Сегодня — бесконечно раздражающий меня ужин в Raw Space с Кортни, которая непонятно почему выпендривается: все время задает вопросы о том, чем кормят на курортах, о Джордже Буше, Тофутти и прочих персонажах, которых можно увидеть только в кошмарном сне. Я не обращаю на нее никакого внимания, но это не помогает, и на середине фразы — (Page Six, Джеки О) я ищу спасения у официанта: заказываю холодный суп из мидий с кукурузой и лимоном с арахисом и укропом, императорский салат с руколой и филе рыбы-меч с горчицей на киви. Правда, я это уже один раз заказывал, о чем он и сообщает. Я смотрю на него, даже не пытаясь скрыть удивления, и мрачно улыбаюсь.

— Да, заказывал, точно.

Флоридская кухня выглядит впечатляюще, но порции маленькие и дорогие, особенно в таком месте, где на каждом столе блюдце с цветными мелками. (Кортни рисует на своей бумажной подстилке вензель Laura Аshley, я же рисую на своей внутренности Моники Ластгарден и когда Кортни, очарованная моим рисунком, спрашивает, что это, я отвечаю: «М-м-м… арбуз.» Счет, который я оплачиваю своей платиновой карточкой American Express, оказывается больше трехсот долларов. Кортни неплохо выглядит: на ней — шерстяной жакет Donna Karan, шелковая блузка и кашемировая юбка. Неизвестно почему я сегодня надел смокинг. Сегодня утром в Шоу Патти Винтерс говорилось о новом виде спорта под названием «метание пигмеев».

Пока я подвожу ее к «Nell's», где, как предполагалось, мы должны выпить с Мередит Тейлор, Луизой Самуэльсон и Пирсом Тауэрсом. Я говорю Кортни, что мне надо купить наркотиков, и обещаю вернуться до полуночи.

— Да, и передай Нелл привет, — добавляю я небрежно.

— Господи, да купи ты здесь внизу, если тебе так надо, — хнычет она.

— Но я договорился, что заеду туда. Паранойя. Понимаешь? — ною я в ответ.

— У кого паранойя? — спрашивает она, глаза прищурены. — Не поняла.

— Милая, наркотики, которые продаются здесь внизу, обычно оказываются слабее, чем сахарозаменитель, — говорю я ей. — Ты ведь сама знаешь.

— Патрик, меня не впутывай, — предупреждает она.

— Просто иди туда и закажи мне пиво Foster's, ладно?

— Куда ты идешь на самом деле? — спрашивает она спустя мгновение, теперь уже с подозрением.

— Я еду к Ноджу, — говорю я. — Я покупаю кокаин у Ноджа.

— Нодж — шеф-повар в «Шезлонге», — говорит она, пока я выпихиваю ее из лимузина. — Нодж не торгует наркотиками. Он шеф-повар!

— Не надо истерики, Кортни, — вздыхаю я, подталкивая ее в спину.

— Только не ври мне насчет Ноджа, — ноет она, сражаясь за то, чтобы остаться в машине, — Нодж — шеф-повар в «Шезлонге», понял?

Я остолбенело смотрю на нее, мне в глаза бьет резкий свет фонарей, висящих у входа в «Nell's».

— Я имею в виду Фидлера, — наконец смиренно признаю я. — Я еду к Фидлеру.

— Ты невозможный, — бормочет она, выходя из машины. — Что-то с тобой в самом деле не так.

— Я вернусь, — кричу я ей вслед, громко хлопаю дверью лимузина, потом торжествующе хихикаю, вновь зажигая сигару. — Но не рассчитывай на это.

Я говорю шоферу, чтобы он ехал в самый блядский район города, к западу от «Nell's», поискать проституток вокруг бистро «Florent», и после того как я дважды внимательно прочесываю округу — на самом деле я потратил месяцы, рыская в этой части города в поиске подходящей девки — я обнаруживаю ее на углу улиц Вашингтон и Тринадцатой. У нее стройное тело и светлые волосы, она молоденькая и простоватая, но не как эти бабищи из эскорт-службы. Самое главное — она белая, что является редкостью в этих краях. На ней обтягивающие обрезанные шорты, белая майка и дешевая кожаная куртка. Кожа бледная, только над левым коленом синяк, лицо тоже бледное, хотя пухлые губы густо накрашены розовым. Позади нее на стене заброшенного универмага полуметровыми квадратными красными буквами нарисовано слово МЯСО, и порядок расположения букв пробуждает что-то во мне, а над зданием, словно кулиса, нависает безлунное небо, которое днем закрывали облака, но сейчас их нет.

Лимузин скользит рядом с девушкой. Вблизи, сквозь затемненные стекла, она кажется бледнее, ее светлые волосы теперь кажутся обесцвеченными, а судя по чертам лица, она даже моложе, чем я думал. И поскольку она — единственная белая девушка, которую я увидел сегодня в этой части города, она кажется особенно чистой; ее можно легко принять за студентку Нью-йоркского университета, возвращающуюся домой из Mars после того, как она весь вечер пила коктейль Seabreezee, танцуя под новые песни Мадонны, а потом, может быть, поругалась со своим парнем, каким-нибудь Ангусом или Ником или… Поки. Может быть, она идет в «Florent» посудачить с друзьями, выпить, возможно, еще один Seabreeze или, может быть каппуччино, или стакан воды Evian. В отличие от большинства здешних шлюх, она едва смотрит на лимузин, медленно тормозящий рядом с ней. Вместо этого она непреднамеренно мешкает, делая вид, что ей неизвестно, что на самом деле означает этот лимузин. Когда открывается окно, она улыбается, но смотрит в сторону. Последующий обмен фразами занимает не более минуты.

— Что-то я здесь тебя не видел, — говорю я.

— А ты просто не смотрел, — отвечает она весьма удачно.

— Хочешь посмотреть на мою квартиру? — спрашиваю я, щелкая зажигалкой внутри на заднем сиденье лимузина, так чтобы ей было видно мое лицо и смокинг. Она смотрит на лимузин, потом на меня, снова на лимузин. Я лезу в свой бумажник из газелевой кожи.

— Мне не положено, — говорит она, глядя в проем темноты между двумя зданиями на противоположной стороне улицы, но когда ее взгляд вновь возвращается ко мне, она замечает протянутую ей стодолларовую купюру, и не спрашивая, чем я занимаюсь, не спрашивая, чего я от нее хочу, даже не спрашивая, не полицейский ли я, она берет купюру и теперь мне позволено перефразировать мой вопрос.

— Ты хочешь поехать ко мне или нет? — интересуюсь я с ухмылкой.

— Мне не положено, — вновь произносит она, но взглянув еще раз на длинную черную машину, на купюру, которую она теперь засовывает в задний карман, на нищего, который шаркает к лимузину, а в покрытой струпьями руке у него зажат стаканчик с монетами, она наконец решается ответить:

— Но я могу сделать исключение.

— Принимаешь American Express? — спрашиваю я, гася зажигалку.

Она все также глядит в темноту, словно ищет там какой-то невидимый знак. Потом она переводит взгляд на меня, и, когда я повторяю: «Ты принимаешь American Express?», — она смотрит на меня так, как будто я ненормальный, но я глупо улыбаюсь, открывая перед ней дверь и говорю: «Ладно, шучу. Садись.» Она кивает кому-то на другой стороне улицы, и я усаживаю девушку на заднее сиденье темного лимузина, захлопываю дверь и запираю ее.

Дома Кристи принимает ванну (я не спрашивал, как ее зовут на самом деле, но приказал ей отвечать только если я называю ее Кристи), а я набираю номер эскорт-службы Cabana Bi и, при помощи золотой карточки American Express, заказываю блондинку, обслуживающую пары. Я дважды повторяю адрес, после чего снова подчеркиваю: блондинку. Чувак на другом конце провода, какой-то старый итальяшка, заверяет меня, что блондинка будет у меня в течение часа.

Обработав зубы ниткой и переодевшись в шелковые трусы-боксеры Polo и хлопчатобумажную футболку от Bill Blass, я захожу в ванную. Кристи лежит в ванне, потягивая из стакана Steuben белое вино. Присев на мраморной край ванны, я наливаю в нее масло для купания Monique Van Frere с травяным запахом и рассматриваю тело, лежащее в молочной воде. Долгое время мои мысли скачут, их захлестывает грязь: ее голова — вот она, я могу ее разможжить; но в ту же секунду мое желание ударить, оскорбить и покарать ее утихает, и я в состоянии спокойно сказать:

— Ты пьешь очень хорошее шардоне.

После долгой паузы, сжимая в руке маленькую, почти детскую грудь, я говорю: