— Не помню… Я же к тому времени вырубился… То есть уже ничего не соображал.
— Хорошо, — сказал Васильев, — можете сесть. — И снова вопросительно посмотрел на секретаршу, а та снова выглянула в окно и чуть заметно отрицательно покачала головой. — Попросите сюда свидетеля Румянцева.
Румянцев был повыше Суханова, но сухощавее. И лицо у него было потоньше. Красивое, умное и серьезное лицо, единственно, чего не хватало на этом лице, так это жизни. Оно было словно остановлено в скупой иронически презрительной гримасе.
— Свидетель Румянцев, предупреждаю вас, что вы обязаны говорить суду правду и только правду, что за ложные показания и за уклонение от дачи показаний вы несете уголовную ответственность. Вам ясно?
Румянцев сдержанно кивнул.
— Расскажите, Румянцев, как давно вы знаете Суханова и какого рода отношения существуют между вами?
— Я бы не назвал это отношениями, — медленно и снисходительно сказал Румянцев, — мы просто знакомы. Нам недавно дали квартиру в том же районе, тогда мы и познакомились…
— Как недавно? — переспросил Васильев.
— Месяца два назад…
— Вам приходилось и раньше с ним выпивать?
— Приходилось.
— Сколько раз?
— Я не считал.
— А вы, пожалуйста, посчитайте, — сказал Васильев и пристально посмотрел на Румянцева.
«Вот тебе и добренький судья», — ахнул про себя Суханов. Он почувствовал, как у него вспотели ладони. Он медленно провел ими по коленкам и покосился на судью — не заметил ли он.
— Мы выпивали с ним четыре раза, — с оскорбленным видом ответил Румянцев.
— За два месяца? — переспросил Васильев.
— За два месяца, — еще оскорбленнее ответил Румянцев.
— И вы это не можете назвать отношениями или дружбой?
— Какие-либо отношения, тем более дружба, подразумевают прежде всего духовное общение… — пожал плечами Румянцев.
«А ведь я ждал этого слова «духовное», — подумал Васильев.
«Во дает!» — восхищенно подумал Суханов и украдкой посмотрел на Румянцева.
— Но ведь достаточно один раз посидеть с человеком, выпить, потолковать, чтоб понять его бездуховность, — Васильев с удовольствием произнес это слово, — а вы встречались с ним еще три раза. — Васильев выдержал некоторую паузу, а потом простодушно спросил: — Или вам больше выпить не с кем?
— Я уже сказал, что переехал в этот район недавно, — сказал Румянцев.
Стельмахович даже прикрыл глаза ладонями. Он никак не мог преодолеть свою застенчивость, и болезненно переживал это, и все-таки не мог заставить себя посмотреть в зал…
Игнатов, включившийся в процесс с каким-то даже азартом, теперь томился душой, с нетерпением поджидая, когда же начнется «главное». Что это такое «главное», он толком не представлял…
Прокурор, знавший Васильева давно, насторожился. «Неужели и на этот раз что-то раскопает?» — подумал он. И невольно потянулся к своим записям. «Где же я пропустил?..» Потом отложил записи в сторону (заглядывать в них не было необходимости, он и так все помнил наизусть) и стал изучать подсудимого.
— Стало быть, у вас в новом районе друзей, кроме Суханова, нет? — спросил Васильев.
— Но это не значит, что, кроме Суханова, у меня вообще друзей нет, — с достоинством сказал Румянцев.
— Очевидно, все друзья у вас в техникуме и по старому месту жительства? Я вас правильно понял?
— Да, правильно.
— А Суханов вам нужен был, так сказать, по соседству, чтобы не бегать выпивать на другой конец города?
— Я не так часто выпиваю, — снова оскорбился Румянцев.
— Во время выпивок с Сухановым между вами не возникало противоречий или, может быть, ссор?
— Нет.
— Зоя, запишите это в протокол, — сказал Васильев, резко поворачиваясь к секретарю. Он прекрасно знал, что она записывает каждое слово, и сказал это вовсе не для нее, а для Румянцева, подчеркивая тем самым важность его ответа. Потом еще раз взглядом заставил ее посмотреть в окошко, и снова получил молчаливый отрицательный ответ, и даже не удержался, и озабоченно покачал головой.
— Скажите, Румянцев, сколько вы выпили в тот вечер, перед тем как вышли на улицу?
— Две бутылки портвейна на троих, — без запинки, ни на секунду не задумываясь, ответил Румянцев.
Васильев, не отрываясь, смотрел на Суханова. Тот при этих словах вздрогнул и быстрее заводил ладонями по коленкам. «Руки потеют», — подумал Васильев.
— А кто был третий?
— Какой-то Миша… Фамилии я не знаю.
— Кто ходил за вином?
— Вот этот Миша и ходил, — с иронией произнес Румянцев, и Васильев понял, что этот Миша сейчас находится в зале.
— Он при вас ходил?
— Да.
— А когда вы пришли к Суханову, у него не было другого спиртного?
— Нет.
— Кому пришла идея выпить?
— Не помню… Идея, как говорится, носилась в воздухе.
— На чьи деньги было куплено спиртное?
— Хозяин угощал, — сказал Румянцев, и опять Васильева поразила нескрываемая ирония. «Э-э, брат, да ты его не любишь, — подумал Васильев. — Интересно, за что? Какие у вас счеты? Сначала открестился от него, теперь сознательно топит дружка. И не находит нужным это скрывать и даже позволяет себе иронию».
— Стало быть, вы выпили на троих литр портвейна? — спокойно уточнил Васильев.
— Да.
— А почему же вы сразу не пошли домой спать? Вы, наверное, крепко опьянели?
— От трехсот граммов невозможно крепко опьянеть.
— Ну почему же, — добродушно возразил Васильев, — есть люди, которым эта доза почти смертельна.
— Я не из таких.
— Значит, вы не чувствовали острого опьянения? — спросил Васильев уже для протокола.
— Не чувствовал! — Румянцев начал злиться.
— А ваш собутыльник Миша?
— Он тоже не чувствовал.
— А Суханов?
— Суханов тоже не был пьян, — отчетливее, чем это было нужно, произнес Румянцев, в сторону Суханова он даже не посмотрел.
Васильев сделал паузу, чтобы Зоя успела записать все в протокол, и повернулся к народным заседателям:
— У вас есть вопросы к свидетелю по этому поводу? Нет… У прокурора? Пока нет. У защиты? Есть? Пожалуйста.
— Скажите, Румянцев, — от долгого молчания голос у Беловой дрогнул, она повторила: — Скажите, Румянцев, вам часто приходилось бывать дома у Суханова?
— Нечасто… Я всего раза два был у него дома.
— Как он живет?
— Не понял? — Румянцев иронически шевельнул бровью.
— Ну, как у него в доме, чисто ли, уютно ли?
— Но ведь может так случиться, что у нас с вами различные понятия об уюте…
— И все-таки, — настояла Белова, — как он содержит свое жилье?
— Порядок в его доме идеальный, — усмехнувшись, ответил Румянцев. — Он любит свой дом, и свою мебель, и свои салфеточки, знаете, такие кружевные на комоде, и на тумбочке, и на телевизоре…
Васильев видел, как от этих слов у Суханова покраснели скулы, как натянулась на них кожа и сжались пальцы.
— Спасибо, у меня пока нет вопросов, — сказала Белова.
«Ну, Боренька, ну, Румянцев, подожди, красавчик, — думал Суханов. — Я тебе припомню и тумбочки и салфеточки, я тебе все припомню…» — Он понял, что Румянцев его топит.
— Свидетель Румянцев, расскажите, пожалуйста, поподробнее об этой выпивке. — Васильев теперь говорил спокойно и даже несколько скучным голосом, словно знал все наперед и лишь соблюдал обязательную формальность.
— Ну, как это бывает… — Румянцев пожал плечами, — принесли вино, хозяин накрыл на стол, поставил закуску… Точно не помню, но, кажется, были рыбные консервы, яичница на сале, потом, кажется, сыр… Ну, налили в рюмки и стали выпивать и закусывать. Должен сказать, что хозяин — Суханов — делает это с большим вниманием. Никогда не позволит суетиться за столом, пить из стаканов, наспех, без закуски. Наверное, поэтому мне и нравится с ним выпивать… Вот вы спрашивали, как это я могу бездуховно пить… Но в хорошем застолье, по-моему, изначально заложено нечто духовное…
«Красиво излагает…» — подумал Васильев и сказал:
