— Вишь, по-человечески нехристь заговорил, по-русски! — и хлестанул, как казак шашкой, разрубающей до седла.
— Ис-чо!
— Вася, хватит, ты убьешь его на хрен! Завтра снимать будет некого!
— Ни хрена с ним не сделается!
— Ис-чо!!!
Англичанин подскочил с полка и, хохоча, выбежал из парной.
— В сугроб пошел нырять, — пояснил реквизитор. — Я ему заранее весь банный процесс описал через переводчика.
— Какой сугроб, окстись? Нету в Хужире снега!
— Захочет, найдет. — Вася агрессивно потряс излохмаченным веником, видимо, вошел в раж. — Давай, земляк, ложись, я и тебя сделаю!
— Спасибо, в другой раз.
Попарились. Помылись.
Григорий Сергеев меня порадовал. Молодец мужик, с понятием. Когда мы вернулись в дом № 11, он поставил на стол чекушку водки.
— Специально на после бани взял.
Водителя в комнате не оказалось. В микроавтобус он, что ли, ночевать ушел? Пиротехнику Петру, понятно, предлагать мы не стали. Теперь он спал на животе, но храпел все равно. Вот, блин, наказание…
Разлили. Выпили. Закусили ломтиками копченого сала с черным хлебом. Это уже я догадался в дорогу взять.
Григория мгновенно сморило, и он лег в постель, а я, напротив, чувствовал себя необычайно бодрым и деятельным. Вот только куда их на ночь глядя девать, эти бодрость и деятельность, если — взглянул на часы на сотовом — через полчаса свет погаснет?
Решив перед сном еще раз полюбоваться на эксклюзивный теплый туалет, вышел во двор. Полной тьмы не было. Это со света так показалось. Постоял у дверей пару минут, глаза привыкли и стали видеть. Три источника света.
Звезды на Ольхоне — с кулак, яркие, сочные, будто остров не в центре Священного моря, а в ядре Галактики, где ночи нет по определению.
Растущая луна висела над горизонтом, без четверти полная.
Возле двухэтажной столовой горел костер, вокруг сидели несколько человек. Я пошел на свет.
Было в усадьбе Никиты, оказывается, предусмотрено и место для костра с врытыми лавками вокруг. На них сидели Поль Диарен, режиссер, Ганс Бауэр, оператор, Жоан Каро, продюсер, Карел, ее помощник, переводчик Борис Турецкий да чуть поодаль стоял, лукаво улыбаясь, Никита, хозяин заведения. Это те, кого я знал. Незнакомец был всего один, но какой! Цирк, да и только! Незнакомец был бурятом в нарядном шаманском прикиде. Он стоял у самого костра, весь освещенный, разглядеть его труда не составило.
На его костюме, похожем на старорусский кафтан, сшитом, как я потом узнал, из шкуры теленка, блестело множество разнообразных подвесок из стали, бронзы и меди. На плечах — изображение птиц, на груди — пластинки-ребра, как у скелета. Слева на кольце была подвешена шкурка колонка, в образе которого, вероятно, выступал дух помощник шамана. Ниже талии подвешены слева три бронзовых колокольчика и изображения волка и медведя. Справа к кольцу на груди подвешен жгут-змея с коралловыми глазами. Здесь же — изображение лошади и стремя. Ниже талии, спускаясь к краю подола, висели колокольчик и два бубенца в виде голов жаб. По рукавам проходила скрученная проволока, которая заканчивалась изображением ладоней.
Бурят в шаманском костюме говорил, вероятно, отвечая на вопрос. Турецкий переводил синхронно, как мог.
— Эпос у нас богатый, однако не хуже любого европейского!
Режиссер что-то сказал на французском, и Борис Турецкий обратился к нарядному незнакомцу:
— Месье Диарен спрашивает, не могли бы вы рассказать нам что-нибудь из богатого бурятского эпоса?
Незнакомец мог. И хотел. Вот что он поведал иностранцам у костра в усадьбе Никиты в деревне Хужир на острове Ольхон.
Верховный Бурхан позвал однажды Эрлен-хана, Владыку Царства Мертвых, и велел ему создать Землю, животных и Человека-Адама, а из ребра его — Жену-Еву.
Эрлен-хан все сделал, как велел ему Бурхан, Владыка Богов.
Из чего ему было создавать Землю? Ничего же под рукой еще не было!
Тогда Великий владыка-тэнгрий сел на корточки и испорожнился — так появилась грешная Земля.
Эрлен-хан помочился сверху — так возникли соленые моря и океаны.
Эрлен-хан плюнул — и на Земле потекли реки, появились озера.
Эрлен-хан высморкался — из его слизи возникли рыбы многих пород.
Потом он насильственно двумя пальцами вызвал рвоту — в небе полетели птицы, по земле побежали звери.
Но Человек — не зверь и не птица, хотя может быть тем и другим при желании.
В Человеке — частица Верховного Бурхана, именно поэтому он — Человек.
Из чего Эрлен-хану было создавать Человека?
Взял он лук, пустил стрелу в пробегающего оленя и убил его Сорвал он с головы оленя рога, а тушу бросил, где лежала.
Набежали к туше падальщики-шакалы. Схватил Эрлен-хан одного из стаи и оторвал облезлый хвост.
Пролетал в небе белоголовый орел могильник в погоне за белым лебедем. Крикнул на них Владыка Мертвых, и с перепугу обронили птицы по перу. Подобрал и перья Мудрый Творец.
Взял также Эрлен-хан рыбий плавник из озера и дохлого червя из навоза.
Все пригодно для создания Человека по образу и подобию Великого Бурхана!
Соорудил Эрлен-хан очаг из камней и спалил на нем: рога оленя, хвост шакала, перо орла, перо лебедя, плавник рыбы и дохлого навозного червя.
И понял Творец — этого недостаточно, чтобы создать Человека.
Вырвал он один волос из бороды Верховного Бурхана и тоже бросил в пламя.
Потом Эрлен-хан собрал пепел, помочился в него, плюнул и капнул своей адской спермы, после чего замесил, вылепил и обжег Человека в самой жаркой печи своего Царства Мертвых.
Но чтобы создать человеческий род, мало одного Адама.
Эрлен-хан расчленил Человека, вынул из него одно ребро и собрал снова. А из ребра он создал Жену Человека — Еву.
За все за это отдал Великий Бурхан одну из трех душ всего живого после смерти в подчинение Эрлен-хану, Великому Владыке Царства Мертвых, творцу Вселенной.
А Ева родила Адаму 77 сыновей и 88 дочерей. Все сыновья, как один, были великие батыры, каждый мог одной левой рукой поднять 77 пудов, а правой — 99. Все дочери, как одна, были красивы и круглолицы, каждая родила своему мужу 55 сыновей и 44 дочери.
Созвали сыновья Адама однажды суглан, на котором решили построить большой столб до облаков. Бурхан услышал, осерчал и дунул на них. Все сыновья Адама упали на землю и уснули, никто не ушибся. Проснувшись, они больше не понимали друг друга.
И решил Бурхан дать каждому веру.
Татарин, один из сыновей Адама, опоздал на суглан. Видит он, что все обедают, а сороки и вороны клюют крошки. Подняв к небу руки, Татарин закричал: «Ай, Алла!» — и принялся чертить вороньи и сорочьи следы в книгу. Так появилась татарская вера.
Пришел бледнолицый Казак, сын Адама, он тоже на суглан опоздал. А Татарин барашка кушал так, что жир бараний во все стороны летел. Попал и в Казака. Стал он жир стирать: со лба стер, с живота, потом — с плеч. Увидел это Бурхан и дал Казаку христианскую, русскую веру.
Бурят, еще один сын Адама, взял книгу с верой у Бурхана, напился пьяный и в пути лег спать у копны сена, спрятав туда веру. В то время шли мимо овцы, съели все сено, а вместе с ним и книгу с верой. Теперь шаманы режут баранов, шкуру вешают на дерево и в лопатках находят веру.
ГЛАВА 7
Объявленная смерть
Бурят в шаманском костюме смолк.
Не поворачивался у меня язык назвать его шаманом, хоть убейте, не поворачивался. И не то чтобы заподозрил я в его легенде фальшивку с эпатажным физиологическим уклоном. Нет. Подобной физиологии в архаических сказаниях хватает. Взять хоть старорусские сказки в первозданном виде, не приглаженные докторами да кандидатами от этнографии. Куда их деть, всех этих бравых солдат и хитрых мужичков-работников, с наслаждением трахающих генеральских да поповских жен во все возможные отверстия? Невозможные — тоже. Причем открытым текстом, где каждый орган и действие названы своими исконными именами. Теперь это — непечатная матерщина, привнесенная в невинный, белый и пушистый, русский язык монголо-татарскими оккупантами. При чем здесь монголо-татары?
