Перед тем как начать действовать, Макс встретился с Инной лично, приехал к ней в офис, вытерпел двухчасовое ожидание в тесной приемной, когда же наконец Инна соизволила явиться, он сказал ей: “Отзови своих шавок, если не хочешь получить заряд обратно, оскорбление чести и достоинства Игнатия может тебе дорого стоить”.

Гасилова рассмеялась, Максим ушел не прощаясь, а еще через полчаса он уже говорил по видеосвязи с господином Куприяновым.

— Здравствуйте, Илья Андреевич, меня зовут Максим Лазарев и я представляю интересы жениха вашей дочери…

Последовал судебный процесс, он был закрытым, но кое-что просочилось в прессу. Феля жаждала крови и не позволяла Игнаше согласиться на мировую, Гасилова налетела на крупную компенсацию, лишилась лицензии на концертную деятельность, антреприза Максима получила финансовую поддержку и благосклонность городского комитета культуры, а Офелия и Игнатий подали заявление во Дворец бракосочетания на Английской набережной.

За всеми этими заботами Макс и упустил момент, ту самую точку невозврата. Он не хотел признавать, делал вид, что все хорошо, но ссоры с Сергеем становились чаще, а примирения тяжелее. Временами Максиму казалось, что они с Сержем не слышат друг друга, и как будто не было между ними ничего, кроме взаимных обид.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пазл сложился неожиданно. Сначала Сергей чуть не сорвал концерт, это было нетипично для Залесского, обязательного и безотказного. Но вдруг он потребовал перенести день, с субботы на любой другой. Когда сделать это не получилось — уперся. Пришлось сильно сдвигать время, светить глазами перед заказчиком. Максим тогда очень рассердился, даже Игнаше пожаловался, а в ответ услышал:

— Так он с девицей какой-то переписывается по интернету, они и встречу назначили уже. Ты только ему не говори, что я заложил, обидится же.

Они сидели в раздевалке тренажерного зала, того самого, где тренировались Максим и Сергей. Теперь и Игнатий заходил сюда поработать над рельефом мышц.

— Не скажу, конечно. Странно, что Сергей таким поделился. Может, он пошутил? — Макс не мог поверить.

— Да какой там пошутил, он в истерике был. Не знал с какими цветами идти, что говорить, а главное, что делать, если что… Ну, ты понимаешь… — Игнаша томно закатил глаза.

— Об этом тебя спрашивал?

— А кого же ему еще спросить, ведь я его сценическая девушка, — Игнаша рассмеялся, но осекся. — Извини, Максим. Я все понимаю, тебе обидно, что он не поделился. Но, понимаешь, Сергей очень застенчивый, и он считает, что вряд ли у него с женщиной получится.

— Не откроешь — не узнаешь, — произнес Макс. — Ты не говори ему, что мы с тобой тут обсуждали. Очень прошу, Игнатий. Никому, особенно Феле.

— Хорошо, хорошо, я же понимаю.

После разговора с Игнашей у Макса словно глаза открылись, он стал замечать! Казалось бы, незначительные перемены в поведении Сергея. Но на поверку — глобальные! Надо было хорошо знать Залесского, а Лазарев знал, еще как знал…

Можно было приступить к выяснению отношений сразу или подождать. Юрист взял верх над ревнивцем. Максим ждал. Или боялся потерять все?

Ревность… Что он знал о ней, пока не испытал сам? И страшнее ревности — уязвленное самолюбие, что его предпочли другому, другой… Может, связь с парнем он и простил бы, но женщина… И так не вовремя, почему сейчас? Они с Сергеем только начали сближаться. Нет, не начали, самообман, сублимация, все, что угодно, но не сближение.

Максим сидел в студии, в кабинете, все за тем же столом, все за тем же ноутом. Пароль от почты Сержа у Лазарева был, он сам же и заводил её. Вряд ли Сергей менял. Не то чтобы ему в голову не могло прийти, что личную переписку прочтет Макс, скорее, было все равно.

Стрелка подрагивала на кнопочке “открыть”, один клик и… потом — что?

Ладно, голову в песок прячут страусы, так они и бегают быстро, а летать не умеют. Мысли уходили в сторону, сознание пыталось вывернуться, обойти проблему, как вода обтекает камень.

Не получится, Лазарев, жми…

“Здравствуйте, Алекс…”

А дальше… Сколько времени прошло? Макс помнил, как после третьего письма встал и заблокировал дверь, чтобы не мешали. Вернулся, стал читать снова. В письмах были даты, он мог сопоставить дни. В папке с грифом “важное” бережно были сохранены и ответы. Её ответы… Мелкая хитрая сучка. Взяла невинностью! Ах, папа погиб, ах, никто не дружит, ах, Петровск — дыра… Конечно, дыра, девочка, а тебе хочется в Питер…

Но какая же она, эта Алекс, какая? Ни одного фото, и ни фамилии нет, ни адреса. Можно по ай-пи пробить… Нет… Нельзя. Нельзя следить за Сержем, это его личная жизнь. А если разводят, если авантюристка из чата?

Мысли Макса метались, а за ними и он сам от окна до двери — по кабинету.

И снова за стол, стал перечитывать. Воспринимал только негативно, не хотел видеть искренности, нежности. Притворство все, обман. А Серж! Все ей рассказывал, а Максиму — ничего. Только принимал, брал, пользовался, а сам? Ни разу, никогда о прошлом, вот о Яшке — пожалуйста, про другое — тишина. Разведчик на допросе…

Все, довольно! Максим выключил ноут, хотел было выпить, но вспомнил, что за рулем и встреча с серьезными заказчиками назначена. Тогда вечером, дома. Дома! Он ведь первый взнос за квартиру сделал и на Сережино имя покупает. Это что? За благодеяния он ждет ответку, как Яшка? Любовь за подарки? Хотелось шмякнуть ноут об стену. Нет, так нельзя, есть общие дела, Герта приедет, а Алекс эта… Ну перебесится. Пока ведь не встречались, на чем у них там закончилось…

Снова подключился, вошел в почту, кликнул по последнему письму. А ведь она давно не отвечала… А Серж что?

“Я буду ждать вас…”

Так вот почему суббота! И Алекс не приезжала, еще нет…

До этого Максим не понимал! Он не задумывался, он не знал этого.

Положи меня как печать… Откуда это? Песнь песней Соломона, того самого, на кольце у него была надпись “и это пройдет”, а про печать… Макс забил в поиск и прочел во всезнающем Гугле:

“Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный”.

"И грехи его встали перед его взором, — усмехнулся он горько. — А сам-то сколько раз прокатывал Сергея с любовниками? Вот и прилетело обратно".

Задергали ручку, постучали в дверь.

— Сейчас! — отозвался Максим. — Подождите.

Пришел Игнаша, просил связаться с Нинель Дмитриевной насчет уроков по концертным номерам, и Максим поехал в академию. Он рассудил, что лично договорится скорее, вряд ли Нинель отказала бы Игнаше, но Лазарев знал, что афишировать эти уроки она не хотела, и потому надо было освободить время и заниматься в студии. А Нинель привезти и увезти самому, она обещала показать номер из “Медного всадника” Глиэра. Балет позабытый, а когда-то популярный и любимый публикой. Был там красивый вальс Евгения и Параши, вот его-то и решили восстановить. Евгения танцевал Залесский, а Парашу — Маля, как между собой звали Игнашу парни. В антрепризе он оставался примой, тайну свято сохраняли.

Макс припарковался у Катькиного сада и пошел в академию, огибая здание Александринского театра. Улица Росси тянулась вдаль идеальными фасадами. Над ними синело высокое небо с легкими облачками.

Снега растаяли. Давно ли горы лежали, машину поставить негде было, сейчас и следа не осталось. Совсем весна, середина апреля…

Последние два месяца, наверно, были счастливыми. Стабильный успех антрепризы, хорошие доходы, почти семья…

Чертова эта Алекс! Максим решил, что не станет говорить о ней с Сергеем сейчас. Во-первых, бесполезно — у Залесского глаза застит и бананы в ушах, он ничего сейчас не воспримет. Влюбился. Во-вторых, сначала надо узнать, что за цаца, может, и не так страшна.