Он осторожно поднял ребенка и услышал жалобный голос: "Мама!"

— Не надо, милый, — Питер покачал сына. "Мама болеет, но обязательно поправится. Пойдем, посидим вместе. Как раз вечер, жара спала".

Питер устроился у дерева. Положив мальчика себе на колени, гладя его по голове, он стал тихо напевать колыбельную.

— Мама, — смуглое личико Майкла исказилось. Он, прижавшись к отцу, горько заплакал. "Не надо, не надо, мой хороший, — уверенно сказал ему Питер, — сейчас маму полечат, и она оправится, обязательно".

Старик посмотрел на них. Вздохнув, опустив шкуру, что закрывала вход в хижину, он наклонился над очагом. Отвар чуть побулькивал в глиняном горшке. На шее женщины поблескивал золотой медальон, глаза были закрыты, грудь едва заметно поднималась — она дышала.

— Как быстро, — подумал старик, рассыпая по плоскому камню серый порошок. "В землях, что на закате, человек может болеть несколько лет, я видел. А у нас — быстро. Может, так и лучше, зачем нужно годами мучиться? Она уже не встанет, конечно, но вот это поможет, — он посмотрел на порошок, — хотя бы очнется ненадолго, чтобы попрощаться".

Он снял отвар с огня. Взяв деревянную ложку, разомкнув губы женщины, он влил ей в рот темную жидкость. Чиркнув кресалом, старик зажег порошок — белое пламя взметнулось вверх, — и быстро вышел из хижины.

Мужчина поднял на него синие, как небо глаза и спросил что-то, на незнакомом языке. Старик присел рядом и показал пальцами.

— Очнется, — обрадовался Питер. Он завел себе руку за шею. Старик, вздохнув, указал на вершины деревьев и стал подражать жужжанию насекомых.

— Комар, — Питер нахмурился. "Или муха. Как тут уследить, их же много. Надо ставить палатку на берегах рек, так безопаснее. Кисею бы найти, как в Индии, но, да где, же ее взять".

Майкл проснулся. Рассмотрев старика, — у него были короткие, почти седые волосы, мальчик весело сказал: "Дедушка!"

Африканец улыбнулся. Оглянувшись, собрав несколько камушков, он поманил к себе мальчика. Они играли во что-то, Майкл смеялся. Питер, поднявшись, пошел к обрыву. Хижина стояла на холме, над широкой, с зеленоватой водой, рекой, внизу гремел водопад. Питер вдруг подумал, ощущая на своем лице капельки холодного тумана: "Хорошо тут".

Он оглянулся — старик махал ему рукой от входа в хижину. Внутри пахло, — Питер принюхался, — серой и еще чем-то, металлическим. Марья лежала, открыв глаза. Он, обрадовано опустившись на колени, поцеловал ее в лоб: "Вот видишь, тебе лучше. Все хорошо, все хорошо, милая".

Нежные пальцы потрогали медальон. Она тихо, разомкнув сухие губы, попросила: "Маленькому отдай, Питер. Икону…, возьми. И расскажи ему…обо всех…, пожалуйста…, Так жалко…любимый…"

— Мама! — крикнул из-за его спины Майкл. "Мамочка!"

Ребенок прижался головой к ее груди. Марья чуть заметно улыбнулась: "Все, все, милый, не плачь, я тут". Питер, обняв их двоих, зло сказал: "Не позволю! Слышишь, никогда, никогда, не позволю!"

— Полежи, — едва слышно попросила женщина. "Еще…не время…". Питер устроился рядом, почувствовав ее тепло. Марья, облегченно закрыла глаза: "А вот теперь я пойду к ней, она меня ждет. Нечего бояться, с ними все будет хорошо. Та женщина придет, и присмотрит за ними, обязательно. И Федя меня ждет, и Салават, — я сейчас их увижу".

Питер лежал, обнимая жену, гладя по голове неслышно всхлипывающего сына — пока не заметил, что она уже не дышит.

— Мама! — недоуменно сказал Майкл, подняв каштановую голову. "Папа! — из глаз ребенка брызнули слезы. Питер, взяв его на руки, садясь, прижал к себе: "Ты ничего не бойся, сыночек. Я с тобой, и так будет всегда".

Ребенок плакал. Он все сидел, глядя на закат где-то над дальними горами, слыша бесконечный, безостановочный грохот водопада.

Он стоял, держа за ладошку Майкла, глядя на деревянный крест. "Мавзолей, — вспомнил Питер. "Да, — он оглянулся, — тут красиво, Марии тут хорошо будет лежать. Прямо у водопада, и старик обещал заботиться о могиле. Только ведь она одна тут, совсем одна, — Питер сглотнул и велел себе не плакать.

Майкл, молча, рассматривал могилу. Питер, вздохнув, прочел: "Мария Кроу. 1757–1777".

— Мамочка, — сказал ребенок — тихо, горестно.

— Нет у нас больше мамочки, — вздохнул Питер. Подняв сына на руки, он пошел к лошадям. "Спасибо, — сказал Питер старику, что стоял, опираясь на палку. Темные глаза блеснули. Старик, внезапно, подняв руку, погладил его по голове.

— Я справлюсь, — Питер отдал ему Майкла и сел в седло. "Надо справиться, — добавил он про себя. Он усадил Майкла впереди. Тронув лошадь, ведя в поводу другую, он медленно поехал на юг. Старик все махал им рукой — пока Питер, оглянувшись, уже не увидел ни хижины, ни креста на холме.

Ночью он лежал в палатке, тихо плача, кусая губы, прижимая к щеке икону, и вдруг услышал сонный голос сына. "Папочка, — Майкл подобрался поближе, — папа. Не плачь, — попросил ребенок, стирая слезы с лица Питера. "Не плачь, папа".

— Не буду, — он вздохнул, и нащупал золотой медальон на шее мальчика. "Иди сюда, милый, давай я тебе мамину песенку спою, о котике".

Он помнил эти русские слова. Майкл, слушая, рассмеялся: "Не так говоришь".

— Буду лучше, — пообещал Питер. Они заснули, — ребенок все держал его за руку, не отпуская, до самого утра.

Рыженькая девочка поерзала на стуле. Окунув перо в чернильницу, она приготовилась писать.

— Меня зовут Констанца, — стала размеренно диктовать миссис Франклин, одновременно пощелкивая железными спицами. "Мне четыре года…"

— Будет, — заметила Констанца, подперев щеку языком. "Я напишу: "Мне будет четыре года". А что вы вяжете, миссис Франклин?"

— Для солдат, — та улыбнулась. "Доктор Абрахамс завтра везет в Саратогу медикаменты для армейских врачей, я хочу с ним шарфы передать, зима скоро".

Констанца, на мгновение оторвалась от прописей, и взглянула на маленький сад за окном. Алые листья клена лежали на дорожке, кусты роз были аккуратно пострижены. В ярко-синем небе над Бикон-хиллом кружились чайки.

— Дядя Хаим говорил, — вспомнила Констанца, — что его отец посадил этот клен, когда он родился. Девочка потянулась за песком: "Надо придумать бумагу, которой можно промокать чернила. Так гораздо удобнее".

— Вот вырастешь, — миссис Франклин наклонилась над столом и одобрительно сказала: "Молодец!", — и придумаешь. Давай читать.

Констанца слезла со стула. Направившись к шкапу с книгами, она предупредила: "Библию не буду, там сказки".

Акушерка закатила серые глаза и рассмеялась: "Газету мне почитай".

Констанца развернула "Бостонскую газету" и бойко начала: "В битве при Железном Холме наши войска разгромили британские силы под командованием генерала Корнуоллиса. Как сообщает бригадный генерал Уильям Максвелл, капитан пехоты Дэниел Вулф, развернув американский флаг, первым повел в атаку массачусетский батальон, и занял стратегически важную позицию, которая позволила силам генерала Максвелла взять мост через реку Кристина".

— Ранили его, — сказала Констанца, подняв серьезные, темные глаза и покраснела. "Дядю Дэниела".

— Легко, — улыбнулась миссис Франклин. "Он и в строю уже, там, в Саратоге, вместе с Хаимом. Говорят, там решающее сражение этого года будет, с войсками генерала Бергойна".

— Филадельфию все равно британцы заняли, — Констанца сложила газету и поджала губы. "Теперь тете Эстер и дяде Хаиму не пожениться. Тут же нет синагоги, в Бостоне".

— И в Ньюпорте британцы, и в Нью-Йорке, — вздохнула миссис Франклин. "Разве что раввин сюда приедет, в Бостон. Эстер говорила — можно так".