На холме ряды виноградников уже стояли с увядшим виноградом, на которым роились пчёлы. Она побежала полакомиться виноградом – он был такой сладкий, что по спине пробегали мурашки. Анна положила две грозди в рюкзак и пошла дальше.

Она чувствовала себя лучше, впервые за день ей удалось не думать о брате. Она наслаждалась природой и солнцем, окрасившим серебром шевелящиеся ветром кроны сосен.

В конце подъёма перед ней открылось плато холмов, покрытых жёлтой пшеницей и дроковыми кустами, на которых неизвестный великан расставил, как вертушки, десятки ветрогенераторов.

Ей уже доводилось видеть их с равнины – крошечными, до которых невозможно дотянуться. Она не предполагала, что они такие большие.

С них, возможно, виден и отель.

Первый ветряк казался не так далеко, оставалось только перейти поле, которое спускалось в узкую долину и поднималось вверх по гребню. Анна в нерешительности постояла на обочине дороги, затем сунула большие пальцы под лямки рюкзака и пошла дальше.

Через несколько шагов она погрузилась по грудь в колосья, которые царапали ей руки и ноги. Вокруг прыгали сверчки. Фазан с неуклюжим криком поднялся с золотого ковра и снова пропал. Ей потребовалось больше времени и сил, чем она предполагала, но в конце концов Анна добралась до квадратного фундамента, который, как бетонный остров, плыл посреди желтизны.

Снизу башня была такой высокой, что не разглядеть вершины. Алюминиевая лестница вела к маленькой двери, которую кто-то уже снял с петель и повесил криво. Изнутри доносилось зловоние.

Анна вытащила фонарик и осветила узкую винтовую лестницу, которая, как штопор, опоясывала конструкцию изнутри. Над первой ступенькой муравьи доедали останки лисы.

Она переступила через падаль и стала подниматься по лестнице, освещая ступени, которые образовывали казавшуюся бесконечной спираль. Через некоторое время Анна вся вспотела и запыхалась. Она села и упёрлась головой в стену. Металл, согретый солнцем, был тёплым.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой уставшей, неуверенной и обеспокоенной. Весь съеденный виноград бродил в желудке.

Анна погасила фонарь, и её окутала успокоительная темнота.

Анна уже давно научилась её не бояться.

Правило было простым. Два фильма в неделю: по субботам выбирал Анна, по воскресеньям мама, а остальное время телевизор был накрыт цветной тряпкой, им почти стыдно было иметь его в доме. Но когда вирус из Бельгии накрыл, как радиоактивное облако, Голландию, Францию и остальной мир, он не сходил с заголовков новостей.

После смерти мамы Анна проводила перед телевизором весь день. В тетради "ВАЖНО" не было ни слова о телевизоре, и девочка воспринимала это как разрешение. Вот только каналы один за другим отключались, оставляя вместо себя синие экраны. Дольше всех сопротивлялся "RAI Uno", на котором транслировались только надписи. Они говорили, что запрещено выходить из дома, что действует военное положение и что в случае серьёзной чрезвычайной ситуации необходимо позвонить по бесплатному номеру гражданской обороны. Ей оставалось только пересматривать dvd-диски, которые хранились в библиотеке.

Когда гидроэлектростанция Гвадалами, последняя работающая на острове, остановилась, навсегда оставив без энергии шелковичную ферму и всю Северную Сицилию, Анна лежала на диване и смотрела "Офицер и джентльмен" – единственный красивый фильм в коллекции матери. Астор спал рядом, как куколка.

Это был момент, который ей больше всего нравился, когда солдат в шляпе и белоснежной форме шёл на фабрику, чтобы забрать подругу под аплодисменты рабочих. Но тут телевизор погас, и синие цифры плеера тоже. Анна стояла и смотрела на чёрный экран без особого беспокойства. В последние недели часто случались перебои в подаче электроэнергии.

В тот раз электричество так и не включили. Время света, как она назвала его позже, закончилось в тот самый момент, когда Ричард Гир нёс Дебру Вингер на руках.

День подошёл к концу, солнце село, но цветочный абажур рядом с диваном не светился таким успокаивающим жёлтым светом. Фруктовый сок внутри холодильника нагрелся. Анна с висевшим на шее Астором зажгла фонарик и поискала в тетради "ВАЖНО" решение проблемы. В тетради было написано:

Вот и всё.

Без электричества время тянулось долго. Часы запутывались в дни, которые тянулись с бешеной медлительностью. Все звуки исчезли: мерный звон деревенских церковных колоколов, звонки телефона, рёв самолетов, фырканье мусоровоза. Тишина, когда Астор спал, была настолько гнетущей, что почти оглушала.

Анна научилась прислушиваться к ветру, трепещущему в окнах и шуршащему листьями, бормотанию в животе, голосам птиц. В этой липкой тишине даже черви, копающиеся в балках потолка, составляли ей компанию.

Анна всегда была болтливой девочкой. Теперь её рот наполнился словами, с которыми она не знала, что делать. Когда она открывала коробочки с банками чечевицы внутри, она говорила сама с собой:

– Вот. Всё готово. Хороший обед.

Даже когда Астор начинал капризничать, что раньше дико её раздражало, теперь она чувствовала себя не такой одинокой.

Она научилась общаться с Темнотой.

Анна выросла, зная, что свет в доме отгоняет Темноту от окон. Пока мама не погасит свет, она не уснет, и тогда Темнота может раскрыть свои чёрные объятия.

В те дни Анна находила Темноту на кухне, когда ночью тайком спускалась за печеньем, но красные цифры часов духовки и зелёный индикатор кофеварки действовали на неё успокаивающе. Когда вечером они выходили за пиццей, Темноту разрывали фары автомашин, а добивали экраны мобильных телефонов. То же самое происходило, когда выносили торт со свечами на день рождения, но это было весело. Темнота пряталась в сарае, и там было страшно. В этой Темноте, пахнущей бензином и краской, кусторез, старый пылесос, сломанный стул, вешалка становились монстрами, готовыми вас растерзать. Только крысы в этой Темноте чувствовали себя как дома.

Но сейчас Темнота душила, давила и вместе с тишиной сбивала с толку. Вязкая и тянучая, она проникала в каждый уголок, в каждый промежуток, в рот, в нос, в поры кожи. Иногда она наступала так быстро, что даже не успеваешь подготовиться, или же приходила медленно, смешивалась со светом, обагряла солнце и обрекала его на исчезновение на дне равнины. Свечи не помогали. Трескучего шарика света, который они испускали, не было достаточно, чтобы победить Темноту. Наоборот, Темнота становилось ещё более зловещей и угрожающей.

Анна со временем научилась не бояться и ныряла в неё, уверенная, что снова выплывет. Она лежала под плотным одеялом у брата, а когда вставала по малой нужде, то писала в таз рядом с матрасом, и тогда сон овладевал ей и переносил обратно в день.

Тучи или дождь, холод или жара – Темнота рано или поздно проигрывала ежедневную борьбу со светом.

Словно её облили ведром ледяной воды, Анна очнулась ото сна, широко раскинула руки, ударилась локтем о стену и вскочила. Фонарь соскользнул с колен, она поймала его подошвой кроссовка и зажгла, рисуя яркие овалы на внутренней поверхности ветряка.

Сколько она проспала?

Анна погладила раненую руку, ожидая, когда сердце притихнет. Она решила сделать ещё сто шагов. Если не доберётся до вершины, то больше не будет пытаться.