— Так сколько воевали, — вздохнула Луиза. "А так — она, на мгновение, приостановилась, — я бы никогда не подумала, что за нашего сеньора замуж выйду. Хоть и давно это было — но все равно, мы де ла Марков всегда сеньорами своими считали".
— Вы же католики, — удивился Питер и тут же покраснел: "То есть семья ваша".
— Конечно, — Луиза стала чистить рыбу, — конечно, мы с Виллемом у протестантов венчались. Но знаете, — розовые губы улыбнулись, — у нас так все перемешалось — в одной семье и католики, и протестанты. У моего брата жена — тоже из гугенотов. А что де ла Марки — протестанты, так это еще со времен адмирала пошло, нам-то все равно, — сеньор он и есть сеньор. Карри сделаю, — она взяла плетеную корзинку с овощами, — такое, как в Гоа едят. Пробовали вы его?
— Нет, — осторожно сказал Питер. "А что, острое? В Китае тоже острые блюда подают, конечно…"
— Виллем мне рассказывал о Кантоне, — тонкая бровь поднялась вверх. "Гораздо, гораздо острее, кузен Питер. Вы готовы к такому? — она усмехнулась.
— Готов, — обреченно сказал мужчина, вытирая пот со лба.
Выйдя в парадную часть дома, он остановился перед портретами, что висели в красивой, убранной коврами передней. Высокий, широкоплечий, мужчина с бронзовыми волосами и седыми висками, стоял, положив руку на шпагу. "Виллем де ла Марк, Сурат, A.D. 1641, - прочитал Питер на медной табличке, что была врезана в роскошную раму.
— Это уже после того, как он с Барбадоса вернулся, — раздался сзади голос кузена. "За год до того, как…, - Виллем не закончил и помрачнел.
— Да уж договаривай, — ядовито сказал Питер. "За год до того, как один наш родственник вырезал семью другого нашего родственника. Ее брат, — он кивнул на портрет красивой, смуглой женщины, с чуть раскосыми глазами, окруженной детьми.
— Анита де ла Марк, — было написано на раме. Виллем вздохнул: "Я тебе так скажу — гражданская война, — похуже войны религиозной. Вот они — дядя был на стороне круглоголовых, племянник, граф Ноттингем — на стороне роялистов. Хорошо еще что она, — Виллем кивнул на портрет, — до этого не дожила, на Барбадосе умерла, родами.
— Анита же его вторая жена была, да? — Питер посмотрел на портрет, что висел справа. "Анна де ла Марк, — прочитал он. "1597–1618". Хорошенькая девушка в шелковом, пышном платье цвета старой бронзы лукаво улыбалась, держа на коленях младенца.
— Да, первая как раз в Сурате скончалась, — Виллем помолчал, — на сына ее собака бешеная напала, она его защищала, и вот — от укуса и умерла. Потом Анита сюда приехала, ей семнадцать лет было тогда. Повенчалась с моим прапрадедом, сына его вырастила, еще пятерых родила…, - Виллем улыбнулся: "Тоже, как Луиза моя — не побоялась. Когда любишь, Питер — то ничего не боишься".
— Да, — сказал Питер Кроу, все еще глядя на картины, — это ты прав. У нас, в Лондоне, после пожара, только его матери, — он указал на мужчину, — портрет и остался. Миссис де ла Марк, жена адмирала. Красавица, у меня в кабинете висит. Ее в мужском костюме написали. Ей к той поре уже седьмой десяток шел, а все равно — глаз не отвести.
— Они же в море погибли, оба? — спросил Виллем, когда они уже поднимались по широкой, дубовой лестнице в спальни. "Я помню, отец мне говорил".
— Да, — Питер приостановился, — они в Ольстер плыли, семью навестить. Был шторм, и корабль ко дну пошел. Надеюсь, — хмыкнул мужчина, — когда я буду возвращаться в Лондон, со мной такого не случится.
— Ванны готовы, господин, — поклонился слуга-индиец, что незаметно появился за их спинами.
— Не случится, — успокоил его Виллем. "Раз уж ты сюда добрался и почти три года тут плавал, без приключений, то и на обратном пути все будет спокойно. Обед в девять, как обычно, из-за этой жары, — он усмехнулся. "У нас тут всего два сезона — сухой и влажный. Ты, наверное, уже привык".
— Привык, — подтвердил Питер, заходя в свою спальню.
В умывальной он разделся и, сев в пахнущую какими-то благовониями, теплую воду — с наслаждением закрыл глаза. "Заеду по дороге за Констанцей, вернусь в Лондон и женюсь, — пробормотал Питер. "Хватит, хочу семью, детей хочу. Чтобы все было, как у людей. Как у Виллема".
— Так, — он раскрыл тетрадь, что лежала на резном табурете, — что это я сижу без дела? Шах Алам, он же Джалал эд-Дин Абул Музаффар Мухаммед Али Гаухар, — ничего, — Питер широко зевнул, — после китайских имен я теперь что угодно могу выговорить, — Великий Могол, император Индии. Сидит в своем Дели, под охраной штыков наемных войск, враждует с сикхами. Уступил нам право сбора налогов в Бенгалии, за что мы ежегодно выдаем ему два с половиной миллиона рупий, на развлечения. А получаем мы, сколько от Бенгалии? — Питер взял перо и погрыз его.
— Правильно, там двадцать миллионов жителей, — он отложил тетрадь. Закинув смуглые, сильные руки за голову, мужчина сладко потянулся. "Отличная сделка, — Питер все еще сидел с закрытыми глазами, — все-таки Аллахабадский договор — вершина карьеры моего отца. Я в Кантоне тоже зря времени не терял. И тут не потеряю, — он улыбнулся и, взглянув в распахнутое окно — полюбовался багровым, уже догорающим над Бомбеем закатом.
Питер восхищенно посмотрел на огромный, разделенный тремя воротами, сухой док: "Вот это да! Мистер Вадия, — обернулся он к парсу, — я такого даже в Портсмуте не видел, на военных верфях".
Смуглое лицо старшего мастера расплылось в улыбке. "Я очень рад, что вам нравится, мистер Кроу, — с достоинством сказал он. "Мы одновременно можем работать над тремя кораблями, ваша "Гордость Лондона", — Вадия указал на док, — первая в очереди".
— В каком она состоянии? — озабоченно спросил Питер, вдыхая запах свежего дерева и гари, доносившейся из кузниц. "У нас был не самый спокойный переход через Бенгальский залив".
— Потрепало вас изрядно, — парс покачал головой. "Но вы не волнуйтесь, мистер Кроу. Мы заменим некоторые части обшивки, канаты — используя кокосовое волокно, оно очень крепкое. До вашего возвращения из Дели будет все готово".
Мастер поклонился: "Мы в следующем году закладываем "Британию", самый большой корабль компании. Мистер да ла Марк мне говорил, что это благодаря вашей настойчивости нам передали этот заказ. Вы ведь даже не видели нашей работы".
— Ну отчего же? — Питер все любовался доком. "Я видел корабли, которые вы строили, мистер Вадия, у нас, в Лондоне. Так что я сразу понял — с какими мастерами здесь встречусь".
Вадия покраснел и Питер понял: "Он молодой еще совсем, чуть старше меня".
— Спасибо, — мужчина вздохнул. "Мой отец умер в прошлом году, жаль, что вы его не застали. У него золотые руки были. Мы же из Сурата сюда приехали, когда руководство компанией в Бомбей перевели. Там у нас тоже — верфи стояли, но, конечно, поменьше этих. Ну, — Вадия подал ему руку, — позвольте откланяться, работа не ждет".
Он ловко взобрался по трапу на "Гордость Лондона", и Питер услышал его спокойный голос, что-то объясняющий на маратхи.
— Он отлично говорит по-английски, — Питер смотрел на темную голову парса. "Интересно, откуда".
— На складах все готово, — Виллем положил ему руку на плечо, — пошли, проверим все по описи, и пусть начинают грузить. Мы же только подарки шаху везем, что ему понравится — то я потом в Дели и отправлю. Сначала в Агре остановимся, это по дороге, а там уже по реке поплывем.
— Слушай, — спросил Питер у кузена, когда они уже вышли во двор верфи, — а почему этот Вадия так хорошо английский знает? Он же парс. Отменный мастер, кстати, таких умельцев и в Лондоне — поискать еще.
Виллем подставил лицо утреннему солнцу. "Слушай легенду, — таинственным голосом начал мужчина. "Помнишь эту историю со Смоллами, теми что, в Дептфорде жили?"
