— Молчи, дурень. Лучше дай мне посмотреть, о чем ты говоришь.

Гефестион вручил ему статуэтку, и Евмолп внимательно осмотрел ее.

— Говоришь, подарок от врага? И кто же этот враг?

— Сатрап Вавилонии Мазей. Большая шишка, если не ошибаюсь.

Евмолп пропустил это замечание мимо ушей, продолжая рассматривать статуэтку, а потом вдруг ударил ее о край своего столика, так что она разлетелась на куски. Оттуда выпал маленький папирусный свиток, испещренный клинописными буквами.

— Сговор с врагом, — заметил Гефестион. — Плохи твои дела.

Евмолп из Сол развернул записку и встал, направляясь к военному лагерю.

— Эй, ты куда?

— Найду кого-нибудь, у кого хоть немного мозгов в голове.

— Берегись, как бы тебе не покусали задницу: там бегает Перитас! — крикнул вслед Гефестион.

Осведомитель не обернулся, но правой рукой инстинктивно загородил упомянутое место.

Он нашел Евмена в хозяйственном шатре, где тот проводил инвентаризацию оборудования, запасного оружия и обозов. Евмолп сделал знак, что нужно поговорить, и царский секретарь оставил свои записи помощнику, а сам подошел к осведомителю.

— Есть новости?

— Послание от Мазея.

— Сатрапа Вавилонии? Великий Зевс!

— И правой руки Великого Царя.

— Что он сообщает?

— Он расположен… помочь нам на поле боя, если ему гарантируют сохранение поста правителя Вавилонии.

— Ты можешь ему ответить?

— Да.

— Ответь, что мы договорились.

— Но ему нужны гарантии.

— Какого рода?

— Не знаю… Письмо царя.

— Это можно устроить. Мне уже доводилось писать письма почерком Александра и с его печатью. Зайди вечером ко мне в шатер, и я дам тебе все, что нужно. Но только ради Зевса сними этот парик, если хочешь уберечь свою задницу. Где-то тут неподалеку Перитас с Александром.

— Меня уже предупредили, — ответил Евмолп, неохотно снимая украшение со своего черепа и пряча его в мешок. — Этот зверь уже сожрал мою меховую шапку, которая стоила мне целое состояние. Если он меня поймает, придется швырнуть ему и этот мешок.

Осведомитель удалился, и долго еще было видно, как его лысина сверкает под полуденным солнцем.

На следующий день войско двинулось на восток, оставив слева горы Армении, а справа — пустыню. Путевые топографы взяли по дороге нескольких местных проводников, так как не имели ни карты, ни путевых описаний этой территории. Они подготовили инструменты и переносные чертежные щиты, чтобы постепенно, по мере продвижения наносить на них карту этих мест со всей возможной точностью.

Войско совершило шесть переходов, каждый по пять парасангов. Через два дня они прошли сирийскую реку Араке и углубились в полупустынные земли. То и дело показывались табуны диких ослов, стада газелей и антилоп, пасшиеся среди пучков колючей травы, а на третью ночь пару раз, как гром, среди безграничного пустого пространства донеслось рыканье льва.

Лошади заржали и начали брыкаться, пытаясь освободиться от пут, а Перитас, вдруг проснувшись, яростно залаял, готовый броситься туда, откуда доносился сильный и резкий запах дикого зверя.

Александр успокаивал его:

— Хороший Перитас, хороший. У нас сейчас нет времени, чтобы пойти на охоту. Ну, поспи, поспи пока.

Он гладил пса и чесал за ушами, пока животное снова не свернулось калачиком.

На следующий день они увидели страусов и даже нашли гнезда со страусиными яйцами. Повар, посмотрев их на свет, понял, что они только что снесены, и отложил, чтобы приготовить на ужин. Александр посоветовал придержать пару скорлупок по мере возможности нетронутыми, чтобы послать их Аристотелю для его коллекции. Однако Гефестиону не хотелось отказываться от порции свежего мяса, и он вместе с Леоннатом и Пердиккой, а также парой десятков агриан и трибаллов, вооруженных стрелами и дротиками, устроил охоту на страусов. Но вскоре охотники поняли, что предприятие сулит быть не таким простым, как представлялось: эти неуклюжие с виду птицы бегали с невероятной скоростью, расставив крылья, как паруса, чтобы использовать силу ветра, и ни один конь не мог догнать их.

Когда охотники вернулись, усталые и пристыженные, с пустыми руками, Александр, увидев их, покачал головой.

— Над чем смеешься? — спросил раздраженный Гефестион.

— Если бы ты, как я, прочел «Поход десяти тысяч», ты бы тоже знал, как охотиться на страуса. Не забывай, Ксенофонт был великий охотник.

— И как же на них охотятся?

— Эстафетой. Одна группа охотников преследует страусов и гонит их в определенное место, туда, где, распределившись по этапам, их поджидают другие группы всадников. Когда кони устают, первая группа останавливается и в гонку вступает вторая, потом третья и так далее, пока страусы, изнеможенные, не сбавят скорость. Тогда их можно окружить и перебить.

— Завтра попробуем, — отозвался Гефестион.

— А пока что утешимся яйцами, — сказал Александр. — Они, похоже, превосходны и жареные, и вареные, с солью и постным маслом.

— И страусовыми перьями, — добавил Пердикка. — На моем шлеме они будут смотреться великолепно. Посмотри, что за чудо! Их здесь разбросано по пустыне множество. Наверное, у страусов пора линьки.

Но как назло, на следующий день ни один страус не показался на глаза, словно кто-то их предупредил о том, что охотники собрались применить более эффективные методы.

Войско пустилось в путь, не встречая ни одной живой души, если не считать двух караванов, на пятый день разбивших свой лагерь на почтительном расстоянии от войска. Купцы шли из Аравии с грузом фимиама, и Аристандр попросил у царя позволения купить товар, не торгуясь: ввиду неизбежности решительного сражения богам следовало воздать соответствующие почести.

А вечером шестого дня Александр, пришпорив Букефала, направил его в стремительные воды великого Тигра.

Свет восходящего солнца едва позволял разглядеть, что на другом берегу никого нет. Повсюду, насколько хватало глаз, не горело ни одного костра и не наблюдалось никаких других признаков человеческого присутствия. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, только несколько цапель лениво расхаживали по берегу в поисках мальков и лягушек.

Александр напоил Перитаса, а потом Букефала, но время от времени натягивал поводья, чтобы тот не очень наполнял брюхо. Потом, набрав воды в пригоршни, поплескал ему на живот и ноги, чтобы освежить. Вскоре все конные отряды выше и ниже брода спешились, и каждый всадник поил из реки своего коня.

— Не могу понять, — проговорил Селевк, взглянув на реку.

— Я тоже ожидал увидеть на берегу выстроившееся войско в полной боевой готовности… — добавил Лисимах, снимая шлем и расстегивая ремни панциря.

Птолемей тоже снял шлем, набрал в него воды и вылил себе на голову, наслаждаясь прохладой:

— А-а-ах! Чудесно!

— Ну, раз тебе так нравится, вот тебе! — крикнул Леоннат и, набрав воды в шлем, собрался было плеснуть на друга, но вдруг остановился. — Гляди, вон господин царский секретарь! Приготовиться! Действуем по моей команде, хорошо?

В этот момент подошел Евмен в боевых доспехах, со шлемом на голове. Шлем густо украшали страусовые перья.

— Александр, — начал он, — послушай. Я получил известие о том, что…

Но не успел он закончить фразу, как Леоннат дико завопил:

— Засада! Засада!

И все одновременно обрушили на секретаря водяную лавину из своих шлемов, вымочив того с головы до ног.

— Мне очень жаль, господин царский секретарь, — сказал Александр, с трудом сдерживая смех, — но эта засада всех нас застала врасплох, и я был не в состоянии ее предотвратить.

Евмен весь промок, и страусовые перья у него на шлеме приобрели жалкий вид.

— Очень остроумно, — проворчал он, печально глядя на то, что осталось от его великолепного плюмажа. — Стадо идиотов…

— Ты должен простить их, господин царский секретарь, — вмешался Александр, желая утихомирить Евмена. — Это же недоумки. Но ты хотел мне что-то сообщить.