Мне кажется, я никогда не бегала так быстро. Ни в школе, когда мы сдавали стометровку на время, ни за автобусом в студенческие годы, когда пропуск одной пары грозил недопуском к экзамену, ни даже в тот самый день, когда мне казалось, что я безнадежно опаздываю на собственную свадьбу. Я почти не дышала — так мне казалось. Воздух будто проходил сквозь меня, наполняя мои горящие легкие и испаряясь где-то там же внутри. Мимо моего лица мелькнула пожарная лестница, потом я перепрыгнула через упавшую на асфальт размокшую коробку, и в тот самый момент, когда мне показалось, что мой топот и мой взвинченный до предела запах, сигнализирующий об опасности, привлекли чье-то внимание, мой бег был прерван резким ударом в грудь. Сперва я подумала, что налетела на что-то, но мгновением позже поняла, что это мой преследователь обхватил меня со спины, резко дернув назад, в темноту. От него остро пахло кровью — этим тошнотворным и в то же время ударяющим в голову запахом, что взывал к бестии внутри меня. Но наша природа была безжалостно несправедлива — ту силу, что альфы получали в бою или при угрозе их жизни, ту силу, что сейчас использовал этот убийца против меня, мы, омеги, могли ощутить лишь в момент наивысшего наслаждения и комфорта. И не стоило говорить, что сейчас ни о наслаждении, ни о комфорте и речи не шло.
Он впечатал меня спиной в кирпичную стену, надавив локтем на грудь и замахнувшись когтистой лапой. И хотя мой разум все еще находился в стадии категорического отрицания происходящего, мое подсознание решило, что самой лучшей и, вероятно, единственно возможной тактикой выживания в данном случае будет торг. Нужно было предложить ему что-то взамен на мою жизнь. Я ощутила, как резко усилился мой запах, и его пьянящие нотки розового вина налились дурманом. Мое тело в прямом смысле слова предлагало себя незнакомому альфе взамен на то, чтобы он сохранил мне жизнь. Оно вкрадчиво шептало о наслаждении и экстазе, об удовольствии, которого он никогда в жизни ни с кем не испытывал. Если бы я сама прямо сейчас сняла штаны и легла перед ним задом кверху, это и то было бы, пожалуй, менее прямолинейно.
И хотя теоретически это могло остановить даже альфу, впавшего в бешенство — на каком-то биологическом уровне, — это совсем не значило, что, отымев меня прямо у этой стены, он не закусит моими потрохами сразу после. Так сказать, вместо сигареты на балконе.
Я зажмурилась, не в силах совладать с постыдным скулежом, срывающимся с моих губ, но внезапно вместо острых когтей, разрывающих мою шею, я ощутила куда более мягкое и сдержанное прикосновение.
Он нюхал меня.
Все еще вжимая меня в стену локтем, из-за чего я едва-едва балансировала на носочках, он потянулся к моей шее и провел вдоль нее носом, раздувая ноздри и втягивая в себя мой запах. И в этот самый момент, когда он был так близко и я перестала ощущать всепроникающий запах свежей крови, его перекрыл собственный аромат альфы. Густой, теплый, неожиданно приятный. Куда более приятный, чем подразумевалось в ситуации, где ты натыкаешься на обезумевшего маньяка, который только что кого-то убил и теперь пытается убить тебя.
— Кто ты?
Его голос, приглушенный и едва различимый, горячим выдохом скользнул по моей шее. Я все еще не могла взять под контроль свое тело — ни успокоить бившую его дрожь, ни унять собственное яростное благоухание. Теперь как будто бы не просто пытающееся спасти мне жизнь, но отзывающееся на запах альфы рядом со мной.
— От…пусти… меня… — прохрипела я. — Мне больно, отпусти!
Неожиданно это сработало. Это сработало настолько неожиданно, что, когда он отступил, я не устояла на собственных ослабевших ногах и рухнула на землю. Широко раскрыв глаза и цедя один за одним торопливые судорожные вдохи и выдохи, я смотрела на него, а он смотрел на меня, пока вокруг нас обоих что-то происходило. Мне сложно сравнить это с чем-то из моего предыдущего жизненного опыта — мое тело словно бы превратилось в пульсирующий жаром сгусток белого пламени. Я не видела этого свечения, исходившего от меня, глазами, но ощущала его кожей — равно, как и ярко-красное пламя, что окутывало альфу, нависшего надо мной. Наверное, это должно было бы торжественно и красиво — будь это кино, сцена бы шла в замедленной съемке, на фоне звучала бы пронзительная и тревожная музыка, готовая вот-вот разразиться болезненным женским вокалом, а операторы по очереди снимали бы наши лица, чтобы зрители могли все прочесть в наших глазах без слов.
Впрочем, в моих глазах они бы в тот момент прочли в лучшем случае что-то вроде: «Какого хрена?!», но я не ручаюсь, что это не был бы менее цензурный вариант.
Когда он протянул мне руку, уже без когтей, чтобы я могла подняться, я приняла ее почти неосознанно — слишком сбитой с толку себя ощущала. И в этот же самый момент предплечье моей левой руки, которой я схватилась за него, словно обожгло каленым железом. Я взвизгнула, снова дернулась назад, приложившись локтем о кирпичную стену, и стиснула пульсирующую болью плоть пальцами. Вскинула непонимающий взгляд на альфу и поняла, что он почувствовал примерно то же самое — только с правой рукой. И что это явно не входило в его план.
Резким движением я закатала рукав куртки, подставив руку под тусклый свет фонаря, и с моих губ сорвался слабый протестующий стон. По моему предплечью от его середины почти до самого запястья шел волнистый и отвратительно бугристый след ожога. Я почти чувствовала запах паленой плоти в воздухе — наконец хоть что-то, помимо крови и моих собственных истеричных феромонов. У альфы, который, наверное, почти бессознательно повторил мое движение, на руке было то же самое. Свежий темный рубец, который, кажется, вот-вот начнется сочиться сукровицей. Но в отличие от меня он, кажется, вдруг понял, что видит, потому что его взгляд неожиданно прояснился.
— Кто ты? — снова повторил он, наступая на меня. Но на этот раз я была готова, а потому ушла вбок, воспользовавшись его некоторой растерянностью. Всего происходящего было просто слишком много. Этот темный проулок, мертвый парень на дороге, убийца, то ли болеющий бешенством, то ли просто получающий удовольствие от вида чужих потрохов на асфальте, постыдная реакция моего тела и его собственный запах, который лишь усилил ее, и теперь эти фокусы с бесконтактным шрамированием — нет, с меня однозначно хватит на сегодня. Кажется, я чуть не умерла, и самый лучший способ отпраздновать это «чуть не» — дать деру, пока не поздно.
Я выскочила на освещенную улицу, почти не чувствуя под собой ног. Ожидала, что маньяк из переулка погонится за мной, но он не стал. То ли растерялся, то ли после случившегося резко поменял свои планы относительно моей дальнейшей судьбы. Мне некогда было выяснять подробности, оглядываться или давать ему возможность передумать, поэтому я запрыгнула в первое попавшееся такси и накрепко заблокировала за собой дверцу.
— Воу, дамочка, вам не говорили, что так себя вести неприлично? — Таксист зажал руками нос, торопливо отгородившись от меня пластиковой заслонкой. — Молодежь вообще стыд потеряла.
Несколько секунд я просто сидела неподвижно, вжавшись в сидение и тяжело дыша. И лишь потом осознала, что все еще очень сильно пахну. Сладострастно и ярко, словно не спаслась от маньяка с обнаженными когтями, а выскочила в окно любовника, когда его жена не вовремя заявилась домой. Внутренняя поверхность моих бедер была совершенно мокрой, и я все еще ощущала, как мой сок толчками орошает белье.
— Ты просто спятила, — в ужасе прошептала я, обращаясь к собственному телу, а точнее ко вполне конкретной его части.
— Куда едем, дамочка? — сухо поинтересовался таксист, зажав нос платком, на скорую руку вымоченным в чем-то вроде спиртового раствора. Он не был бестией, но сейчас мой запах был настолько сильным, что его воздействие ощущал даже он. И я вообще ничего не могла с этим поделать.
Я назвала адрес Джен, чудом вообще его вспомнив, и, лишь когда машина тронулась, позволила себе обернуться.
Напавший на меня молодой альфа стоял в начале проулка, засунув руки глубоко в карманы джинсов, и смотрел на меня, не мигая. Он не пытался остановить меня и явно не собирался преследовать. Просто смотрел, и я точно знала, что непонятная метка нестерпимо жжет его кожу. Потому что у меня она горела абсолютно так же.