— Это тополя цветут внизу в долинах. Иногда здесь пушинок плавает такое множество, что они мешают разглядеть дичь.

Друзья добрались наконец до небольшой каменной площадки. Они приставили ружья к скале и присели отдохнуть. Кругом высились дикие кручи, кое-где поросшие мхом и мелколесьем. Далеко внизу, в долинах, виднелись тополя, и пушинки белыми облаками подымались к небу. В глубокой низине клокотал Кодор, глухо доносился сюда шум его бурных вод.

Манча вытянулся на спине.

— Ты не очень вытягивайся, — с напускной озабоченностью предупредил Шоудыд. — Не удержишься и сорвешься в пропасть. Далеко ли до беды?

А сам подумал: «Тогда б дело обошлось значительно проще».

— Пустяки! — беспечно ответил Манча. — Помню, на совершенно отвесной и голой скале Эрцаху я загнал серну и взял живьем. Если я там не сорвался, то уж тут наверняка не сорвусь. Здесь по сравнению с Эрцаху — ровное поле.

Он засмеялся.

— «Несчастье может оказаться и в ахампале»[75], — привел Шоудыд абхазскую пословицу.

— Здесь не случится несчастья, — спокойно ответил Манча.

Но несчастье все же случилось.

Глубокой ночью Шоудыд сообщил жене Манчи Шазине страшную весть о гибели мужа. На ее горестные крики и причитания собралось все село.

Возле Шазины сидел Шоудыд и скорбно рассказывал людям:

— Он погнался за серной в горах. И не успел я подойти, как он сорвался со скалы и полетел в пропасть.

Люди отправились в горы, обыскали все кругом, но не нашли тела Манчи. Все решили, что он упал в узкую щель меж утесами в непроходимую пропасть.

Целый год горевала Шазина по мужу. Целый год ходил к ней Шоудыд. Как он был предан памяти друга! Как он был добр, как щедр, как умел одарить несчастную вдову, сколько проявлял внимания и чуткости!

Шоудыд сумел понравиться ей. Исподволь, обдуманно готовил он почву, — и настал день, когда Шоудыд признался Шазине в любви и предложил выйти за него замуж.

Не сразу согласилась Шазина. Верная памяти мужа, долго колебалась она. Но, уступив уговорам родных и друзей, в конце концов дала согласие. Через месяц Шоудыд ввел в свой дом столько лет любимую женщину.

Безмерно ласковым и внимательным мужем был Шоудыд, и Шазина привязалась к нему.

Так прошел год.

Как-то Шоудыд заснул на веранде. Рядом сидела Шазина и берегла его сон. Шоудыд спал неспокойно, что-то бормотал и вдруг проснулся.

В воздухе носилось множество белых пушинок от цветущих неподалеку тополей.

— Сколько пушинок! — тревожно произнес Шоудыд, глядя ввысь.

— Да, — отозвалась Шазина, подняв глаза к небу.

— Сегодня почему-то их особенно много, — повторил так же тревожно Шоудыд.

— Да, много, — сказала, улыбнувшись ему, Шазина. — Ты даже говорил об этом во сне. Я прислушалась, но ничего не могла разобрать, кроме слова «пушинка». Ты повторил его несколько раз. Ты видел пушинки и во сне?

Женщина погладила его красивый открытый лоб, словно желая прогнать видение. Шоудыд притянул ее к себе и поцеловал…

— Да, — сказал он. — Я видел во сне пушинку.

— Пушинку? Только одну?

— Только одну, — ответил он и закрыл глаза. — Большую и очень страшную.

— Чем же страшную? — удивилась Шазина, нежно гладя его лицо.

— Не спрашивай, дорогая.

— Почему же?

— Нельзя. Этот сон, вернее, пушинка натолкнула меня на неприятное воспоминание.

— Тогда ты непременно должен рассказать мне все, — настаивала Шазина.

— Но ты не разлюбишь меня?

— Я могу разлюбить тебя только за настоящее. За прошлое — нет.

— Но поймешь ли? Простишь?

— Прощу. Ведь все это было раньше? До того, как я стала твоей?

— Ну конечно же, раньше. К тому же я это сделал, — Шоудыд понизил голос, — только из-за любви к тебе.

— Тем более!.. Расскажи!

Шоудыд закрыл глаза.

— Я полюбил тебя давно, — тихо заговорил он. — Помнишь, Шазина, как часто я бывал у вас? Я сходил с ума от страсти к тебе, я ревновал и страдал, видя, как Манча ласкает тебя и ты отвечаешь ему… И пришла пора, когда я понял, что не могу жить без тебя, что, если ты не станешь моей, я сойду с ума. И тогда я понял всю глубину народной поговорки: «Не узнает счастья один, если не умрет другой». И я решил…

Он умолк, страшась своих слов.

— Ты решил? Что? — услышал он Шазину. — Что же дальше?

Долго молчал Шоудыд.

— В ту ночь я сказал неправду, — с трудом выговорил он. — Манча погиб не случайно. Мы действительно поднялись на скалу Багада и, устав, сели отдохнуть на ровной площадке. Манча вытянулся на спине. Я воспользовался…

Шазина вздрогнула. Она убрала свои руки, обнимавшие мужа, и схватилась за голову.

— А над скалой, помню, как сейчас, — продолжал Шоудыд, — летели пушинки… Над скалой и над нами… «Зачем ты убил меня? — спрашивал он, умирая. — Что я сделал тебе плохого?» — говорил он и смотрел мне в глаза. Я не выдержал его взгляда и отвернулся. «Понимаю, — сказал он, — я догадывался… Значит, я не ошибся… Ты любишь Шазину… Я знал, я это видел… по твоим глазам… когда ты приходил к нам и смотрел на Шазину… Теперь ты убил меня… Ты думаешь, никто никогда не узнает? Нет, пушинки, вот эти пушинки расскажут все обо мне! Преступление, а особенно подлое, никогда не скроешь… И в поговорке сказано: „Если не выдадут люди — выдадут листья“. Я умру, но увидишь, — тут последние судороги прошли по его телу, — пушинка выдаст тебя…» Он умер. Я столкнул его в пропасть.

Шоудыд выпрямился и глотнул воздух, точно задыхался. Потом сказал:

— А сейчас мне привиделся сон. Будто мы сидим с тобой в тени большого тополя… И вокруг пушинки… Мы с тобою смотрим и любуемся ими… Вдруг одна пушинка стала расти, подлетела к нам, и из нее выглянуло лицо Манчи. В его больших сверлящих глазах я прочел: «Зачем ты убил меня? Если не люди, то пушинка, пушинка выдаст тебя…» А потом пушинка улетела, стала маленькой, смешалась с другими. Я смотрел ей вслед, но не мог отличить ее от других и все звал: «Пушинка, пушинка!..»

Не поднимая головы, безмолвно сидела Шазина.

— Я ведь это сделал из любви к тебе… Страсть помрачила мой разум. Только так я мог добиться твоего сердца. Ты простишь мне, Шазина? — в отчаянии молил Шоудыд. Он протянул к ней руки, пытаясь обнять.

Но Шазина оттолкнула его.

— Такую подлость никто не простит! — Она поднялась и пошла в пацху.

Шоудыд откинулся на подушки.

— Встань! — крикнула Шазина, тотчас показываясь на пороге с ружьем. — Получай, что заслужил! Мщу за Манчу!

Перевод С. Трегуба.

Фазиль Искандер

Пастух Махаз

У него было семь дочерей и ни одного сына. А он очень хотел иметь сына, которому можно было бы оставить хозяйство и скот, который бы стал его, пастуха Махаза, продолжением в будущей жизни, когда Махаза уже на этом свете не будет.

После каждой дочери он ждал сына, старался зачать сына, но у него рождались только дочери, и после четвертой он в глубине души перестал верить, что у него может родиться сын, и с вялым любопытством ждал, чем окончатся очередные роды жены, хотя и теперь помимо его разума и воли в сознании теплилась надежда: а вдруг повезет?

Но не было случайного везения. Семь раз одна за другой шли дочери, семь богатырских дочерей родила ему неутомимая жена Маша, из которых старшая была уже замужем за сыном мельника, а младшие еще только ковыляли по двору.

После седьмой девочки он смирился с тем, что у него не будет сына. Видно, там, наверху, тот, кто решает, каким должен быть урожай кукурузы в этом году, чью именно корову медведь должен выбрать в стаде и зарезать, каким краем села должна пройти туча, наполненная гибельным градом, как мешок камнями, и когда именно должен прорваться этот мешок, словом, тот, кто решает все это, отметил там у себя, в небесной книжице, что надо пастуху Махазу не давать зачать мальчика, и приставил следить за этим одного из своих ангелов-слуг.