Сам я задержался лишь потому, что узрел в первых рядах давешнюю троицу во главе с губернаторской дочкой. Последняя мало меня интересовала, а вот черноволосая красавица с примесью бурятской крови интересовала весьма и весьма, чтобы не сказать больше… Она снимала мероприятие на видео, дочка с женихом держали в руках по трехлитровой банке с черной водой или краской.

Выглядело из моих задних рядов все это так: ступеньки крыльца здания областной администрации, метрах в пяти цепь милиционеров, экипированных резиновыми дубинками, прозванными в народе демократизаторами, касками и щитами, по форме напоминавшими шиты древнеримских легионеров. С внешней стороны цепи беснующийся оратор с мегафоном в руке. Дальше — протестующие, у многих банки в руках. Они подошли бы и ближе, да менты не позволяли. Стояли с окаменевшими лицами, им, пожалуй, и самим было неловко. Байкал — святое для иркутян озеро. Но служба есть служба, приказ есть приказ, и с места им не сойти…

Вокруг переводчика Турецкого сгруппировалось интернациональное трио оставшихся киношников — режиссер месье Диарен, француз, оператор герр Бауэр, германец, и, к моему удивлению, молчаливый актер мистер Лермонт, англичанин. Они стояли по стойке «смирно», с лицами серьезными и сосредоточенными слушали синхронный перевод о продажности федеральных властей, лизоблюдстве региональных властей, алчных нефтегазовых монополистов России и остального мира. Докладчик выкрикивал в мегафон претензии к правительствам Евросоюза, Соединенных Штатов и Китайской Народной Республики, при трусливом попустительстве и невмешательстве которых только и возможен наглый беспредел президента и правительства Российской Федерации. Потом он громогласно и троекратно прокричал известный лозунг, подхваченный толпой:

«Трубе — нет! Байкалу — да!»

После чего случилось самое интересное, я порадовался за богатое воображение «зеленых» устроителей, честное слово! Ради одного только этого стоило прослушать общеизвестную галиматью оратора!

Множество людей подошли вплотную к милиционерам и стали швырять через их головы на ступеньки крыльца бывшего обкома КПСС трехлитровые банки с черной дрянью. Менты не знали, как реагировать. Подобное развитие событий предусмотрено не было, соответственно, и приказы, как вести себя, не получены. Вот и не реагировали.

Наш режиссер замешкался, не сразу понял смысл происходящего. Подбежал одним из последних. С тяжелой атлетикой француз, вероятно, не дружил, ядро не толкал за университетскую сборную. И потому швырнул свой снаряд неумело, тот выскользнул из его рук и упал на милиционера из оцепления. Банка скользнула по каске и разбилась под ногами ментов, как противопехотная граната, окатив близстоящих грязной водой.

Потерпевший мент ничего не сделал, не поняв, за что же его так, ни в чем не повинного? Но сосед его обрызганный взмахнул своей резиной не колеблясь. Попал удачно, в лоб. Француз коротко вскрикнул и ретировался, закрыв ладошкой отбитое место. Но к актеру с оператором возвращался уже неторопливым героем. Сиял, как юбилейный советский рубль с ликом Ленина. Будет потом на родине рассказывать, как пострадал за святое дело защиты чистоты Байкала, достояния всего прогрессивного человечества…

Разве так защищают? Разве эти идиотские акции имеют хоть какое-то значение?

Ага, сейчас губернатор от страха штаны испачкает, позвонит по прямой связи в Кремль. Там переполох случится, перепугаются все до смерти. США угрожает России ядерной войной. Европа — категорическим отказом от потребления российских энергоносителей. Нефть дешевеет на Лондонской бирже до доллара за баррель. Поднебесная империя предупреждает, что перекроет поток эмиграции, а без китайской рабочей силы производство Федерации попросту остановится. Правительство с премьер-министром — бегом в отставку. Государственная дума президенту — ультиматум импичмента, после чего мгновенно самораспустится от позора и безысходности. После всего этого президент, натужно охая, своими руками перетаскивает трубопровод за сто километров от байкальского берега… Нет, за тысячу!

Чушь какая в голову лезет…

Старушка-уборщица на крыльцо бывшего обкома выйдет, осколки стекла веником сметет, грязную воду половой тряпкой смахнет.

Губернатор ухом не поведет, похихикает, а президент вообще ничего не узнает. Кто его по пустякам отвлекать станет, докладывать?

Вот и все возможные последствия шумной акции с битьем посуды.

Губернаторская дочь и ее жених освободились от стеклотары успешнее, чем неловкий француз. Впрочем, им изначально ничего не угрожало. Все менты города, как пить дать, знают их в лицо.

Покончив с экологическими делами, золотая троица направилась к поджидавшему их представительскому автомобилю.

Провожая взглядом аппетитную фигурку метиски, я думал лениво, что, да, хорошо, конечно, что ребята за чистоту окружающей среды борются, идут наперекор папашке, без пяти минут президенту или премьеру всея Руси, в силовых акциях участвуют, банками ловко швыряются… Но что-то не видно последовательности в их действиях. Почему телохранители, автомобиль престижный, заокеанский, с личным водителем-гэбистом? Не спешит отказываться девочка от свалившихся на нее случайным образом по факту рождения личных привилегий. Может, и правильно делает. Какой дурак отказался бы?

Я смотрел, как они подошли к машине, как дверь перед ними распахнул пресловутый водитель, может, кстати, вовсе и не гэбист. Потом вразнобой хлопнули дверцы, и машина уехала.

До свидания, черноглазая красавица, вряд ли когда еще свидимся. Впрочем, Иркутск — город маленький…

Немец и англичанин с завистью изучали шишку на лбу француза. Сегодня его день. Он — герой, пострадавший от деспотических действий деспотических властей деспотической дикой страны.

Браво, Поль!

Ура, месье Диарен!

Надо было смотреть, дебил криворукий, куда банку бросаешь. Чуть человека не покалечил, пусть и мента, чучело…

ГЛАВА 41

Невозможное нападение

Не я пошел, ноги понесли меня по улицам бесцельно, словно щепку поток талой воды. Словно тополиный пух, горячий июньский ветер…

К француженке тянуло неодолимо, как магнитом железку. Но француженка, кажется, для меня потеряна. У нее теперь новый воздыхатель, с которым она может объясняться по-человечески, по-французски, а не на том искореженном немецком пятиклассника троечника, на котором общались с ней мы.

Но не это главное. Карел — красивый мужчина моих примерно лет, перспективный, вероятно, и вообще в европейском кинопроизводстве — свой человек. А я? Сбоку припека. Закончатся съемки, и при любом раскладе — гуд бай, май лаф, гуд бай…

Вдобавок по стереотипному всемирному представлению французы — нация ветреная, непостоянная.

«Разве можно посадить ветер в клетку?» — вопрошал один немецкий писатель, которым я зачитывался в юности. Кстати, в «Триумфальной арке», лучшем его романе, русский друг главного героя говорил о женщине, похожей на мадемуазель Каро и носившей то же имя: «Она — стерва. Был бы ты русский, ты бы меня понял…»

Я — русский. Я — понимаю.

До свидания, зеленоглазая красавица, вряд ли когда еще свидимся. Впрочем, Земля — планета маленькая…

Смеркалось. Опять смеркалось. Последнее время все у меня происходит в это таинственное время, когда уже не свет, но еще не тьма. Впрочем, что здесь таинственного? Дважды в сутки подобное происходит. Вот только знать бы точно, что в жизни моей за сумерки? Предрассветные или послезакатные? Что впереди меня ждет — свет солнечный или тьма кромешная?

Впрочем, что впереди, то и ладно. Ко всему должно быть готовым. Помни, смерть ждет чуть сзади над левым плечом… или правым? Как я себе тогда придумал? И придумал ли?

Оглянулся резко — ни за левым, ни за правым плечом смерти не было. Некогда ей над моими плечами прохлаждаться. Дела у нее важные — косить и пожинать… пожинать и косить…

Марко и Катерина, за ними Стас, фамилии которого я так и не узнал, а теперь и не к чему…