимир Чугунов
Жажда
В тайге жара. Глубокий лог
Гнилой испариной дымится.
Идешь вперед — и нет дорог,
И нет ручья, чтобы напиться.
Все кажется — журчит ручей,
Раздвинув корень древней ели,
Иголки низовых ветвей,
Склонясь к ручью, оцепенели.
Над ним порхает мотылек,
Букашки ползают по илу.
Живой воды один глоток
Вливает в тело жизнь и силу.
Я так ищу любви твоей,
Как ищут ключ у корня ели,
Где иглы низовых ветвей,
Склонясь к ручью, оцепенели.
