С Никитой остались мы с Григорием Сергеевым и водитель. Кроме меня, хозяин всех знал. Водитель жил в соседнем материковом селе — Еланцы, а Григорий приезжал на Ольхон по нескольку раз за год. Останавливался, впрочем, не за деньги у Никиты, а у деревенского приятеля.

Нас заселили в один дом с фанерной дощечкой, на которой было написано «№ 11». Вход в него сплошь зарос какими-то ветвистыми кустами, теперь, конечно, голыми. Под кустами — две врытые скамьи, а рядом угадывалась обледенелая клумба. Летом, вероятно, здесь зелено и ухоженно. Жив останусь, приеду обязательно. Номер дома, показалось мне, предрекает еще одиннадцать, как минимум, лет существования. Дай-то бог. Не важно, какой концессии. Насколько я понял, до революции крещеные буряты поклонялись всем известным богам — буддийским, шаманским, христианским. На всякий пожарный. И правильно. Чем больше заступников, тем спокойнее жить. И в древнем имперском Риме, помнится, к богам поверженных народов относились лояльно и уважительно, включали в собственный пантеон…

Комната и внутри оказалась пусть и по-спартански скромной, но уютной. Большая кирпичная печь, оштукатуренная и побеленная, четыре самодельных деревянных кровати, дюралевый рукомойник, с раковиной и ведром под ним, встроенный в стену шкаф и столик, чуть выше журнального. Что еще надо? Чисто и тепло. Недавно протопленная печь негромко пощелкивала кедровые орешки за чугунной заслонкой.

Я задвинул сумку с инструментом под кровать.

— Обед через полчаса, — объявил хозяин и добавил торжественно: — Исключительно из местных продуктов!

Мы вроде уже обедали в Баяндае, но есть хотелось все равно, из-за длинной дороги, наверно. Тем паче из местных продуктов…

Мы закивали.

— Еще одно, — продолжил инструктаж хозяин, — электричества, сами знаете, на острове нет, но у меня электрогенератор на мазуте. Свет будет, но погаснет в одиннадцать вечера.

— Почему так рано? — возмутился художник.

— Мазут ныне дорог, не укупишь, — ответил Никита и повторил: — Обед через полчаса, а пока, пойдемте, я покажу туалет, бани, столовую.

— Да мы знаем, — отмахнулся Григорий Сергеев и, сбросив ботинки, завалился на кровать. — Устал как собака…

Водитель тоже интереса не проявил, ушел к своему южнокорейскому дизельному брату.

С Никитой пошел я один.

Я вообще-то отвратительно ориентируюсь. Ну в лесу понятно, городской я в нескольких поколениях, но и в городе ни черта не могу запомнить. В Москве несколько лет прожил, но знал ее лишь крошечными островками вокруг станций метрополитена. А чтобы от одной станции к другой на наземном транспорте проехать — боже упаси, сразу впадал в заблуждение и панику.

Никитин двор мне тоже показался бессмысленным нагромождением одинаковых построек. Единственное двухэтажное здание — столовую я, конечно, запомнил сразу. Бани — даже не пытался, хоть и кивал с улыбкой хозяину. В баню все равно с Григорием пойдем, баня — не первая необходимость. Вот туалет — первая. Дорогу к нему запомнить назубок надо, чтобы не плутать, если припрет. Мало ли чем здесь кормят?

Строение для сортира нетипичное, больше на мини-баньку походит — брусовое, шифером крытое, и дымок из трубы идет.

Я к дверям, и хозяин за мной. Он что, своих гостей и в сортир провожает? Это сервис такой, по-русски навязчивый?

Вошли. Две фанерные крашеные кабины на подиуме, между ними высокая железная печь типа «буржуйка» топится. Оригинально.

Я скосил глаза — Никита настороженно следил за моей реакцией. Я захохотал, хозяин расслабился, присоединился.

— Класс! — выдохнул я сквозь смех. — Никогда ничего подобного не видел!

— Местная достопримечательность, — пояснил Никита. — Я этот сортир всем гостям самолично показываю. Реагируют, как при социализме на Аркадия Райкина!

— Зачем это? — Я кивнул на печь.

— Слушай! — Он перешел на «ты» ненавязчиво и необидно. Я же говорю, хороший психолог, знал с кем и как себя вести. — Они ко мне еще летом приехали, два москвича, представители нашей какой-то фирмы, которая представляла французскую какую-то фирму. «Зимой, — спрашивают, — у тебя тепло?» — «Тепло, — отвечаю, — даже жарко, дров не жалею». — «А туалет теплый есть? Европейцы, — говорят, — народ нежный, без теплого туалета никак не могут, и лучше бы биотуалет…» Ну, я им честно говорю: «Био не обещаю, но к приезду зарубежных товарищей теплый туалет будет!» Ударили по рукам, оставили мужики задаток, на него я сортир и построил.

Посмеялись вместе, Никита ушел, а я решил исследовать странное строение до конца. Точнее, до толчка. Типичный. И уже написать успел какой-то урод карандашом на свежевыкрашенной, белоснежной стене кабинки: «Я здесь сидел и горько плакал, что мало ел и много какал».

Ясненько, значит, со жратвой у Никиты неважно. У народа сплошное расстройство желудка…

Когда я вернулся в дом № 11, меня ожидал маленький сюрприз… Хотя, почему маленький? Среднего роста. На последней свободной в нашей комнате четвертой койке сидел, поблескивая выбритым черепом, мой знакомец, русский москвич пиротехник Петя. Мы обнялись с ним как с родным, к счастью, без троекратного лобызания.

— Андрюха, хорошо, что ты здесь! Узнал, где водка продается?

— Сразу за околицей в магазине на манер городского со стеклянными витринами.

Григорий Сергеев покосился на нас неодобрительно.

— Так я сгоняю, — вызвался пиротехник.

А я подумал, что возможно и другое толкование профессии Петра: «техник пира», то бишь по-русски — «мастер пьянки».

— Андрей, ты что после обеда собираешься делать? — поинтересовался Григорий.

Вообще-то я ничего делать не собирался. Я считал, что оставшаяся вторая половина дня в полном моем распоряжении. Я вот водки выпить был не прочь с хорошим человеком редкой профессии, мастером по стрельбе, взрывам и выпивкам.

Я пожал плечами.

— Завтра с утра намечены съемки у мыса Три Брата, он на севере от Хужира. А я даже не знаю, съемочная площадка в каком состоянии. Я с Никитой договорился, он машину выделил с шофером. Давай, Андрей, съездим, проверим, если надо, мужикам поможем. Дом местные готовят. Может, сделали все, а может, и нет.

— Гриш, какие проблемы? Конечно, поедем.

Я повернулся к огорченному пиротехнику:

— Не грусти, земляк, в другой раз вмажем!

Сначала дело, выпить — потом. Народная мудрость.

Телевизионной рекламе кто же верит? Почему я поверил рекламе наружной, ума не приложу. Впрочем, это еще вопрос: считать ли надпись, сделанную на стене туалетной кабинки, наружной рекламой? Или внутренней?.. Неприличная чушь в голову лезла, да еще за столом…

Словом, обед в столовой Никиты состоял из четырех блюд: солянка с копченостями, ароматная, в меру кислая, омуль, запеченный в фольге, салат с кальмарами и чай или кофе на выбор — банки и пакетики аккуратно сложены на отдельном столе. Все было вкусно и сытно. Реклама, точнее, антиреклама, как всегда, обманула.

Когда мы с Григорием покинули столовую, остался у меня один только вопрос. Если обед, как обещал хозяин, состоял из продуктов местной флоры и фауны, то с каких, интересно, пор в Священном море завелись тихоокеанские кальмары? Впрочем, морская нерпа прижилась в Байкале, может, и кальмары туда же? Запустил, скажем, какой-нибудь придурок парочку разнополых особей, они и размножились…

Водитель был из местных, бурят не бурят — не понять. С полуевропейскими чертами, да и цвет волос не черный — бурый какой-то с проседью. Звали Мишей. Фамилию я не спрашивал. Машину его звали «Нивой», в меру разбитая, но ходкая. Выехав из деревни, мы спустились на байкальский лед и рванули на север на хорошей скорости.

— Михаил, — спросил Григорий Сергеев, — ты не знаешь, сделали мужики зимовье?

— Не знаю, давно там не был.

После этого неопределенного ответа Григорий потерял интерес к разговору.

— Андрей, у тебя, случаем, не Татаринов фамилия? — поинтересовался Миша.