— А что чувствует твое сердце? — спросила я, внимательно и пытливо заглядывая ему в глаза.

— Что мне очень повезло, — с чувством ответил Йон, наклонившись и потершись своим носом о мой. — Ты чудо, маленькая омега, и я счастлив, что ты была моей. Что ты все еще моя. Я так и не смог достать Сэма, но благодаря тому, что сейчас я с тобой, я не чувствую себя совсем уж пропащим неудачником. Ты оправдание моей бессмысленной странной жизни, Хана. И да, это не то, что ты хочешь от меня услышать, но это все, что я могу тебе дать.

— Нет, не все, — покачала головой я, обнимая его за шею и тянясь к его губам. — Я хочу больше. Намного больше.

Второй раз мы занимались любовью медленно и с чувством, никуда не торопясь и не срываясь друг на друге. Переплетаясь пальцами, дыханием и телами, мы словно парили где-то высоко в небе, пока за окном свирепствовала внезапно разыгравшаяся после заката снежная буря. Йон больше не кусал меня, но не упускал возможности провести языком по отметкам от первых укусов, и каждый раз меня простреливало острой вспышкой возбуждения, когда легкая тянущая боль переплеталась с чем-то иным, более глубинным и инстинктивным. Наши тела не нужно было учить чувствовать друг друга, они словно были хорошо знакомы еще до того, как мы с альфой впервые встретились. Словно вибрировали на одной частоте, если так вообще можно выразиться. Все, что он делал со мной, все его прикосновения и поцелуи находили во мне взбудораженный яркий отклик, даже если прежде я никогда не знала и не предполагала, что мне может такое понравиться. И, судя по его немного обалдевшему взгляду, это чувство было совершенно взаимно.

Я заснула позже в его объятиях, не будучи в силах разжать собственные руки и отпустить его хоть на миг. Ночью мне снилось, что я блуждаю в темноте посреди надсадно воющей вьюги, ищу его, но никак не могу найти, и одиночество сдавливает меня, словно клещами, ломая ребра. А потому, проснувшись на рассвете, я несколько минут судорожно восстанавливала дыхание, не решаясь, однако, разбудить самого альфу и просто глядя на его расслабленное лицо. Наш последний день перед концом света подходил к концу.

Мы вернулись в Дом также на такси. Йон отдал водителю последнюю пару купюр, не взяв сдачу, и машина, медленно скрипя шинами по густо выпавшему за ночь снегу, развернулась и скрылась за поворотом. Все происходило так быстро, так… неумолимо скоротечно, что у меня никак не получалось уцепиться хоть за что-нибудь. Я помнила тот день, что мы провели взаперти в доках — тогда время казалось бесконечным, оно просто не желало двигаться вперед. А сейчас мчалось, как оголтелое, и мне казалось, что за один мой вдох проходят годы и столетия, подтаскивая нас к неизбежному рубикону.

Мы стояли на крыльце в последней попытке отсрочить неизбежное, и вдруг Йон решительно повернулся ко мне и, взяв мое лицо в ладони, торопливо и твердо проговорил:

— Послушай меня внимательно, маленькая омега. Я попрошу Орию запереть меня в подвале, и мне нужно, чтобы ты… не препятствовала этому. Это единственное место в Доме с достаточно крепкими стенами и дверью. Тадли сказал, что после окончания действия той дозы препарата, что он мне ввел, регресс будет стремительный и… все закончится быстро, но я все равно буду какое-то время опасен для вас. Хана, я уже потерял контроль однажды и напал на тебя, и я не хочу… не хочу, чтобы это случилось снова, ладно? Обещай, что не будешь им мешать. Обещай мне!

— Проклятые альфы, и почему вам так нравится все решать за двоих, — пробормотала я, давясь комком в горле. — Разве у меня есть выбор, Йон?

— Прожить хорошую полноценную жизнь, когда меня не станет, — кивнул он, гладя меня по щекам большими пальцами.

— Этого я точно обещать не могу, — мотнула головой я.

— Хана…

— Я могу обещать попробовать прожить хорошую неполноценную жизнь, потому что без тебя иначе никогда не будет, — уже не сдерживая катящихся по щекам слез, произнесла я. — Так тебя устроит?

Он не ответил, вместо этого наклонился и горячо поцеловал меня, и я ощутила, что альфа дрожит. Но что-то мне подсказывало, что это было вовсе не от избытка чувства — действие лекарства заканчивалась, и его болезнь медленно наступала вновь, один за другим гася все огни вокруг и утаскивая его в холодную черную пустоту.

Ория не спрашивала, где мы были и почему вчера сбежали без предупреждения. Но я видела искру надежды в ее глазах, когда она нас встретила, словно, возможно, мы могли найти какой-то способ спасти альфу за это время, но она мгновенно погасла, стоило ей бросить взгляд на мое заплаканное лицо.

— Девочки хотели попрощаться с тобой, — кротко проговорила она, обращаясь к нему.

— Мне немного стыдно перед ними, но, кажется, я потратил все свое время на одну конкретную омегу и на других у меня его просто… не осталось, — устало улыбнулся он, и я вдруг ощутила, что, обнимая меня за плечи, он скорее опирается на меня, чем что-либо еще. У него снова начала подниматься температура, а взгляд потускнел, словно затянутый мыльной пленкой. Тадли не обманул — регресс в самом деле был стремительным и лучше было не тратить время попусту.

Конечно, они все равно пришли. И пусть не успели по очереди обнять его, все равно толпились снаружи, всхлипывая или мрачно глядя на происходящее исподлобья, пока мы втроем — я, Медвежонок и Ория — помогали Йону устроиться в подвале. Я не хотела думать о том, с какими целями это место было укреплено и оборудовано подобным образом, но даже не удивилась, когда старшая омега достала откуда-то цепь, которой альфу приковали к толстой железной перекладине в углу помещения. Даже, используя всю свою силу, он бы не смог отсюда вырваться, и, судя по удовлетворению, что на мгновение отразилось в его почти потерявшем осмысленность взгляде, он тоже это понял.

— Хана, тебе не нужно тут оставаться, — мягко проговорила Ория, когда все наконец было готово. — Пойдем, я заварю тебе чаю. Медвежонок специально сбегал с утра до магазина и купил твой любимый, гречишный. Не представляешь, какой ценой ему удалось уберечь его от девчонок, они готовы были сразу весь растаскать.

Ее голос долетал до меня откуда-то издалека, и я с трудом могла сконцентрироваться на смысле произносимых ею слов. Мысль о том, что я буду сидеть и распивать вкусный чай, пока мой альфа остается тут, внизу, медленно теряя разум, заживо пожираемый неизлечимой болезнью, казалась кощунственной, и я с трудом сдержала порыв огрызнуться.

— Не нужно, — произнесла я, сжав кулаки и опустив голову. — Я останусь.

— Ты не одна, милая, слышишь? — настойчиво потянула меня за плечо она. — Хана, теперь ты часть нашей семьи, и тебе не нужно проходить через это в одиночку, хорошо? Позволь нам помочь тебе.

— Пожалуйста, — выдохнула я, не поднимая взгляд. — Я хочу остаться здесь. Это все, о чем я прошу. Я не стала спорить с этой его безумной идеей, но я отказываюсь оставлять его одного. Сколько бы ни осталось у нас часов или минут, они все принадлежат только нам с ним. Пожалуйста.

Кажется, Ория поняла, что упрашивать меня просто бессмысленно. Горестно вздохнув, она отпустила мое плечо. Я не смотрела им вслед, когда они уходили, но испытала трудно выразимое облегчение, когда дверь подвала за ними наконец-то закрылась. У меня сейчас не было сил думать о будущем — о том, что будет после того, как Йона не станет. Словно там, за пределами его жизни, не существовало вообще ничего. Словно пока я не думала об этом всерьез и не строила никаких планов, этого будущего не существовало в принципе. Только медленно угасающие в темноте обрывки настоящего, каждый из которых — еще одна сожженная вечность, пролетающая мимо наших лиц в мгновение ока.

— Несносная упрямая омега, — хрипло усмехнулся Йон, когда я опустилась на пол в нескольких шагах от того места, где он сидел, опершись спиной на кирпичную стену. — Я догадывался, что ты не сдашься так просто.

— Хоть кто-то из нас не должен сдаваться, — отозвалась я, обняв колени и положив на них подбородок. Он не ответил.