Через некоторое время все, кто пил, начинал шататься, свесив голову на грудь, и размахивать руками под звуки барабанов. Один, с закрытыми глазами, не заметил, что ступенька кончилась, на мгновение застыл, вытянув ногу в пустоту, и упал вниз под всеобщий смех.

Анна огляделась.

Напряжение, ощущавшееся за воротами, казалось, пропало. Среди дыма появлялись разбитые фигуры, которые шевелились, как на вечеринке или концерте, но не было никого в возрасте Астора.

Рядом с ней показалась женская спина с лопатками, похожими на куриные крылышки, и тощие ноги.

– Слушай, – Анна коснулась плеча девочки. – Не знаешь, где они держат детей?

Ответа не последовало.

Она дёрнула девочку за руку, и та упала на неё. Щёки у неё были впалые, словно паразит высосал её изнутри, глаза стеклянные, а рот застыл в немом крике.

Порыв ветра пронёсся по амфитеатру. В мерцающем свете костров извивалось множество тел.

Анна резко вскочила, потёрла руки, пытаясь отогнать, словно рой мух, смерть, прилипшую к коже, и споткнулась о лодыжку какого-то мальчика. Кислый запах мочи наполнил ей ноздри. Бедняга дрожал от озноба. Лицо, шея и грудь были покрыты язвами. Он судорожно сжимал руки в кулаках, будто с кем-то боролся.

Это зал ожидания.

Так его называли. Ходили слухи, что в Палермо один был на стадионе, а другой в Монделло. Туда приходили больные и полумёртвые, чтобы умереть вместе.

– У меня... у меня нет Красной, – пробормотала она.

Она сделала пару шагов и попала в облако газа, который заполнил ей легкие.

Кашля, Анна побежала вверх по лестнице. Под скелетом саженца, на котором висели тряпки и пакеты, она увидела бетономешалку. Она спряталась за ней и прижалась сбоку, положив голову на рюкзак.

Если не смотреть и не слушать, то Темнота была такой же, как на шелковичной ферме.

Через несколько секунд веки отяжелели, и Анна завалилась спать.

День ослепил её.

Анна закрыла лицо руками и глянула сквозь пальцы на молочное небо. Солнце, чуть выше горизонта, напоминало пятно соуса на белой скатерти.

На свету амфитеатр казался меньше. Остатки шин испускали чёрные прямые нити из куч пепла. Насыпь с барабанами опустела. На трибунах почти не осталось больных.

Она поднялась на локтях, зевая.

Свет заслонило знакомое лицо.

– Что ты здесь делаешь? – Пьетро сидел, скрестив ноги. – Я пришёл за тобой, – он поднял с земли бутылку, на дне которой ещё оставалось на два пальца чёрной жидкости, и поднес к носу. – Ты это пила?

– Нет, а что это? – Анна передёрнула плечами.

– Это раздают по вечерам. Внутри всего понемногу: алкоголь, таблетки, снотворное... Они это называют "Слёзы Крошки". Я как-то выпил полбутылки, а потом чуть голову не разбил о витраж. Смотри… – он показал ей тёмный мясистый шрам за левым ухом. – Причём сам потом ничего не помнил. Мне рассказали.

Девочка поправила футболку:

– А где же мертвецы?

– Их забирают с рассветом и скидывают в яму.

Анна посмотрела на него. Он выглядел усталым, с помятым лицом и растрёпанными волосами, но большие глаза были всё так же прекрасны.

– А разве ты не кроссовки собирался искать?

Он взял пустую консервную банку из-под тунца и повертел в руках:

– Без меня ты никогда не найдешь своего брата.

Анна провела пальцами по волосам и склонила голову набок.

Он пришёл мне помочь.

Пьетро вытер указательным пальцем остатки рыбы и облизал.

– Он уже в карьере. Но если тебя поймают, то посадят в цистерну. Туда ходят только стражники, которые с ожерельем. Я знаю дорогу. Могу проводить, если хочешь.

Анна на мгновение замолчала:

– Откуда ты всё это знаешь?

Он пожал плечами:

– У меня тоже было ожерелье. А потом случилась одна проблема, и с тех пор мне лучше особо здесь не отсвечивать.

Он швырнул банку в сторону бассейна, но промазал. Она попала в голову другому мальчику, лежащему на пару ступенек ниже.

Тот вздрогнул и ткнул в него пальцем:

– Вот скотина... – и тут же закашлялся.

Пьетро поднял руку:

– Звиняй.

Анна аплодировала:

– Оно и видно, что ты не хочешь отсвечивать, – она завязала шнурки кроссовок. – Пошли.

Они обошли бассейн, проходя между детьми, которые спали вместе, как хомяки в соломе. Некоторые завернулись в целлофановую пленку.

Они поднялись по бетонной лестнице и добрались до площадки, где стражники грели на костре серебристую жестянку. Они молча смотрели на еду, зевая, словно готовили её глазами.

– Не смотри на них, – прошептал ей Пьетро. – Чтобы идти дальше, у тебя должно быть ожерелье.

Они прошли сквозь дроковые заросли, а когда вышли, открылась потонувшая в молочном тумане равнина, из которой торчали выцветшие вершины холмов. Они продолжили путь по узкой тропинке, которая через сотню метров оканчивалась забором из прибитых досок. Рядом должен был располагаться туалет, потому что туда стекали моча и экскременты.

Они съехали попой по земле за хребет, покрытый широколиственными растениями и колючими плодами, и очутились на поросшем пшеницей склоне. Пьетро пробирался сквозь колосья и время от времени оборачивался на Анну.

Они уселись за коробки с известняком на краю грунтового двора, на котором рядом со сборными лачугами стояли брошенный грузовик и бульдозер.

– Там дорога, ведущая в каменоломню.

Анна высунулась посмотреть.

– Надо бежать быстро, а то из гостиницы нас увидят, – продолжал Пьетро. – Если нас отведут к Анжелике, мне конец.

– Кто такая Анжелика?

Пьетро закусил губу:

– Она здесь главная вместе с Медведем.

Анна вспомнила про Медведя, Катио и ту повозку.

– И где она?

– Сейчас она спит.

Девочка склонила голову и посмотрела на него снизу вверх.

Пьетро слегка качнул тазом:

– Она втрескалась в меня, не давала проходу. Она меня хотела.

Анна разразилась громовым смехом.

Он заткнул ей рот рукой и зашипел:

– Заткнись! Нас услышат...

Анна вытерла слёзы запястьем.

Как мама называла папу, когда тот хвастал, что может спрыгнуть в море со скалы?

– Ты прямо как отец – понторез.

– Это правда, клянусь, – Пьетро поцеловал пальцы. – Поэтому я и сбежал. Она чокнутая. Она говорила, что если я пойду с ней, она отведёт меня к Крошке, но это было лишь отмазкой. И, пожалуйста, давай поговорим об этом позже, – попросил он, как Взрослые. – А теперь послушай: надо без остановок добежать до бульдозера и спрятаться.

– А какая она, Анжелика? Симпатичная?

– Нет. Она тощая, как ведьма.

– И что? А какие тебе нравятся? Вот такие... – Анна нарисовала в воздухе.

Пьетро сжал руки, будто в молитве:

– Пожалуйста...

Девочка пыталась говорить серьёзно, но глазами продолжала смеяться:

– А если нас поймают, Анжелика уже с тебя не слезет?

– Нас не поймают.

– Почему?

Пьетро посмотрел ей прямо в глаза:

– Потому что мы с тобой невидимки.

– Ты точно понторез.

Возможно, они не были невидимками, но когда они перебежали через площадку, никто их действительно не заметил.

Анна спряталась за гусеницей бульдозера, а через секунду скользнула к Пьетро, который сделал ей знак подождать. Он едва переводил дыхание.

– Они перекрыли дорогу.

Посреди грунтовой дороги, которая после нескольких поворотов исчезала в долине внизу, стояла проволочная сетка. Там, где её поддерживали контрфорсы, она была ещё в хорошем состоянии, остальные участки погребло под оползнями.

– Нужно идти через лес, – сказал мальчик.

У Анны возникли сомнения. А если он её разыгрывает? Как можно верить какому-то понторезу, который заявляет, что его хочет некая Анжелика, и ездит в поисках пары кроссовок?

Но других друзей у меня нет.