— Надеюсь, тут не процветают традиции каннибализма, — проворчала она, ворочая еду во рту и пытаясь уловить хотя бы оттенок знакомого привкуса.

Эррах поднял голову от горшочка, в котором колупался, задумался, глядя мимо Мист, и потом выдал:

— Никаких свидетельств о такого рода традициях не сохранилось.

— Это вы о чем? — на всякий случай, уточнил Торрен, который, попробовав того и сего, уже наворачивал так, что за ушами трещало безо всяких особых колебаний, сомнений и исторических культорогологичеких изысканий.

— Едят ли орки орков, — меланхолично перевела Мист. — Например, недавно с почетом умерших в бою. Или давно умерших и внезапно самовыкопавшихся.

— Нет, мясо, вроде, не старое, — не согласился Эррах, изучая кусочек на свету с очевидным усердием ученика, желающего угодить учителю, и снова громогласно чихнул.

Торрен поперхнулся.

— Вы, заучки, все чокнутые. Нормальная еда, а вы тут развели исследования и тезисы всякие. Давайте еще походную лабораторию разверните и опыты начните проводить.

— Так нету, — посетовала Мист и с видом глубочайшего прискорбия принялась за еду. — Ладно, пока вопрос каннибализма отложим, приняв рабочей гипотезой то, что это мясо какой-то живости. Вернемся к рассмотрению проблемы после праздника, а то вдруг нам там предложат отведать орчатинки… Что еще помнишь про орков, Рах?

— Сведений немного, — с готовностью продолжил он, заглатывая еду крупными кусками между слов. — Они живут племенами, собираются вместе только по определенному графику или в случае серьезных потрясений, чтобы выбрать общего вождя для разрешения кризиса. В остальное время единого государства или чего-то подобного у них нет, и общность народа поддерживается разделяемыми традициями и культурными кодами.

Торрен снова смачно зевнул, зато Мист слушала с явным интересом, впитывая новые знания. Ее внутренний рейтинг важности Эрраха неуклонно рос.

— Они охотники?

— Охотники и, частично, скотоводы, если я правильно помню. Поэтому я считаю гипотезу о бытовом каннибализме несостоятельной. Разве что, имеет место ритуальный, но тут не поручусь. Не так много сведений об этом народе у нас сохранилось, чтобы знать наверняка.

— Что-то еще?

— Я знаю имя их вождя, с которым имел дело Атенрил Песня Славы, и, пожалуй, на этом все, — с сожалением пожал плечами Эррах и деликатно высморкался в какую-то тряпочку.

— А с чего ты расчихался-то? — невольно вспомнила Мист. — В замке ты сопли не лил, и на озере тоже. Заболел? Продуло, пока плыли?

— Нет. Точнее, не знаю, — покаянным тоном сказал эльф. — Но глаза слезятся, и насморк довольно сильный, как будто простуда. При простуде, впрочем, у меня обычно болит голова, а сейчас — нет.

— Местная болячка, что ли, какая, — задумчиво почесала нос Мист. — У Айтхары этой надо спросить, что ли. Вдруг это эти, переспелые покойники распространяют что-то эдакое, заразное.

— Если бы орки заметили признаки известной им заразы, тут же изолировали б, — не согласился Торрен. — Эррах при них всех мало не в сопливую кучку превратился волшебным образом, а они — ничего. Значит, такой болезни не знают.

— Но не боятся?

— Так мы родня, значит, доверять надо, — пояснил Торрен, отставляя пустой горшочек.

— Это они напрасно, — вздохнула Мист. — Мне показалось, или они привычны к набегам мертвяков?

— Привыкли, — кивнул Торрен. — Они использовали только потенциально действенное оружие, это дорогого стоит. Значит, сталкивались, и, вероятно неоднократно.

— Видимо, поэтому они и “обережители”, - Эррах смешно подергал себя за оттопыренную нижнюю губу в глубоком размышлении. — Я бы предположил, что они берегут остальных, удерживая строй против этого, гм, гнилого нашествия. А вот откуда вылезают эти порождения Доменов — вопрос.

— Из Доменов, — покрутила носом Мист. — Откуда еще? Но трупы явно того же сложения и все такое. Орки. И, видимо, их тут много. Что-то вроде могильников?

— Вероятно, — кивнул Эррах, почти автоматически вытирая соплю. — И еще остается вопрос колокола, который мы слышали, и странного озера вокруг Башни. Я правильно понимаю, что Башня должна была быть построена Багровым магом?

— Правильно. В ней стоит плита “Калеб” — такое имя маг дал Башне почему-то. Интересно только, который из магов — явно не Иллемэйр. Килларан, или кто-то до него?

— Стал бы Килларан свои силы разбазаривать, — вставил Торрен. — Это явно кто-то из двух более ранних парней наваял.

— Мде, — согласилась Мист. — Но это, конечно, скорее праздный вопрос. Важнее то, была ли там одна плита, или несколько, например, но это тоже несколько вторично — нам сгодится и одна, только пусть бы милейшие зеленые родственники нам помогли.

— Мы им — они нам.

— Чтоб нам еще справиться с тем, что им надо, — посетовала девушка.

— Скорее всего, они хотят остановить нежить, — логично предположил Эррах.

Мист устало потерла глаза.

— Бред какой-то пепельный, чтоб им всем. Ладно. Нам обещали праздник в честь сегодняшней победы, а дальше будем смотреть по обстоятельствам. Выкрутимся. Если что — намылимся и огородами, огородами.

— Нельзя, — Торрен наставительно поднял палец. — Они уже родня, к тому же, нас покормили.

— Как просто завоевать твое доверие и расположение, однако, — вздохнула девушка, складывая пустые горшочки обратно пирамидкой по размеру. Вытерла руки об себя и достала Книгу. Не то, чтобы это могло сильно помочь, но поиски ответа, даже бесплодные, ее всегда успокаивали.

Ее спутники притихли: Торрен занялся своим снаряжением, а Эррах, придвинувшись бочком, стал подглядывать. Мист, заметив это, гнать его прочь не стала, тем более он держался тихо и не возникал с возражениями, когда она перелистывала страницы или вообще начинала нервно листать Книгу взад и вперед, то пользуясь, то не пользуясь поиском.

Наконец (Мист еще не успела начать лопаться в неизбежных поисках уборной) Айтхара снова вернулась и, пугающе улыбаясь, поманила их за собой.

— Какие у нее ж таки глаза, — мечтательно сказал Торрен, глядя совсем не на глаза.

— Дым и пепел, — воздела очи к потолку Мист. — Странные у тебя вкусы: деревянная статуя, демоницы, орчиха…

— Дак мы только с такими и общаемся, — посетовал Торрен. Он оставил большую часть оружия, включая Хладогрыз, в их временном доме и даже причесался, от чего, на взгляд Мист, стал выглядеть, скорее, менее внушительно, чем более привлекательно. На площади было не протолкнуться: на столах была разложена еда, кто-то играл бравурные мелодии на нехитрых инструментах, кто-то танцевал, кто-то болтал: все это выглядело как обычный сельский праздник, со скидкой на расовые особенности местных жителей. Но к пришельцам все были преувеличенно дружелюбны — им зубасто улыбались, их осторожно касались зелеными руками, приглашали к столам. Один из самых крупных орков поспешил Торрену навстречу, обнял его с искренней радостью и, не слушая возражений, утащил прочь: Мист логически прикинула, что это был тот самый Нитлок, хотя различить зеленую братию в лицо ей пока не удавалось. Их же с Эррахом никто не торопился никуда тащить, хоть и предлагали разделить еду и питье. Подумав, Мист остановилась рядом с одним из столов, взяла протянутую ей чарку с чем-то, пригубила, и потом передала беспрестанно чихающему Эрраху.

Глава 4

— Они тут, вроде бы, симпатичные ребята, — вздохнула девушка, беря палочку с какой-то жареной ящеркой на конце.

— Ты про это? — Эррах указал на еду в ее руке.

— Да, эти точно симпатичные, — Мист отгрызла одну лапку, задумчиво изучая вкус. — На дичь похоже, — заключила она. — Попробуй.

Эррах покорно взял ящерицу тоже, обнюхал:

— Это чтобы тебе, если что, не одной помирать?

— Именно. И Книгу тебе, Зубастой Тьме, в наследство не оставлять.

Эррах пожал плечами и начал грызть добытое, перемежая чихами и вытиранием соплей.

Вокруг все веселились, танцевали, пели, но Мист, хоть и с готовностью улыбалась всем, чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Она устроилась в уголке со спертым со стола блюдом с жаренными ящерицами и сидела там, зыркая по сторонам. Впрочем, Эррах тоже не торопился пускаться в пляс — он приткнулся рядом с Мист суровой нахохленной птицей, то и дело отпивая из стоящей на коленях чарки или таская у Мист ящериц. Торрен пару раз мелькнул где-то вдалеке, но ему, кажется, было вполне хорошо — он, как раз, прекрасно вписался во всеобщее праздничное ликование и активно предавался ему, оставив в стороне неудобные и тяжкие размышления.