Кадеты оживились.

— Маскировка — техника для двух рук, — заявил есаул. — Но конфигурация пальцев, что на деснице, что на шуйце, одинаковы, — он продемонстрировал нам сжатый кулак, а затем медленно распрямил мизинец. — На двух руках одновременно! — напомнил тут же. — Попробуйте!

Я сделал, как он велел, и не я один — мои однокурсники один за другим стали растворяться в воздухе. Причем, ни вправо, ни влево смотреть мне решительно не хотелось — только на Корнилова.

— Хорошо! — похвалил нас тот. — Кадет Юдин, больше маны: я вас вижу невооруженным глазом! Молодой граф Кутайсов, не машите руками: грудь госпожи Зиновьевой именно там, где вы пытаетесь ее нащупать!

Махать руками? Ну, разве что вперед или назад, а в сторону — зачем? Бессмысленное занятие, кому такое в голову придет?

Сделав над собой усилие, я все же повел кистью влево — мизинец (пальцевую комбинацию я не убрал) уткнулся во что-то мягкое. Должно быть, в бок Терезе. Фон Ливен, впрочем, не отозвалась ни звуком — хотя, может, это я ничего не услышал, дезориентированный маскировкой молодой баронессы.

Руку я поспешно отдернул.

— А сейчас поиграем в прятки! — с широкой улыбкой провозгласил Юрий Константинович, когда через минуту строй наших черных мундиров вновь сделался видимым. — Первое и второе отделение маскируются — третье ищет. Потом поменяетесь ролями. Так что не сливайте всю ману в первой же попытке — будет еще два раунда!

в которой я в основном смотрю и слушаю

Одной маны для успешной игры в прятки оказалось, увы, недостаточно. Как видно, требовались еще и способности именно к этой магической технике — а вот с ними у меня, похоже, не слишком сложилось. Ну а к помощи Фу я решил не прибегать… И лучшим в итоге не стал, несмотря на то, что маны, наверное, слил больше, чем любые пятеро других кадетов.

А победила Муравьева — ее не смог найти никто, а она находила всех. Вот это я понимаю талант!

В итоге Маша заработала двенадцать баллов, по шесть получили Воронцова и Ясухару. Я остался без награды. Правда, не прибавилось очков и у Иванки.

Обед прошел за разговорами о войне — начнется-таки она после истечения срока османского ультиматума или нет, и если начнется, то чем и как закончится. Большинство кадетов сходилось на том, что рыпнуться на Россию турки не рискнут, ну а если вдруг все же сподобятся, их нынешняя столица — Стамбул — очень быстро снова станет Царьградом. Некоторые — среди них Востряков, Вастрякова и фон Функ — при том сетовали, что мы пока только на первом курсе и, когда и если императорская армия выступит в поход, все равно останемся просиживать штаны в Федоровке. Другие — Багратиони и Самойлов, например — им возражали: старших кадетов, мол, тоже в бой никто не бросит, а в том, чтобы торчать в тыловой части, славы немногим больше.

Мы с фон Ливен, все еще потерянный Гурьев и, как ни странно, Иванка, по большей части отмалчивались.

А после обеда, когда я уже направился было в казарму — вздремнуть после почти бессонной ночи — меня перехватила Милана.

— Ты что, не идешь? — удивленно спросила она меня.

— Куда? — речь молодая графиня вела явно не о чертоге номер пять.

— Как это куда? — удивилась девушка. — На полигон, куда же еще? Смотреть, как твоя Иванка будет разбираться с самураем. Ну, или он с ней.

— Моя Иванка? — приподнял я брови.

— Ну, она же из «жандармов», — пожала плечами Воронцова. — Значит, твоя.

— И… Что ей нужно от Ясухару? — все еще не понимал я.

— Тридцать шесть призовых баллов и лавры человека, умеющего летать в одиночку.

— А, ты об этом… — дошло наконец до меня. Признаться, я и забыл уже о вчерашнем Иванкином споре с Тоётоми на Проблемах магической практики, они же «промапра». — Так ведь война! В смысле, военное положение! Все вызовы отменены, нет?

— Ну, это же у них не дуэль, — развела руками Милана. — Просто товарищеское соперничество — в рамках учебной программы. Все состоится как запланировано.

— Да? Тогда надо, конечно, сходить, — коротко прикинув, кивнул я. — Поболеть за… — хотел сказать «за Ясухару», но вовремя сообразил, что это будет означать не просто «против Иванки», но и «против третьего отделения». — …за красивую магию, — нашелся я.

— Тогда идем, — бросила молодая графиня.

— К слову, о довоенных вызовах, — вспомнил я уже на тропинке, ведущей к полигону. — Я правильно понимаю, что на этот раз наша с тобой дуэль не отложена, а отменена вовсе? Штабс-ротмистр же сказал «вызовы считаются аннулированными», если я ничего не путаю?

— Правильно, — подтвердила Воронцова. — Надеюсь, ты не сильно расстроился? — усмехнулась она.

— Если приспичит, всегда же можем вызвать друг друга заново, — в тон собеседнице ответил я. — Ну, когда военное положение отменят, конечно.

— Я-то — могу, а вот ты — нет, — хмыкнула девушка.

— Это еще почему?

— А у тебя есть невыбранная фамильная квота?

— Блин… Ну ладно, тогда живи пока…

— Ты, кстати, в курсе, что о военном положении Федоровку должны были уведомить только перед самым утренним построением? — спросила вдруг Милана. — В очереди у императорских фельдъегерей мы стояли в самом конце списка. А вот губернская экспедиция III Отделения — на первом. И, узнав новость, в корпус с копией царского Указа Петров-Боширов явился по собственной инициативе. Имел право, да — но был вовсе не обязан так делать.

— Откуда инфа? — быстро спросил я.

— Инфа? — передразнила меня молодая графиня. — Откуда надо!

О том, что штабс-ротмистр, получается, специально поторопился, чтобы сорвать наш с Воронцовой поединок, вслух я говорить не стал — это и так было ясно нам обоим.

А я-то думал, что шеф московских жандармов махнул на нас рукой, решил жестоко проучить за юношескую безответственность. Значит, нет. Что ж, примем это к сведению.

На полигон мы с Миланой пришли одними из первых, застав там только Поклонскую и Ясухару. Впрочем, Иванка появилась почти сразу же за нами. Постепенно стали подтягиваться и зрители. Второе отделение прибыло в полном составе, из «жандармов» снова отсутствовал только Гурьев. От «воронцовцев», помимо самой молодой графини, состязание сподобились посетить человек пять — ни Кутайсова, ни Гончарова среди них не было.

Публика разместилась на узких длинных скамейках вдоль стен одного из залов, в центре которого встали Иванка и Тоётоми. Коротко переговорив о чем-то с соперниками, Поклонская очертила вокруг них круг диаметром шагов в шесть. Нарисованная Ириной Викторовной на лакированном паркетном полу линия была белой, но при приближении к ней — а Иванова не преминула пройтись вдоль границы, внимательно в оную всматриваясь — сперва делалась красной, а при попытке пересечь (девушка и ногу над чертой на пробу занесла) — пугающе-черной.

«Э… А зачем Поклонская их там заперла?» — спросил я у Фу.

«Не их сударь. Их грядущие дымы. Человек может выйти из круга свободно, а вот благовония останутся внутри».

— Понятно… — пробормотал я.

— Что тебе понятно? — тут же спросила Воронцова.

— Круг непроницаем для дыма, — с апломбом заявил я.

— А-а. Ну это и впрямь очевидно. Я думала, ты уже победителя вычислил.

Я предпочел многозначительно промолчать.

Тем временем Иванка завершила ревизию порубежной черты и возвратилась в центр круга.

— Милостивая государыня, милостивый государь, кто из вас начнет первым? — осведомилась у соперников Ирина Викторовна.

— Полагаю, госпожа Иванова, — с коротким поклоном в сторону девушки ответил Ясухару. — Я обещал превзойти ее достижение — но сперва следует увидеть, с чем предстоит сравниться!

— Справедливо, — без колебаний согласилась Иванка. — Я готова.

— В таком случае, приступайте, сударыня, — дала команду штабс-ротмистр.

— Охотно.

С этими словами девушка принялась снимать китель. Под ним, поверх форменной рубашки, у нее оказался приготовлен ремень — пропущенный под мышками и зафиксированный на спине — с виду такой же, как надевала накануне Поклонская на Пири.