В каюте было накурено, пахло ромом. Черный Этьен, вычищая кинжалом, кровь из-под ногтей, велел: "Пей!"

— Мне нельзя, — хмуро ответил Иосиф, отодвигая бутылку. "Я ведь вам говорил уже, месье Этьен, я еврей".

— Не ври мне, — капитан "Молнии" ощупал языком гнилой зуб. "Я жил с девкой, вашей, тоже — с голландского барка ее снял, они семьей в колонии плыли. Так она мне рассказывала, что вам вина нельзя, а ром и кашасу — можно. Потом в бордель ее продал, в Ресифе, кажется, — он нахмурился: "Или в Веракрусе. Не помню, в общем. Так что пей, а то, — Этьен мелко рассмеялся, — я подумаю, что ты меня не уважаешь. А капитана, — он поднял грязный палец, — надо уважать, понял, доктор?"

— Понял, — Иосиф выпил сразу половину стакана и злобно подумал: "Пристрелить бы тебя прямо здесь, конечно, но нельзя, — Фэрфакс мне велел не рисковать".

— Это очень хорошо, — Этьен порезал солонину, — что ты моего старого друга, Генри Фэрфакса — вылечил. Я за ним, доктор, два десятка лет гоняюсь. Он же ссучился, — Этьен поморщился, — завязал, думал, — капитан стал шумно жевать, — что не найду я его. А я нашел, — он вытер губы. Посмотрев мутными глазами на Иосифа, пират усмехнулся: "Ты ему ступню отрезал, а я дальше буду его резать — по кусочкам, пока он мне не скажет, где клад".

Этьен перегнулся через заваленный объедками стол. Дыша на Иосифа перегаром, он оглянулся по сторонам: "Клад Энрикеса, понял? Два клада тут было — Ворона, да тот пропал давно. Остров, у Джеймстауна — вдоль и поперек изрыли, а не нашли. А еще — клад Энрикеса, он его для сына спрятал, того, что ему Черная Джо родила, — толстые, мокрые губы Этьена расплылись в ухмылке. Он добавил, разливая ром:

— Тоже Джо. Только наша — доска, ни кожи, ни рожи, а та, я слышал, красавица была. Энрикесу уже шестой десяток шел, а ей — едва двадцать исполнилось. Она у него помощником плавала, лихая баба, судя по всему. Слышал же ты про Черную Джо? — спросил Этьен. Иосиф, выпив, посмотрев в красные, осовевшие глаза капитана, кивнул: "Слышал".

В библиотеке горел камин. Джон разложил на коленях какие-то бумаги, и оглянулся на дверь: "Только детям об этом знать совершенно незачем, не для их ушей все эти истории. Пока что".

Джованни вздохнул. Налив себе вина, он хмуро сказал: "Я, в общем, о своем прапрадеде наслышан, спасибо. Да и ты тоже, думаю, — он повернулся к Иосифу.

Тот отпил виски, и, погрев в руках серебряный бокал, хмыкнул: "А как же. Только вот вряд ли его светлость герцог Экзетер нас сюда позвал для того, чтобы рассказывать о смерти семьи графа Ноттингема. Это мы и так помним".

Джон подпер подбородок кулаком и, посмотрел в огонь: "Когда король Чарльз казнил моего предка, из-за того дела Смоллов, леди Беллу отправили в ссылку, сюда, в Оксфордшир, с детьми. Впрочем, Вероника уже помолвлена к тому времени была, с графом Лестером. Тот оказался приличным человеком, и помолвку не разорвал, даже после их опалы".

— Было же две сестры, — нахмурился Джованни. "Близнецы. Вторую Джозефина звали, я помню".

Джон вздохнул и откинулся на спинку большого кресла. "Джо сбежала. В Плимут, а оттуда — на Карибы. Вот, рапорт от Уильяма де ла Марка, с Барбадоса, помечено 1632 годом, через год после казни старого герцога. "Капитан Энрикес основал собственное бандитское государство, на одном из островов у побережья Бразилии, и объявил себя его правителем. При нем есть и королева — некая авантюристка, называющая себя Черной Джо. Судя по донесениям, она англичанка, отлично говорит по-французски, и на других европейских языках, знает навигацию, и прекрасно владеет оружием. После того, как мы получим более полные сведения о местонахождении острова, предполагаю его атаковать, чтобы прекратить вылазки пиратов в этом районе Карибского моря".

В библиотеке повисло молчание. Иосиф, неуверенно, сказал: "Может, это и не она была…"

— Чует мое сердце, что она — кисло, заметил герцог: "Потом Энрикес поехал к Генри Моргану, советником. После этого следы их потерялись — и капитана, и этой Черной Джо".

— Вот еще, — он взглянул на Джованни, — о твоем прапрадеде. Леди Вероника Холланд вышла замуж за графа Лестера, родила ему сына, Джеймса, и все было хорошо. Потом началась гражданская война. Мистер ди Амальфи из владельца типографии, где печатались всякие сочинения пуритан, стал правой рукой Кромвеля.

— И? — Джованни поднял бровь.

— И граф Лестер погиб на поле боя, а сын Вероники, подросток, ему двенадцать лет, было — попал в плен, раненый, он с отцом вместе сражался…, - Джон помолчал. "Твой прапрадед делал предложение Веронике, давно, однако она ему отказала. Так вот, — он горько усмехнулся, — мистер Пьетро приехал к ней, сюда, в Оксфордшир, — поместье Лестера сожгли, леди Вероника тут обреталась. Он предложил ей, так сказать — помочь".

Джованни побледнел. Иосиф подумал: "Господи, ну вот только этого ему еще не хватало".

— В общем, — Джон вздохнул и стал собирать бумаги, — леди Вероника вышла за него замуж, а юному Джеймсу Лестеру — все равно отрубили голову. Вероника родила твоего прадеда, его тоже Джованни звали, ну а мистер ди Амальфи, как мы все знаем, погиб в битве при Марстон-Муре, его сыну тогда и года не было. Вот так.

Он встал. Убрав папку куда-то подальше, закрыв на ключ двери шкапа, Джон обернулся: "А вообще — все это быльем поросло, нечего и вспоминать больше".

Этьен сплюнул на пол каюты, и развалился в кресле:

— Как Энрикес умер, Черная Джо одна плавать стала, с сыном их. То ли Исаак его звали, то ли еще как-то. Конверсо они спасали, Энрикес тоже — этим занимался. В Картахене должны были какую-то бабу жечь, из евреев, с детьми. Черная Джо с Исааком собрали целый флот, и туда отправились. Да не повезло им — испанцы их расстреляли. Так что лежит она на дне гавани, и сын ее там же. А клад, — Этьен потянулся за второй бутылкой, — клад они забрать не успели. И эта сука Фэрфакс, — капитан стукнул кулаком по столу и рыгнул, — скажет мне, где он! Давай лечиться, — велел Этьен, выпив.

— Лежит, там, где ее дед, — вздохнул Иосиф, вытирая руки, доставая футляр с инструментами. Он набрал густой жидкости в шприц. Этьен жалобно выругался: "Вот же дрянь! Я ее спрашивал — чистая, мол? Она клялась, что да. И сифилис ты мне тоже вылечишь, — приказал он, застегиваясь.

— Вылечу, — холодно подумал Иосиф, наливая темной настойки в оловянный стаканчик. "У тебя, мерзавца, скоро нос провалится, хотя ты до этого не доживешь".

— Лауданум, — сказал он. Черный Этьен жадно выпил. Устраиваясь на койке, он зевнул:

— Завтра зубом моим займемся, а потом капитаном Фэрфаксом. Я теперь тебя никуда не отпущу. Мне надо, чтобы он жил, а то кто же ему ногу лечить будет? — Этьен расхохотался и захрапел.

Иосиф немного подождал. Обведя глазами загаженную каюту, тихо поднявшись, он забрал со стола связку ключей. Сунув в карман холщовой куртки инструменты, Иосиф неслышно открыл дверь. Пригнувшись, мужчина шагнул в низкий, темный коридор.

Она стояла у трапа, с фонарем в руках.

— Все готово, — не глядя на него, едва слышно сказала девушка.

— Иди на палубу, я сейчас, — ответил Иосиф, исчезая в черной глубине проема, что вел в грузовой трюм. Джо закусила губу, и, что-то пробормотав, — стала подниматься наверх.

Иосиф встал на колени рядом с Фэрфаксом, и отдал ему ключи: "Капитан, пожалуйста, довезите ее до Плимута. Там мало того, что ее брат искать отправился, да еще и отец за ними поехал".

Фэрфакс потянулся. Разомкнув кандалы на ноге, он потер руками лицо. "Довезу, конечно, — буркнул он. "Что там Этьен — спит?"

Иосиф кивнул, и, осмотрел протез: "Отлично получилось, даже не верится, что я операцию не в кабинете делал, а в трюме, во время качки. Зажило отменно". Фэрфакс пошарил в соломе. Найдя костыль, капитан отмахнулся: "Пока и сам могу, дорогой мой. Вахтенный где?"