Отъезд Джен окончательно меня подкосил. Я опустилась на заправленную кровать, сцепив меж собой руки, и не шевелилась, пока Йон заканчивал собираться. Впервые за последние два года я ощущала себя настолько бездомной. У меня в самом деле больше не осталось места, которое я могла бы назвать домом. Мне предстояло найти и обустроить его заново, но сейчас это казалось совершенно невыполнимой задачей. И мною снова овладело безотчетное и пугающе сильное желание просто каким-то образом покончить со всем этим. К списку тех, кто охотился за нами, теперь, вероятно, добавились и бандиты с красной лилией на руке. Пора бы уже начать делать ставки, кому же повезет первым.

— Нам пора, — негромко окликнул меня Йон. — Все нормально?

— Исключительно бессмысленный вопрос, — отозвалась я, покачав головой и через силу поднимаясь на ноги. — Идем.

Мы вернулись в Дом Бархатных Слез на метро, как и в прошлый раз. На этот раз нас у входа не встретил спящий бродяга, зато от души сыпануло снегом за шиворот, когда мы вышли на улицу. Я инстинктивно дернулась в сторону, вздрогнув всем телом, и Йон привычно перехватил меня за локоть. Но почему-то его прикосновение в этот раз не вызвало у меня приятного всплеска тепла внутри. Я никак не могла прогнать из головы мысли о том, что он задумал и какую роль я сама во всем этом сыграла, сама того не желая. Отчего-то я ощущала себя использованной — будто судьба просто разыграла на доске карту под названием «Хана Росс», и мое предназначение с самого начала ограничивалось только необходимостью свести Макса и Йона, чтобы первый открыл второму возможность продвинуться дальше по основному квесту. Или как там это обычно происходило в компьютерных играх такого толка. Может быть, я и вовсе не главный герой истории, просто один из случайных второстепенных персонажей, о существовании которого позабудут к концу сюжетной арки.

В Доме мы разделились — Йон, судя по всему, отправился проведать Никки, а я, перехватив кое-что на кухне, вернулась к себе и упала лицом в подушку, совершенно искренне собираясь провести в этой позе ближайшие лет сто. Я не слышала, как скрипнула дверь, только вдруг ощутила знакомый одуванчиковый запах, а потом — теплую тяжесть рядом с собой. Неохотно повернув голову, я почти нос к носу столкнулась с улыбающимся Медвежонком. Его светлые кудряшки так и вились вокруг головы, и сейчас он напоминал мне мальчика-фэйри из старой книжки. Из тех, кто заводят непутевых крестьян в темный лес и заставляют танцевать всю ночь до упаду.

— Ты зря переживаешь, сестренка, — произнес он. — Все будет именно так, как должно быть, даже если будет иначе.

— Что? — переспросила я, ровным счетом ничего не поняв из его фразы.

— Даже если будет иначе, чем ты думала или хотела, — пояснил он. — Ты пахнешь печалью, Хана Росс. Это из-за братишки Йона?

— Он лишь одна из огромного перечня причин, — отозвалась я со вздохом. — Просто раньше мне казалось, что вокруг меня разваливается абсолютно все, но на него-то я могу опереться. А теперь… просто не понимаю, где мое место и что мне делать.

— Ты нужна ему, — возразил Медвежонок. Он лежал на животе и покачивал в воздухе сцепленными на уровне лодыжек ногами. — Он пока еще сам не подозревает насколько. И он тоже тебе нужен.

— Я была нужна ему, чтобы каким-то образом помочь ему в его смертельно опасной охоте за не пойми кем, — скривилась я. — Вместо того, чтобы сделать его жизнь лучше, я, сама того не желая, лишь завела его глубже в лабиринт. Я хотела просто любить его, а не…

Я спохватилась, осознав, что сказала лишнего, но было уже поздно. Впрочем, Медвежонка, кажется, совершенно не смутило и не удивило мое признание.

— Всему свое время, Хана Росс, — рассудительно произнес он. — Время для сражения и для любви, время для мести и для прощения. Братишка Йон тоже пока не видит цельной картины, как и ты. Все откроется, когда придет его час.

— Откуда ты знаешь? — Я наконец не выдержала и задала этот вопрос в лоб. — Ты всегда говоришь загадками, но у меня создается ощущение, что ты видишь и понимаешь куда больше, чем… кто-либо из нас.

Его светлые глаза заискрили смешинками, а сладкий теплый запах усилился, вызывая во мне неконтролируемое желание вдохнуть его поглубже, расслабиться и забыть обо всем.

— Я говорю то, что вижу, и вижу то, что говорю, — проговорил омега, легонько щелкнув меня по носу. — Я не говорю тебе ничего такого, чего бы ты не знала сама. Просто иногда нам легче услышать это от других, чем признать самим. Разве не так, сестренка? — Он, продолжая посмеиваться, закусил пухлую нижнюю губу, а я внезапно подумала, что года через три-четыре этот мальчишка, скорее всего, превратится в невероятно соблазнительного юношу. Из тех, кто сводит с ума в равной степени и женщин, и мужчин, даже сам того не желая. А вкупе с его запахом… Я готова была поставить все сокровища Красной Лилии на кон, что долго он в этом месте не задержится. Таких, как он, обычно подбирали богатые папики — или мамики, — которые потом запирали их где-нибудь в шикарной съемной квартире, заваливали подарками и регулярно потрахивали во всех возможных позах, ощущая себя так, будто сорвали джекпот. Глядя сейчас на Медвежонка, я, кажется, впервые в полной мере ощутила, какое впечатление такие, как мы, производим на альф и не-бестий. Конечно, в себе я никогда подобного не замечала просто потому, что и не стремилась замечать, а вот в нем все казалось каким-то… особенным. Как он смеялся, как наклонял голову, как поглаживал пальцами мое предплечье с ленточкой метки на нем, как просто без движения лежал рядом. Его феромоны не действовали на меня в полной мере, и я не ощущала к нему сексуального влечения, но и без этого я должна была признаться себе в том, что была очарована им. И более того — что мне безмерно хорошо рядом с ним. Не так, как с Йоном, без всех этих эмоциональных качелей, драм и вспышек желания или ревности. Может быть, Медвежонок напоминал мне брата — ту счастливую детскую пору наших отношений, когда мы еще не подозревали, как сильно отличаемся друг от друга. В конце концов, у бестий все строится на этих связях — сперва с близнецами, затем с партнерами. И любые наши попытки выстроить отношения сводятся именно к этому — к попытке повторить и возродить то, что было утрачено.

— Ты знал, что у Йона была сестра? — спросила я.

— Конечно, — не моргнув глазом, отозвался тот. — Я сразу это понял.

— Понял? Каким образом понял? — нахмурилась я.

— Мы сами выдаем свои секреты. Особенно когда яростнее всего хотим их спрятать, — снова улыбнулся он, легонько толкнув меня плечом. — Но иногда те, от кого мы их прячем, сами не хотят ничего знать. Им проще поверить в ложь или чужие домыслы, чтобы уберечь себя от того, с чем они не знают, что делать.

— Ты сейчас о Йоне и его сестре? Или о моих чувствах к нему? — окончательно запуталась я, но омега явно наслаждался моим замешательством и не спешил его развеивать.

— Расскажи мне о том, что произошло в городе, — вместо этого попросил он.

— Разве ты и так уже не в курсе, маленький всезнайка? — ворчливо уточнила я.

— Я знаю все, что мне известно, и не знаю ничего из того, что мне недоступно, — заявил он, а, увидев, как я закатила на это глаза, нежно рассмеялся и обнял меня одной рукой. Его тело было худым и маленьким в отличие от Йона, но обниматься с ним было ничуть не менее приятно. Просто в другом смысле. Я и сама не заметила, как мы слиплись в уютный пельмешек, переплетясь руками и ногами и насытив воздух нашей игристой сладостью.

Конечно, Медвежонок был особенным. Может, из-за его запаха или из-за того, что он был другого пола, но моего вида. Я не могла себе представить подобные объятия, достаточно интимные по своей природе, пусть и не по сути, с кем-то из других омег Дома. А с ним все это получалось само собой, и в то же время каким-то образом умудрялось совершенно не затрагивать эротическую составляющую. По крайней мере, не в ее привычном смысле. Наверное, будь он старше, я бы могла задуматься об этом более основательно — хотя бы из чувства банального любопытства, — но в свои едва ли шестнадцать Медвежонок для меня был просто большой подушкой-обнимашкой, в которую я могла немного пореветь, если бы захотела. И ничего сверх того.