Дальнейшие тренировки подтвердили мои опасения. Все три часа, что я провёл в зале, Рус буквально доводил меня до края, чуть-чуть не давая за него переступить. Как он сказал, проверял мои пределы, чтобы лучше составить программу тренировок. Нет, ленивым толстячком меня, конечно, назвать никогда было нельзя. Что в прошлой, что в этой жизни я за собой следил. Да только это ограничивалось уровнем той формы, чтобы костюмчик хорошо сидел, а девушки глазами провожали.

Как говорится, выглядеть нужно так, чтобы каждая встреченная девушка хотела с тобой переспать, а каждый мужик желал оказаться на твоём месте. И дело даже не только в физической форме. В умении держать себя и выглядеть уверенным на все сто десять процентов. Это я умел.

А вот качком не был никогда.

После тренировки я буквально выполз из зала, с трудом переставляя конечности. Добрался до дома, натурально доковыляв до него, и зашёл в квартиру. Прошёл на кухню, плюхнулся на стул и просидел так минут двадцать. Даже думать было больно. Не представляю, как у меня завтра всё болеть будет.

Сестра уже ушла на работу, но оставила мне ужин. Нашёл в холодильнике пластиковый контейнер, а там котлетки. С пюрешкой. Господи, какой же кайф. Нарезал себе простенький салат и умял всё, что было. После измывательств в зале, казалось, готов зажарить кабана на вертеле и сожрать его. Целиком.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я жадно доедал остатки салата прямо из миски, в которую его и нарезал. Бросив взгляд на дисплей, нахмурился. Номер неизвестен. Но любопытство пересилило.

— Да?

— Александр Рахманов?

— Да. А это… кто?

— Майор Звягинцев. Вы оставляли заявку на получение материалов по делу барона Димитрова.

Всю усталость как рукой сняло. Я моментально выпрямился на стуле, даже не став язвить по поводу того, что на часах, вообще-то, одиннадцать вечера.

— Да. Всё верно. Но я также хотел бы поговорить с офицером, который занимается этим делом.

— Не думаю, что с этим возникнут трудности. Приходите завтра. Мы передадим вам материалы. Заодно встретитесь с капитаном Гариным. Он ответит на все ваши вопросы касательно убийства.

Я хотел было уже обрадоваться, но выбранная Звягинцевым формулировка меня покоробила.

— Постойте, вы сказали, убийство?

— Да. Верно. В этом деле появились новые улики, поэтому мы приняли решение об аресте баронессы Димитровой…

Вот и отдохнул…

Через пять минут после этого разговора со мной уже связался Лазарев. Примерно ожидая, что именно за этим последует, я был готов. Так что, когда он приказал мне срочно ехать в фирму, время я терять не стал. Наплевав на физическую усталость, быстро принял душ, переоделся и вызвал такси. Так поздно метро всё равно уже не работало, а добраться до работы стоило как можно скорее.

— Чего так долго? — первое, что я услышал, едва только вышел из лифта на шестьдесят седьмом этаже. Лазарев уже стоял в лифтовом холле и ждал меня.

— Я не в пяти минутах живу, тебе ли не знать. Почему её арестовали?

— Потому что у нас проблемы. Пойдём.

Ничего более не объясняя, Лазарев повёл меня в свой кабинет. Пока шли, я мысленно отметил, что сейчас это место выглядело иначе. Естественно, что время уже за полночь и здесь практически никого не было. Но всё равно. Пустые кабинеты и залы самого топового этажа оставляли какое-то гнетущее впечатление.

Впрочем, какое положение, такое и впечатление. Так что удивляться, наверное, не стоило.

— Ты говорил, что она невиновна, — как бы невзначай припомнил я ему наш разговор.

— Она невиновна, — резко произнёс Лазарев, открывая дверь своего кабинета. — Она не убивала своего мужа…

— Тогда почему её арестовали? Улики косвенные. Я же видел документы по делу. Показания сестры Димитрова, плюс несколько записей с показаниями слуг. Плюс диагностированный сердечный приступ. Там даже прицепиться не к чему…

— Теперь есть. Это был не сердечный приступ. — Лазарев подошёл к столу, взял с него папку и бросил мне в руки. — На, посмотри.

Я удивился, но не стал переспрашивать. Вместо этого открыл папку и принялся читать. В руках у меня находилось свежее медицинское заключение, сделанное…

О как. Любопытно. Что именно? Во-первых, то, что это новое заключение. Во-вторых, делалось оно уже не обычной следственной командой, а Имперским целителем Григорием…

— Распутин? — не удержавшись, спросил я. — Серьёзно?

— В чём проблема? — с каким-то подозрением переспросил Лазарев, явно удивленный моим вопросом.

— Нет-нет. Всё нормально. Просто удивился, увидев его фамилию.

Не говорить же ему, что я знал совсем другого Григория Распутина. Мракобеса, шарлатана и интригана, которого его горе-убийцы ещё и прихлопнуть сразу-то не смогли. Ладно, чёрт с ними, с флешбеками из прошлой жизни. Сейчас меня куда сильнее интересовало то, что написано в заключении.

Итак. Если верить распечаткам медицинских отчётов за подписью Распутина, то Анатолия Димитрова убил не сердечный приступ. Это был яд, остановивший работу сердца и убивший барона. А вот последствия действия яда как раз-таки и приняли первоначально за сердечный приступ.

— А ничего, что… сколько там времени прошло? И с чего вдруг решили провести эксгумацию? И почему именно сейчас?

— По требованию Елизаветы Димитровой, — хмыкнул Лазарев. — Она сочла, что первоначальные результаты обследования её брата могли оказаться недостаточно качественными.

Да. Такое возможно в случае появления новых улик, требования суда или же ведущего следователя по делу. Или, как в данном случае, по требованию родственника. Вопрос в другом. Чем нам это грозит?

Медицинское заключение после эксгумации и повторного обследования тела могли не принять в том случае, если имелись нарушения в самом процессе, сомнения в компетентности того, кто делал заключение, а также наличии подозрений на фальсификацию. И по всем этим пунктам фамилия Распутина прокатится, как паровой каток, не оставив от них и следа.

Нет, конечно же, я учитывал вероятность того, что мог что-то пропустить. Даже у самого Лазарева уточнил на всякий случай.

— Нет. Тут без вариантов. Я, конечно, попробую оспорить это дело, но шансов на то, что эти результаты не будут приняты, нулевые.

— Так. Ладно, — я посмотрел на Лазарева, — допустим, его отравили. Но при чём тут Изабелла? Согласен, вариант выглядит даже в чём-то правдоподобно, но отравить его мог кто угодно…

— Не кто угодно, — вздохнул Лазарев, упав в своё кресло и откинувшись на спинку. — Едва только эта информация попала к следователям, те стали рыть носом землю. Это какая-то дрянь, которую очень сложно обнаружить, если не искать именно её. Плюс по показаниям слуг Изабелла сама отнесла вино мужу.

Он резко наклонился к столу и принялся рыться в аккуратно разложенных на столе папках.

— Вот, — воскликнул он, достав одну из них и вынув из неё лист бумаги. — Здесь показания одной из служанок Димитровых. По её словам, Изабелла поднималась в кабинет к мужу с двумя бокалами вина за несколько часов до его смерти. Это же, если ты помнишь, нам сказала и сама Изабелла во время встречи.

— Сомнительно, но окей, — протянул я. — Допустим. Она видела, как Изабелла добавляла яд в бокалы?

Услышав мой вопрос, Лазарев поморщился.

— Ты не хуже меня знаешь, что она не могла бы этого видеть. Иначе бы мы этим не занимались. Я могу предложить такую же версию, но никакой суд не примет подобное заявление в текущих условиях. Если уж на то пошло, то гипотетически они могла это сделать в любой удобный для неё момент времени.

— Но ты уверен в том, что она этого не делала.

— Да, абсолютно, — уверенно кивнул Лазарев.

Мда-а-а-а… Как быстро всё изменилось. Если до сегодняшней ночи ещё можно было рассчитывать на презумпцию невиновности и косвенность улик, то сейчас любой более или менее нормальный прокурор из наших же тезисов верёвку сплетёт и потом нас же на ней и повесит.