Пока они говорили, из лагеря послышался какой-то шум — возбужденные крики, песни и звуки веселья. Александр оглянулся:

— Что делается в лагере?

— Не знаю, — ответил Леоннат, забирая назад свое копье.

— Ну так иди, посмотри.

Леоннат вскочил на коня и галопом помчался к лагерю. По мере того как он приближался, крики и песни становились все громче и отчетливее. Вскоре он понял, чем вызвано все это веселье. Узнав о смерти Дария, солдаты решили, что война закончена, и распространился слух, что, наконец, все вернутся по домам. Они пили вино, и плясали, радуясь до умопомрачения, и распевали старые македонские песни, которые, казалось, уже успели позабыть, кое-кто собирал вещи в долгий обратный путь.

Леоннат соскочил на землю и остановил первого же проходящего мимо; это оказался пехотинец из фаланги педзетеров.

— Что здесь происходит, ради Геракла?

— Возвращаемся домой, разве не знаешь? Война закончена!

— Закончена? Кто сказал, что закончена?

— Да все говорят: Дарий мертв, война закончена. Возвращаемся по домам, возвращаемся по домам!

— Идиот! — крикнул Леоннат ему в лицо. — Скажи всем этим болванам, чтобы успокоились и прекратили галдеж. Лишь один человек может сказать, что война закончена, — Александр! Понял? Александр! А он ничего такого не говорил, могу тебя заверить.

Он оставил пехотинца, оглушенного, посреди лагеря и неуместной шумной гульбы, а сам поспешил к царю.

— Ну что? — спросил Александр.

Леоннат соскочил на землю и попытался растолковать увиденное:

— Вот, как тебе сказать…

— Ради Геракла, говори! Что происходит у меня в лагере?

— Не знаю как, но разошелся слух, будто бы война закончена и все возвращаются по домам… С тех пор как ты отпустил греков, они думали, что скоро придет и их черед, а поскольку Дарий уже мертв… Они устроили кутеж и…

Александр тут же вскочил на коня и помчался в лагерь. Едва подъехав, он вызвал трубачей и велел трубить сбор, два раза. Шум затих. Некоторое время раздавался еще смутный гомон, потом солдаты группами или по одному собрались в лагере на месте сбора, где в окружении своих товарищей с мрачным лицом стоял Александр. Он поднял руку, призывая всех к тишине, и начал:

— Солдаты! Что вы делаете? Ну, отвечайте! Пусть выйдут ваши командиры и скажут мне, что вы делаете!

Снова поднялся шум, и было видно, что от этого неожиданного охлаждения их веселья всех охватила растерянность. Один за другим вперед вышли командиры разных частей. Они коротко посовещались между собой у возвышения, а потом один ответил за всех:

— Государь, после того как ты отпустил греческих союзников, разнеслась весть, что ты собираешься отпустить и фессалийцев, и они стали собирать пожитки. А в это время мы узнали о смерти Дария, вот и подумали, что война закончилась и нас ты тоже отпустишь домой. Поэтому люди устроили праздник: они хотят вернуться к женам и детям, которых не видели уже четыре года.

— Это верно, — ответил Александр. — Я намереваюсь отпустить фессалийцев, как отпустил греков. Это наши союзники по всеэллинскому союзу, и их задача выполнена. Мы поклялись освободить греческие города в Азии и разбить векового врага греков, и мы сделали это. Мы завоевали все четыре столицы, Великий Царь мертв, но наша задача еще не выполнена. — При этих словах шум разочарования усилился. — Нет, солдаты, соратники в стольких битвах, друзья мои! На востоке мятежные сатрапы готовят контрнаступление, они собирают новое многотысячное войско и ждут лишь момента, когда мы отвернемся, чтобы нанести нам удар в спину. Они будут налетать на нас со всех сторон на своих резвейших скакунах, они не дадут нам передышки ни днем, ни ночью, они отравят все колодцы по пути нашего следования, сожгут запасы, разрушат деревни, где бы мы могли найти укрытие от зимних тягот. И наш путь назад после столь славной победы превратится в катастрофу. Этого вы хотите?

Ответом на вопрос царя стало молчание, полное разочарования и уныния. Эти люди, всегда сражавшиеся с неимоверным мужеством, встречавшие опасности, не думая о своей жизни, влекомые и словно зачарованные своим полководцем, теперь испытывали неуверенность и сомнение. Они видели перед собой неведомые земли и моря и как будто даже видели на небе изменение положения созвездий и теперь не имели представления, где находятся. И вдруг все почувствовали, как далеко они от дома, и впервые осознали, что Александр вовсе не собирается возвращаться, но хочет идти только вперед, все вперед и вперед. И они ощутили страх при мысли о том, что не вернутся уже никогда. Царь заговорил снова:

— Мы должны идти вперед! Должны найти их, разбить и установить нашу власть над всей державой, ранее принадлежавшей персам. Если мы этого не сделаем, все наши усилия, приложенные до сих пор, окажутся бесполезными, все, что мы построили, рухнет и никто не сможет быть уверен в возвращении. Солдаты! Я когда-нибудь не оправдывал вашего доверия? Когда-нибудь я обманывал вас? Может быть, я не отплатил вам щедро за ваши лишения и вы не верите, что я сделаю еще больше, когда мы окончательно завоюем эту землю? Я знаю, вы устали, но также знаю и то, что вы — лучшие солдаты в мире и никто не сравнится с вами в отваге и доблести. Я не хочу никого заставлять. Никто лучше меня не знает, что вы заслужили отдых и награду. И потому я вас не удерживаю. Кто хочет уйти, может вернуться в Македонию с честью и моей благодарностью. Но знайте: даже если все вы бросите меня, я пойду вперед с одними моими товарищами, пока не завершу свое дело, а если придется… то и в одиночку!

Он замолчал и скрестил руки на груди. Последовало бесконечное мгновение тишины.

Товарищи Александра, которые в свое время присоединились к нему в его изгнании среди иллирийских снегов, шагнули вперед, словно по команде, и с мечами в руках выстроились рядом, а вместе с ними шагнули вперед Филот и Клит Черный.

При виде этого один из воинов «Острия», стоявший посреди лагеря с собранным мешком на плече, уронил свои пожитки на землю, обнажил меч и с силой ударил в щит, который громом прогремел в тишине. Все обернулись к нему, и тут же еще один солдат откликнулся таким же ударом. Через секунду к ним присоединился третий, а там и четвертый, и вскоре прочие конники «Острия», где бы ни находились — у ворот, или у частокола, или посреди лагеря, собирая вещи, — один за другим обнажили мечи и начали бить ими в щиты. Постепенно приближаясь к возвышению, они выстроились прямо перед царем. Вслед за ними и другие солдаты из конницы и пехоты, фалангисты, штурмовики и гоплиты, фракийцы и агриане, — все сомкнули ряды и присоединились к конникам «Острия», стуча оружием по щитам. Потом знаменосец первого батальона поднял красное знамя со звездой Аргеадов, и все вдруг замерли, каждый на своем боевом посту. Знаменосец шагнул вперед, склонил знамя и крикнул:

— Повелевай, государь!

Александр, потрясенный, вышел вперед и поднял руки к небу. Птолемей, оказавшийся ближе всех, увидел на его глазах слезы. Царь оставался в этой позе несколько долгих мгновений, в то время как войско громовым голосом выкрикивало его имя:

Александрос! Александрос! Александрос!

Потом в сопровождении товарищей царь сошел с возвышения, пересек лагерь между двумя стенами блестящих копий и подошел к Букефалу, который в ожидании нетерпеливо бил копытом.

Войско дошло до Задракарты, столицы гирканцев, и там Александр обнаружил челядь Дария III, которую Бесс не захотел взять с собой во время отступления. К этому времени царь отпустил фессалийскую конницу, дав желающим возможность остаться и сражаться в качестве наемников, и велел войску подготовиться к дальнему походу на восток. Оно должно было выступить по прибытии ожидаемого подкрепления из Македонии.

Придворные устроились в одном городском квартале под присмотром евнухов. Александр немедленно дал войску указание взять всех под свою защиту и пожелал узнать, кто из членов царской семьи остался при дворе.