Бам! Удар ногой по яйцам — бесчестный в миру прием, но на войне все средства хороши. Не сказать, что мы с этими парнями прямо воюем, но факт нападения на наши бренные тушки я зафиксировал, так что ничего против не имею. Честь это, конечно, хорошо, но все же в некоторых ситуациях лучше действовать более эффективными методами. Чем собственно и занялся мой немертвый друг, аккуратно прислонив голову упавшего на колени солдата к столешнице. Я, кстати, уже успел разобраться, и им был тот самый новенький, подошедший недавно. Тот, с кем мы столкнулись у двери, сейчас хлопал глазами и изображал изумление.

— Рот открой, — сказал колесо своему обидчику. Тот слушаться отказался, но буквально один резкий удар в район челюсти позволил рефлексам взять свое. Все же, медики опасные ребята. Особенно те, кто не баклуши бил на занятиях.

Хрясь! Нож с хрустом вошел в столешницу, прошив обе щеки. Больно, наверное. А ведь Колесо его еще по-божески, ведь сожми он зубы — точно бы парочки лишился.

Кстати говоря, решительности действий своего товарища я ничуть не удивился. Тяжелое детство, криминальный район, все такое. Леха редко рассказывал об этом, как и говорил в принципе. Однако судя по тому, что мне удавалось услышать в то время, когда у него случались очередные приступы… Там бы материала хватило на пару полнометражных фильмов. Все же дети и подростки — существа крайне жестокие, и с этим приходится жить. А уж если ты по натуре человек не компанейский, а у тебя во дворе происходит настоящая война группировок местного пошиба… Получить камнем в лоб — самое меньшее из того, чем можно отделаться. Колесо напрямую мне об этом никогда не рассказывал, конечно. Мне почему-то кажется, что именно из-за детских злоключений он в итоге пошел в медицинский. Чтобы знать, как вылечить себя и других. Ну и как правильно калечить — но это уже приятный бонус.

— Умник, дай суперклей, — сказал Колесо. Егор молча таращил глаза. Первый из братков постепенно отходил от шока и вновь начинал закипать.

Вояка за столом сдавленно стонал.

— С чего ты взял, что он у меня есть? — спросил я, вставая с места и делая шаг, чтобы оказаться рядом с товарищем и сбоку от вояки.

— Он у тебя всегда есть, — парировал Леха.

— Резонно, — ответил я, передавая ему полупустой тюбик.

В три движения Колесо открыл тюбик, нанес немного суперклея на найденную на столе салфетку, а затем приклеил по одному куску с той и другой стороны, оборвав все лишнее. Можно было бы и без салфетки залить, но тогда к рукам все будет липнуть. Не в первый раз калечимся, опыт есть.

Только сейчас я заметил, что зал вокруг нас сильно притих. И все смотрят. Снаружи уже доносился какой-то крик. Что-то мне это не нравится…

— Урою, гнида! — крикнул первый вояка и кинулся на нашего медика.

Он был занят рукой и не сразу отреагировал, пропустив весьма болезненный удар в челюсть. Болезненный для живых, конечно же. В нашем же случае разве что обидно будет, что удар пропустил. Ну а я… А что я? Наших же бьют, как я могу стоять в стороне!

Удар правой в печень. Прямо вижу, как солдатская тушка вспоминает о моем существовании. Быстрый удар ногой под колено. Тут вояка начал что-то осознавать, переключая внимание на меня. Очень зря, поскольку мой товарищ Алексей этим быстро воспользовался, наградив вояку ударом в подбородок. Собственно, от этого удара он и свалился на земли, став постанывать в унисон со своим товарищем.

Справедливости ради, тут нам просто повезло. Будь вояки трезвыми, такой легкой драки бы не получилось. Знай они о наших… особенностях, так сильно шокировать их бы точно не вышло. У них мог быть огнестрел! Тут уж и говорить нечего, против профессионалов у нас шансов нет. В отличие от пьяных гопников, хе-хе.

— А ну всем стоять на месте! — громкий бас сопровождал выстрел в потолок.

У выхода из бара стоял отряд военной полиции в количестве шести человек. Насчет полиции я, конечно, до конца не уверен. Форма чуть другая, оружие в расположении носят. Да и кто еще мог прибежать разнимать драку? Были еще варианты с какими-нибудь новыми органами военного времени или банальным начальственным лицом. Ладно, черт с ними, какая разница. Главное, что эти ребята явно за нами…

— Вы, руки за голову! — ну точно, на нас смотрит. Остальные посетители аккуратно расступаются в стороны.

Краем глаза я заметил за спинами военных ту самую официантку, которая еще полчаса назад плакалась рядом со мной на холодном кафеле женской уборной. Кажется, теперь я знаю, куда она решила сбагрить накопившийся за день стресс.

Выбора особенно не было. Я послушно поднял руки, Егор присоединился ко мне в то же мгновение. Колесо еще некоторое время пытался понять, что происходит. Удар в поддых от одного из полицейских быстро ему все разъяснил.

— Неучтенных в карцер, — сказал командир полицейских, усатый сорокалетний татарин, — Побитых в лазарет и завтра ко мне на доклад. Совсем страх потеряли, на своем же участке буянить.

— Едрить твою растудыть в гречку мать! — выругался я. Кажется, ругаться входит у меня в привычку. Это что ж мы, получается, полицейских избили?

— О, я знаю, откуда это! — радостно сказал Консерва. Приклад не постеснялся отнять у него эту радость.

— Что делать с девкой? — спросил один из полицейских.

— Оставьте, она явно не при делах. Если что — завтра найдем, никуда не денется, — ответил командир, устало массируя виски.

В этот момент с пола начал подниматься виновник наших проблем. Первый из братанов аккуратно массировал челюсть, глядя на нас со смесью презрения и высокомерия. В окружении своих коллег он стал в разы увереннее и даже во взгляде чувствовалась некая нахальность. Видимо, почувствовал себя сильнее в стае.

— Не переживайте, я позабочусь о вашей подруге, — сказал он, обнимая поднявшуюся на ноги Дашу.

По идее эта фраза должна была вывести нас из равновесия. Как минимум Леха точно сверкнул злобой из глаз, понимая всю безвыходность своего положения. Положения с заломленными за спину руками. А же… кажется придумал, как извлечь из ситуации выгоду. Поглумиться немного…

— Даш, не волнуйся за нас. Иди с ним, развейся. Все с нами будет хорошо, — я добавил в голос напускной печали. «Все для твоего блага» и так далее. Надеюсь, у Даши еще не стухли мозги и она все правильно поймет.

Леха с непониманием глянул на меня, но его уже уводили из бара. Мне тоже предстояло вскоре покинуть это чудесное место. Счет мы, кстати, так и не оплатили. Я сначала сокрушался, что даже не могу официантке на чай ничего оставить. Но потом передумал. У нее сегодня, судя по замеченной мной ехидной улыбке, и так все хорошо. «Идиоты и мужланы» получат по полной. Неприятно все же быть отдушиной.

Мне еще долго будет вспоминаться последний кадр из этого бара. Как огромный широкоплечий солдат с разбитым лицом нежно придерживает за талию девушку в голубом платье и с мертвыми глазами. Удачно им поразвлечься, хе-хе.

Сервис мне откровенно не понравился. Господа полицейские были откровенно грубы и не особо церемонились, запихав нас в не слишком просторный номер с решетками везде, где можно и нельзя. Заломанная рука слегка чесалась, хотя по искривленному лицу Егора я мог сделать однозначный вывод, что мне еще повезло. Чувствую, что он многое мог бы рассказать мне о не передаваемом спектре болевых ощущений, которые успел испытать за последние четверть часа. Правда, особенно пылкого желания этими впечатлениями я в нем не заметил. Собственно, мы все были не слишком разговорчивыми, пока нас наконец не закрыли на замок. Кажется, это уже стало особенностью менталитета — не болтать лишнего и изображать лицом высшую степень недовольства в присутствии блюстителей правопорядка.

Честно говоря, интерьер в местного обезьянника меня не впечатлил. Покрытый трещинами бетонный пол. Влага и холод, которым тянуло от земли. Очередные грязные шершавые стены с облупившейся краской, которые уже приелись за время нахождения в городе. Разумеется, ремонт в данных условиях — едва ли не последнее, о чем будут думать люди, но все же как-то… уныло, что ли. Какой-нибудь именитый психолог обязательно бы отметил, что подобная обстановка пагубно влияет на эмоциональное состояние заключенных. Радует разве что обилие неказистых железных скамеек — аж целых четыре штуки. Не хотелось бы коротать время лежа прямо на полу.