Последнее, что я помнил, — птичья голова с перьями вместо волос и острым орлиным клювом над собой, лежащим навзничь на полу. Потом голова пропала, и я мельком увидел лицо черноволосой молодой женщины. Оно показалось мне знакомым…

И еще — Нойон-полуволк, скуля, вылизывающий мне лицо, зализывающий раны…

А потом я потерял сознание или заснул, не знаю.

Сначала я услышал громкое чавканье и догадался — собачье. Нойон-полуволк что-то ел с аппетитом. Странно, пищу, которую я ему предлагал, он игнорировал.

Потом услышал женский голос, довольно приятный, обращенный к собаке:

— Хороший… кушай-кушай… голодный…

Каждая косточка моего тела, каждая мышца, каждый дюйм плоти болели нестерпимо, будто меня целиком пропустили через циклопическую мясорубку. Нет, продолжали пропускать…

Глаза открывать не хотелось. Я понимал, что совсем недавно едва не лишился жизни. Женщина-птица чуть не сожрала меня, но кто-то не позволил ей этого сделать, кто-то меня спас. Кто? И главное — зачем? Кому мы на хрен нужны в этом равнодушном мире?

— Человек человеку — москвич, — услышал я тот же женский голос. — Хватит валяться, поднимайся, давай!

Я открыл глаза и сел. Обнаружил себя на полу брошенного дома. На столе — прогоревшая наполовину свечка. Из окон — тьма, значит, не закончилась еще эта страшная ночь…

В углу у печки что-то с довольным чавканьем слизывал с пола Нойон-полуволк, рядом с ним на корточках сидела молодая черноволосая женщина внешности европейской, но с видимой примесью азиатской, скорее всего бурятской крови. Я ее узнал, видел дважды — на съемках в доме декабристов, а потом издали на митинге «зеленых» у бывшего обкома, ныне — резиденции иркутского губернатора. Вот только откуда взялась здесь на Ольхоне подружка губернаторской дочки?

— Здравствуйте, — промямлил я, поднимаясь с пола.

Полуголый, одежда на мне висела окровавленными клочьями, голова кружилась… Я представил, как выгляжу со стороны, и меня замутило. И хотя девушка в Иркутске понравилась мне очень, ухаживать за ней не было ни сил, ни желания. Хватит, наблядовался, урод любвеобильный…

— Да уж, вид у тебя, Андрей, что надо… — согласилась девица из местной «золотой» молодежи. — Жених!

Я сел за стол на лавку, она устроилась напротив. Обнаружил рядом какую-то полузасохшую снедь и недопитую водку. Пить не хотелось, но это вернуло бы мне силы. Временно. Потянулся за бутылкой…

— В одном ты не прав. Ухаживать за мной для тебя лично безопасно по крайней мере. А вот как ты Муу Шубуун не узнал, ума не приложу.

Налил и, не раздумывая, выпил.

— Кто такая эта Му Шубу?

— Муу Шубуун, — поправила девушка. — Тебе о ней целую лекцию директор музея Михаил Орестович Овсянников в Иркутске прочел. Неужто не помнишь?

Я затряс энергично головой. Она больше не кружилась. Вот где мистика… Повторил заклинание, то есть налил и выпил…

— В буквальном переводе с бурятского языка — «дурная птица». Оборотень в виде красивой девицы с ярко-красными губами, наподобие клюва. Таковыми становятся девственницы, умершие, не удовлетворив свое чувство любви. Они являются молодым мужчинам, стараются обольстить их, чтобы съесть души, проклевать череп, выпить мозги и кровь.

Подошел пес и потерся о мое колено.

— Что он ел?

— То, что осталось от «дурной птицы».

Я все понял. Значит, это она, женщина с полубурятскими чертами, спасла меня от смерти. Но за какие такие заслуги?

— Ладно, хватит комплексовать. Начинай.

— Что? — не понял я.

— Ухаживать. Не видишь? Я дрожу от нетерпения!

Она не дрожала. Она издевалась надо мной, жалким и окровавленным, проколовшимся на тривиальном оборотне. Я же, дурень, знал, что Катерина мертва, однако купился на элементарный обман…

Впрочем, спасительница не вызывала во мне никакого желания. Хотя… Я в третий раз приложился к эмалированной кружке и, не пряча больше глаз, в упор оценивающе взглянул на девушку. Ничего себе, привлекательная гураночка. Не просто же так в Иркутске я на нее запал…

Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки. Водки хватало, да и женщина была красива изначально.

Я вообще противоположный пол делю на три категории:

1. «Спиртного не надо».

2. «Под пиво пойдет».

3. «Я столько не выпью».

Девушка из первой. Это я был нерабочий — исцарапанный, заклеванный и потерявший веру в себя. Ладно, прорвемся. Плеснул еще…

— До того как начну приставать, можно вопрос? Потом некогда будет.

Она усмехнулась:

— Давай.

— Я тут еще видел зловонный белесый пузырь, старика с двумя ртами и одноглазого зверька. Его потом Нойон придушил за сараем.

— Еще серую собаку, — добавила девица. — Это все один и тот же Ада-дух, оборотень. Он может превращаться и в ребенка.

— Ребенка не было.

— Ты вторгся в его владения. Он довольно опасный дух, но Нойон с ним справился. С Муу Шубуун, к сожалению, не смог.

Я осмелел окончательно и немедленно перешел к обольщению:

— Как мне тебя называть, красавица?

Она сморщила личико в брезгливой гримасе.

— Знаешь, давай без сюсюканья. Красавица… Этого не люблю. Мне триста лет, между прочим, и я твоя жена.

— Какая, на хрен, жена? — переспросил я.

— Мистическая. Но сразу предупреждаю, земных соперниц рядом не потерплю, всех этих француженок и москвичек. С того момента, как мы переспим, ты мой и только мой.

— В каком смысле?

— Со временем узнаешь.

Какая грубая женщина, меня прямо оторопь взяла.

— А нам обязательно надо переспать?

— Думаешь, я в восторге? Ничего не поделаешь, предназначение… И потом, у меня нет времени обучать тебя камланию с бубном. А без шаманского коня мы неделю добираться будем… а то и две.

Водка на меня подействовала адекватно. Я снова стал мужчиной, хозяином своей судьбы, а напротив сидела всего лишь женщина, пусть и красивая. Пусть и преклонного возраста. Триста лет — не шутка…

Я жахнул кулаком по столу:

— Стоп машина! Какой бубен, какой конь? И в какое место мы с тобой собрались, куда за неделю не дойти?

— Бубен — вот он.

Самозваная жена завела правую руку за спину и вернула ее уже с кожаным, сплошь разрисованным бубном. Мне он почему-то напомнил мои бутафорские ставни, прибитые на два окна. Такой же примитивизм по стилю.

Она протянула его мне, но я его не взял. Был уже у меня опыт касания подобного предмета. Шандарахнуло, будто от высоковольтной линии.

— Бери!

— А не ударит?

— Тогда ты коснулся чужого бубна, этот — твой.

Я взял, и меня не ударило, наоборот, словно незримая волна энергетики вошла в тело. Приятная волна.

— И что с ним делать?

— Со временем узнаешь.

Все у нее «со временем»… И когда, интересно, наступит это время?

— Скоро, — ответила женщина на мой незаданный вопрос. — Бубен и есть шаманский конь. На нем шаман путешествует по Верхнему и Нижнему мирам. Но обучать этому долго. Есть другой способ, способ мгновенного переноса.

— Что за способ?

Вопрос мой был проигнорирован. Женщина отобрала у меня бубен, положила на стол между нами и стала водить пальцем по рисункам.

— Смотри! На бубне нарисованы семь черных антропоморфных духов на вороных конях, приносящих пользу человеку, лежащему в горячке.

Семь желтых дев — это люди, которые во время нагорного жертвоприношения помогают шаману добраться до покровителя бурых коней.

Три черных человека помогают шаману во время обращения к духу, изображение которого на левой, северной стороне юрты Дьяволицы-Шаманки. Это — караульщики байкальских скал.

Теперь духи животных. Волк стережет шамана тогда, когда тот летает по разным странам света. Медведь стережет вход в юрту, на посылках он нигде не бывает. Собака бегает вместе с Волком. К двум Жабам мы обращаемся, когда у кого-нибудь болят ноги и руки. Чудовище с большими губами — это такое существо, которое высасывает и излечивает нарывы. Щука приносит пользу человеку, у которого болят ноги и грудь. Такую же роль играют ядовитая Змея, пестрая Змея и Ящерица. Лось и Баран покровительствуют коням, на которых шаманы ездят.