Посетившая ее идея с дверью была хороша, но вот что делать, если она не сработает? И вправду, что ли, Мейли искать? Да они будут вечно бродить по полям пепла, причем натурально выражаясь.

Невеселые размышления прервал радостный возглас Эрраха, плавно переходящий в испуганный, когда он-таки сорвался с края камня и полетел вниз, на страхующего его Торрена. Звук гулко раскатился по Последнему городу, одинокий и от этого страшноватый, заставляя старый пепел зашевелиться.

Мист вздрогнула и огляделась кругом, словно они уже не привлекли бы внимание любого местного обитателя своей возней.

— Что там?

— Дверь! — радостно сообщил Рах, когда Торрен, успевший прервать его полет, поставил субтильного эльфа на ноги. — Правда, она не на петлях, просто прислонена, вроде.

— Не важно, — рассудила Мист. — Веди.

Она все равно обмирала от любого отраженного звука среди пустоты и тишины Домена, пока они шли, и нервно оглядывалась, ожидая увидеть не то обгорелое до кости лицо ар-Маэрэ, не то что-нибудь пострашнее — но никто так и не выскочил из-за колонны или угла стены, хватая их с воплем “попались”. Дверь, которую углядел глазастый эльф, была практически на другом краю города, зато огромная, словно когда-то здесь был магистрат или замок лорда: тяжелая, серая от нанесенного пепла, она была прислонена к арке, на которой когда-то крепилась, и за аркой были все те же руины, все тот же печальный и одинокий город, последняя остановка для уходящих в небытие.

— Попытка не пытка, — подбодрила себя Мист, снова протягивая руки своим “мальчикам”. — Может сработать. А уж что делать, если не получится, станем потом думать.

Она решительно перешагнула какую-то гнутую арматуру, едва не напоровшись на нее ногой, подскользнулась на скользком камне, увлекая за собой не ожидавших такой подставы спутников, и рыбкой влетела в арку, совершенно не прочувствовав торжественность важного момента.

Вопреки смутно ожидаемому, приземлились они взметнув вовсе не слежавшийся пепел, а грязные брызги, и Мист завизжала от неожиданности, обнаружив прямо перед лицом плавающую в неглубокой луже полусгнившую руку — ту самую, отрубленную Торреном незадолго до их входа в Домены. Ее верный защитник, не соображая еще, что случилось и не разобравшись, почему Мист орет, на всякий случай дернул ее назад, пропахав ее лицом грязь и сбив ее весом начавшего подниматься Эрраха, и храбро поднялся на одно колено, извлекая Хладогрыз, готовый противостоять любой угрозе.

Однако, древнее кладбище, размытое водой, усеянное лужами и вывороченными частями тел и предметов посмертного обихода, было тихим и спокойным, за иключением их барахтающейся, брыкающейся и орущей компании.

— Герои вернуться, — взволнованно сказала Айтхара, прикладывая ладонь к сердцу. — Моррайт и братья исполнить пророчество, победить злые боги, уничтожить тьма.

Торрен расплылся в улыбке при виде ее, потом спохватился, обернулся на грязную, как приключенец, злую и лохматую Моррайт, великую колдунью.

— Что? — осведомилась та недовольно, размазывая грязь по лицу. Поняв тщету этой попытки, она сплюнула и обреченно заключила. — Нет, все-таки, надо было идти с караваном.

…и говорят, будто все это правда.

Это и есть правда, но иногда в Последнем Городе оказываются те, кто ему не принадлежит. Не на самом деле.

— Грэнаш, — позвал ар-Маэрэ Иллемэйр, с трудом выпрямляясь перед лицом ветра, несущего пепел, и складывая руки на груди в попытке выглядеть уверенней. Хотя о какой уверенности можно говорить, имея дело с властелином Домена Пепла, господином Последнего города? — Грэнаш! — повторил Мейли громче. — Я хочу говорить с тобой!

Караван не был панацеей, конечно же: Мист гундела, как занудный комар, всю дорогу без продыха, да и не только всю дорогу. Она завелась еще с Университета, куда им пришлось в итоге вернуться для того, чтобы привести в порядок здоровье и прочие дела, и так и не унималась, бесконечно, один за одним находя недостатки в текущем бытии. Альтернативой нытью было штудирование Багровой Книги, которым они теперь занимались втроем и с куда большей результативностью: Эррах не только смог примерно начертить пусть исхода эльфов по большой карте Мейли на стене Башни Эмрис и ее исправленному дубликату в черновиках Мист, но и успешно работал словарем эльфийского, позволяя не рыскать по справочникам в поисках дополнительных значений. Будучи примерно современником ар-Маэрэ и много лет разговаривая лишь на весторне, Рах очень хорошо определял смысловые оттенки и без труда находил переводы даже самых заковыристых терминов. За все это Мист его почти обожала и эксплуатировала нещадно, пользуясь редкой возможностью получить не только новые знания из Книги, но и дотянуть до какого-то адекватного уровня свой (и Торрена, хотя тот был против) эльфийский.

Из-за сугубой сомнительности их дорожного времяпрепровождения (а официально из-за карвии, который “страдал” Эррах), они были вынуждены ехать на отдельной телеге, оплатив ее полностью, поэтому сплетни и байки имели шансы услышать только у общих костров на привале. Впрочем, ничего такого нового едущие в Имрэйс немногочисленные путники рассказать не могли: большая часть этих людей вообще понятия не имела о творящемся в лэрстве мракобесии, а вторая часть, вероятно, почитала это все за мудреную шутку. Хмуро буркнул, что, мол, все правда, один-единственный человек, пожилой бородатый ветеран, который ехал жить в Имрэйс в семью своего брата, и был им в письме предупрежден о странных событиях.

— А вам-то по что это надо? — проворчал он. — За приключениями, что ль, собрались?

— За фольклором, — мгновенно ответила Мист, делая лицо кирпичом.

— Да друг он наш был, дядь, — примирительно сказал Торрен, отмахиваясь от дыма из трубки старого солдата.

— Кто, лэрский сын? Не похожи вы на лэров-то.

— Так Виль в Университете учился, дядь, и мы с сестрой тож.

— И Струпик ваш, скажешь, тоже?

— Рах, не, не учился. Да его разве пустили б, — почесал в затылке Тор и снова отмахнулся от сизого дыма.

— Да уж даже в ваш рассадник еретиков с карвией не пустят, — хмыкнул старик. — Заразная-не заразная, а то и зараза к заразе не липнет, но проверять недосуг. Говорят, из-за ереси вашей, Университетской, и бродит лэрский сын, мол, не похоронили по чести, на костре к свету пепел не вознесли…Вот он и поднялся, как ветер нашептал.

Мист нервно вздрогнула от этой присказки, вспоминая голоса мертвых в гуле ветров Свифта, и больше всех, конечно, слова Виля и неразборчивые причитания Гронса, чью флейту она все еще носила с собой, у сердца.

— Нечего хоронить-то было, дядь, — буркнул Торрен. — А обряд мы совершили, и душу его проводили, честь по чести.

— Так сожрали его, что ль? — заинтересовался вояка.

— Может, и сожрали. На нас напали в путешествии, и Виля …

— Дрессированные звери задрали, — подсказала Мист ровным, сдержанным тоном и почти не театрально сглотнула. — А потом искали тело, искали, да не нашли.

— Дела, — мужчина почесал бороду. — Может, и не он это бродит, а лиходей какой пользуется?

— Вот и хотим узнать, — снова перехватил у подруги инициативу Торрен. В их команде она считалась специалистом против всякой запредельной мути, а вот переговоры с живыми лучше давались Торрену, за неимением гениального в этом Вейлариса. Положение Раха пока было не очень-то определено, кроме должности почетного справочника, но оба, и Мист, и Торрен после вояжа на орочьи земли уже считали его частью команды и почти родней. — Нам, знаешь, дядь, неприятно, если от лица нашего друга кто зло какое творит. А если это он и вправду из могилы восстал упырем, так наше дело помочь ему с миром упокоиться во славу Эйна. Кому о нем еще думать, как не нам?

— Родне, да только, говорят, лэр только скорбит. Хорошо, хоть вам есть дело. Как там тебя? Торрен?