— О чем вы хотели спросить, сударыня? — подбодрил я Терезу.

— Я? А, да… А как мы должны понять, что пробой произошел?

— Его трудно с чем-то перепутать, — хмыкнул я. — Стены начнут рушиться, полезут из всех щелей чудовища, и вой раздастся — такой, что волосы дыбом встанут…

— Причем, не только на голове, — в своем стиле вставила Маша.

— Это понято, — поморщилась от ее слов фон Ливен. — Но если пробьет где-то в глубине домовладения? Внешние стены останутся целы, а чудовища сперва займутся жильцами и наружу сразу соваться не станут?

— Ну… Вой мы, наверное, по-любому услышим… — уже менее уверенно проговорил я. — Он такой… Всепроникающий… — я невольно поежился, живо вспомнив насколько всепроникающий.

— Не переживайте, на случай пробоя у вас есть надежный индикатор! — заявила тем временем Муравьева.

— И какой же? — дружно обернулись к ней мы с Терезой.

— С красивыми длинными ногами, тонкой талией и высокой грудью. Я о себе, если вдруг кто не понял. Хотя трудно не понять, я тут одна подхожу под описание… В общем, смотрите на меня, — не позволив нам вставить ни слова — а молодая баронесса уже точно собиралась — продолжила Маша. — Как в обморок грохнусь — значит, это он, пробой, и есть!

— В самом деле? — сардонически переспросила фон Ливен. — В обморок?

— Ну, может, еще обойдется, — передернула плечами Муравьева. — Но почувствовать я его точно почувствую, пробой ваш. Такая вот у меня тонкая организация нервной системы!

— Мессенждер тогда отдайте! — потребовала в ответ Тереза.

— С чего бы это?

— Если свалитесь в лужу — испортится еще!

— Вода ему нипочем, — тряхнула ниспадающими на плечи из-под фуражки каштановыми локонами Маша.

— А если разобьется?

— Из последних сил спасу! — заверила Муравьева — не то в полушутку, не то на полном серьезе. — Мне это как раз поможет не отключиться, — уже точно без малейшего намека на ерничанье добавила Маша. — Долг есть долг…

На это у фон Ливен возражений не нашлось.

— Вы мне лучше скажите, кто что о нашей Ивановой думает, — сменила тему разговора длинноножка. — Я сейчас даже не о них с Ясухару — там как раз все прозрачно — а о ней самой. Эти ее дымы… Полет… Я раньше над ней посмеивалась, а теперь, честно говоря, даже побаиваюсь немного…

— А я думаю, что она дух! — внезапно выпалила Тереза. — В смысле, полукровка, — уточнила она.

— Что? — ахнула Муравьева. И тут же твердо заявила: — Ну, нет. Точно нет!

— А почему вы так уверены? — осведомилась фон Ливен.

— Ну… — замялась Маша. — Майор Шэнь же говорил, что полукровку легко распознать! — выдвинула довод она. — И внешностью, и поведением метис заметно отличается от человека!

— А Иванова что, не отличается?! — с жаром воскликнула молодая баронесса. — Одни эти ее уродские косички чего стоят — будто она их в первый раз в жизни заплела перед учебным годом! А про поведение я уже и не говорю!

«Фу, что скажете?» — быстро спросил я. Про косички — это, конечно, полная ерунда, но в целом…

Фамильяр не ответил.

А, ну да, гроза же, «паук» забился в норку и лапки наружу не кажет…

Но духа-полукровку бы он наверняка учуял, тем более, что специально приглядывался к Иванке… Да и Ясухару бы знал. Хотя, стоп! Может, именно это японец и понял, слившись сознанием с Ивановой?!

Да нет, Фу бы догадался…

— Не думаю, что она дух, — осторожно проговорил я. — Разве что, может, в каком-нибудь четвертом-пятом поколении, когда разницы с обычным человеком уже, наверное, и нет…

— Разница всегда есть, — отрезала молодая баронесса. — Злобный дух останется злобным духом, даже если это метис в двенадцатом колене!

— Вы так об этом говорите, сударыня, будто имеете к метисам что-то личное, — почему-то недовольно поджав губы, заметила Муравьева.

— А если и так?

— Что, какой-то сумасшедший полукровка однажды вздумал покуситься на вашу невинность? — прищурилась Маша.

— Не ваше дело, сударыня!

— Должно быть, он был еще и слепой! — не унималась Муравьева.

— Так, хватит! — несколько запоздало вмешался я в их пререкания. — Забыли и про полукровок, и про Иванову — мы здесь не на прогулке! По сторонам лучше поглядывайте!

Мои спутницы демонстративно друг от друга отвернулись.

Окинул улицу взором и я. Впереди, шагах в пятидесяти, справа к ней примыкали сразу два переулка — один из них, насколько я помнил инструктаж, был зоной ответственности Миланы, кому выпало патрулировать второй, у меня как-то не отложилось.

— Там кто-то идет, — произнесла внезапно Маша, кивнув в сторону дальнего переулка.

В темноте за стеной дождя и впрямь что-то двигалось.

— Чудовища? — резко подобралась Тереза.

— Нет, я же все еще на ногах, — выдавив улыбку, мотнула головой Муравьева.

Я подлил маны в ночное зрение — и узнал в приближавшихся черных фигурах Воронцову с Гончаровым и третьим участником их группы, неким Татарчуком — подобно нашему Худощекину, кадетом неблагородного звания.

— Спокойно, свои, — облегченно расслабил я уже успевшие скреститься пальцы.

— Да, это Воронцова собственной персоной, — подтвердила фон Ливен.

Не сговариваясь ускорив шаг, мы направились навстречу сокурсникам.

— О, какая встреча! — еще издали помахала нам рукой Милана. Она тоже укрывалась под «зонтом» — держал ее над ней Татарчук — но шла при этом в центре тройки, не особо заботясь о том, что косые струи ливня достанут Гончарова — правый рукав вологжанина был весь мокрый. — Ну что, сколько пробоев засекли?

— Пока ни одного, — ответил я.

— Мы тоже вхолостую гуляем, — вздохнула молодая графиня. — А вот на том конце города, — мотнула она головой куда-то назад, — говорят, сущая жуть творится! Инфа, — подмигнула Милана мне, — верная: через два участка от нас жандармский дозор ходит, от них по эстафете передали, через группы Алины Зиновьевой и княжны Орловой.

— Не, у нас, вроде, тихо, — заметил я.

— Как и у нас. Кстати, узнаешь? — показала она глазами куда-то через улицу.

Я обернулся, но ничего примечательного — а уж тем более узнаваемого — за спиной не увидел.

— Тот самый дом, куда мы во время гонок полезли! — пояснила Воронцова.

Я присмотрелся к зданию: ну да, похож. Пролом в стене, зиявший тогда на уровне третьего этажа, был уже заделан, а вот балюстраду на балконе, разрушенную мной после первой, неудачной попытки на него взобраться, восстановить никто так и не потрудился. Кроме того, в двух или трех окнах недоставало стекол.

— Да, он, — кивнул я.

— Почти починили, — заметила Милана. — Но не до конца. Не торопятся: видно, ни наследников, ни желающих купить нет.

— Тут был пробой? — спросила меня Муравьева, смерив внимательным взглядом обсуждаемое здание.

— Еще какой! — опередила меня с ответом молодая графиня. — Аж с мимикрами!

— Странно, что нет покупателей, — задумчиво заметила фон Ливен. — Говорят, два раза в одну точку астрал не бьет. У нас в Ливонии дома, пережившие пробой, обычно нарасхват!

— Расхожее суеверие, — пренебрежительно бросила на это Маша, и внезапно побледнела, словно чудовище увидела.

Сверкнула молния — на этот раз явно ударив где-то неподалеку. Грянул гром — но гульче его басовитого раската растекся над улицей леденящий душу вой.

— А вот и он, — невозмутимо произнесла Воронцова. — Пробой.

Глаза Муравьевой закатились, я метнулся к ней, чтобы не дать упасть, но Машу уже подхватила под руку Тереза. Мне оставалось только поддержать «поплывшую» длинноножку с другой стороны — при этом высунувшись под дождь.

— Спасибо, — пробормотала Муравьева, с трудом фокусируя взгляд. — Я уже в порядке!.. Я же говорила, что справлюсь…

Убедившись, что помощь моя и впрямь уже не особо нужна, я поспешно вернулся под «зонт» и посмотрел на наш невезучий дом: на уровне третьего этажа его фасад снова пересекала ломаная серая трещина. Чудовищ, правда, видно пока не было.

— Хорошо, что в пустое задние попало, — заметила между тем Милана. — А то я так и не придумала нормальной отмазки для Поклонской. Ну, если снова дитя в окне увижу. А так есть минут десять-двенадцать, пока духи по соседям не пойдут… Участок ваш, — повернулась она ко мне. — Вам и жандармам писать.