Капитан скинул легкий китель, остался в одной безрукавке, и с его плеча глянула на всех очаровательная японочка. Улыбается завлекательно, в одной руке алый цветок, в другой — пестрый веер. Все остальное прикрыто какой-то бурой попоной, видны только кончики ножек.

— Это память о моей молодой глупости, — сказал капитан, заметив заинтересованный взгляд Дмитрия. — Эту наколку делал лучший мастер Нагасаки. Уже потом меня в Сан-Франциско бес попутал — напился как свинья. Когда проспался, узнал, что корвет наш ушел на Камчатку, и мне пришлось подписать контракт на службу в американском флоте. На первом же аврале их корабельный капеллан как увидел эту гейшу, так от ярости затрясся. Капитан тоже оказался богомольным пуританином, приказал немедленно прикрыть все ее фривольные выпуклости. Вот один из кочегаров и соорудил такой фартук, чтобы команду не вводить в соблазн.

— Долго вам пришлось у американцев служить?

— Больше года. Потом сбежал в Сидней, нанялся на немецкий пароход, который шел в Европу. В России покаялся, начал служить в торговом флоте, но уж хмельного — ни капли!

— Поэтому-то нашего капитана в азиатские страны и посылают, — заметил помощник. — Который год арабским шейхам наши товары поставляет.

— Что же Россия продает в этих краях?

— Самый разный текстиль, сахарный песок, мыло и еще товары из Тулы и Нижнего Новгорода — замки, ножи, самовары, охотничьи ружья. Все это доставляем по заказам покупателей в любую погоду. Как говорится, точно по расписанию, от пункта «А» до пункта «Б». Идем экономичным ходом, на полной скорости не гоняем, но и во время штормов в базах не отстаиваемся, не боимся, что волна с корпуса краску обдерет или пушки со станков свернет.

— Зачем такие намеки делать! — вспыхнул помощник. — Военные моряки в море выходят в любую погоду!

— Хе-хе-хе, молодой человек. Это шутка старая, во всех флотах мира торговые моряки и рыбаки такое своим военным собратьям говорят. Не обижайтесь, в случае чего — не приведи Господь — всем нам в соленой купели придется кончать жизнь. Такая уж у нас работа. Старинная латинская пословица что гласит? «Плавать необходимо, а жить необязательно». Ты, господин помощник, лучше поднимись на мостик и сверься с картой. Скоро будем менять курс.

Плавание продолжалось. День за днем над бледно-зеленым морем ослепительно сияло солнце, и порой в неподвижном горячем воздухе вставали миражи — черные горбатые острова и белые стены призрачных городов. Но потом задувал сухой ветер и бурая пелена пыльного тумана закрывала все вокруг. Через несколько часов пыль оседала, и тогда в бинокль можно было рассмотреть дальний берег Африки — причудливые нагромождения скал, сухие русла рек, россыпь желтых камней у черты прибоя.. Наступала ночь, и на бездонном черном небе загорались яркие созвездия в окружении бесчисленных мелких звезд и сверкающего пояса Млечного Пути. В темноте исчезал горизонт и звездное небо отражалось в воде. Таинственные огни мерцали в морской глубине, а за кормой судна тянулся длинный серебристый след. Очарованный этой картиной, Дмитрий стоял у борта и ему казалось, что «Кострома», словно хвостатая ракета, сама скользит среди небесных созвездий.

Капитана и помощника все эти красоты мало интересовало. Долгие часы они проводили на мостике, изучали карту, советовались с механиком, расспрашивали его о состоянии машин и запасах угля. Из машинного отделения несло нестерпимым жаром, и часто выбиравшиеся оттуда кочегары без сил валились на палубу. Около них хлопотали корабельный врач и священник. Одного беднягу так и не смогли выходить, отдал Богу душу. Священник прочитал молитву, и зашитое в парусину тело опустили за борт.

«Кострома» часто меняла курс, одну ночь простояла на якоре, укрывшись за каким-то островом. Шли вдоль пустынных берегов, но случалось встречали и другие суда. С ними обменивались приветственными гудками и флажными сигналами, но старались близко не подходить. Все обрадовались, когда увидели первые арабские «дау» — крутобокие парусники с немного наклоненными вперед мачтами и ярко раскрашенными бортами. Те самые, что плавают в водах Индийского океана. Поняли, что скоро конец пути.

Однако у самого выхода из Красного моря, в узком Бабэль-Мандебском проливе, «Кострому» настигла остроносая миноноска под итальянским флагом. Словно змея выскользнула из-за скалистого мыса. С нее запросили — не встречался ли в пути российский пароход?

Капитан с посеревшим лицом вцепился в поручни мостика так, что побелели костяшки пальцев. От неожиданности слова не мог сказать, только широко открытым ртом заглатывал воздух…

Бедовый помощник не растерялся и на этот раз, заорал в мегафон:

— Эти русские медведи на своем корыте застряли у мыса Касар! Машину чинят! А у вас нет свежих газет?! Идем от самого Суэца, не знаем, что в мире творится!

В ответ с мостика миноноски прокричали слова благодарности и помахали руками. Она круто развернулась и, зарываясь в волны полным ходом, помчалась прочь.

— Пошли в Асэб, там у них база и угольный склад, — объяснил помощник и добавил. — Значит, пока крейсер за нами гонялся, весь уголь пожег и теперь вынужден встать на погрузку.

— Полный вперед! — капитан вновь обрел голос. Он широко перекрестился и громко возблагодарил Николу Морского за избавление путешествующих от опасности на водах. — Теперь, в океане-то, они нас черта с два найдут!

Свежий ветер с Индийского океана катил крутую волну, и судно изрядно качало. По правому борту открылись бурые каменистые берега с редкими темными пятнами зарослей. За ними неровными уступами уходили в небо голые холмы, над которыми в самое небо вздымался черный зазубренный пик.

— Гора Абейда, — указал на нее помощник. — В этих местах наш земляк Ашинов и попытался основать Новую Москву. Слышали об этом?

— Слышал, — отозвался Дмитрий. — Здесь-то он и собирался сеять хлеб и растить сады?

— Вы, молодые люди, других глупее себя не считайте, — заметил капитан. — На этом морском пути российским судам весьма полезно бы свой собственный порт иметь. Только делать все нужно по-другому. Незачем было почти две сотни человек сюда из России везти и смущать их рассказами о вольном хлебопашестве. На этих берегах белый человек удержится, если только он занимается торговлей и промышленностью. Вон англичане здесь всего трех своих агентов содержат, и те с помощью нескольких индийцев забрали в свои руки всю торговлю с сомалийскими племенами. А в бухте Джибути французы уже и порт со складами оборудовали, собираются строить железную дорогу до самой эфиопской столицы.

К вечеру «Кострома» подходила к этому колониальному владению Франции в Африке. На рейде Джибути стояло несколько судов, а чуть в стороне от них дымила низкобортная канонерка под Андреевским флагом.

— Вовремя земляки подошли, теперь нас никто не тронет, — с довольной улыбкой произнес капитан. — Поднять российский флаг!

Городок Джибути совсем недавно стал административным центром французского владения Берег Сомали. Протянулся он вдоль узкого мыса полумесяцем, охватившим широкую бухту. Вдоль его единственной, названной Губернаторской, авеню разместилось несколько одноэтажных зданий европейских контор и магазинов, а на самой набережной чахлые кусты обозначили бульвар. Говорят, воду для их поливки, так же как и для нужд всего местного населения, привозят на верблюдах из какого-то источника, расположенного вдали от побережья. Порт — причал, одинокий подъемный кран да несколько бараков. В стороне от него разместился арабский квартал — тесно застроенный ослепительно белыми домами с плоскими крышами, круглыми окнами-бойницами и дверными проемами, напоминающими по форме замочные скважины. Окраины городка облепили круглые африканские хижины, крытые выгоревшей на солнце травой, а за ними до самого горизонта протянулась серо-коричневая пустыня с грудами черных камней.

На причале шлюпку с «Костромы» встречала живописная группа босоногих эфиопов в белоснежных просторных рубахах, пестро расшитых у ворота и по подолу. На головах кисейные повязки и соломенные шляпы, в руках копья и круглые щиты, у некоторых — винтовки. Впереди встречавших стоял величавый мужчина в черной расшитой золотом бархатной накидке. Сандали, украшенные полосками цветной кожи, головная повязка из пышной львиной гривы, широкая алая лента на подоле рубахи и кривая сабля в золоченых ножнах свидетельствовали о том, что это важная персона. На фоне такого великолепия уже знакомый Дмитрию господин Леонтьев в своем сереньком полотняном костюме совсем не смотрелся.