Видящий, еще раз дернув полу своей рясы в бесплодной попытке отделаться от своего почитателя, но, поняв тщету этой затеи, оставил ее и строго сказал:

— В городе нашем нынче не спокойно. И, хоть и велит Эйн заботиться обо всех своих детях, во имя этой заботы и должно мне вас не пустить в город. Волнуются люди, тревожно им, и несчастный больной карвией только больше страха породит. Как бы не забыли от страха о милости и добре, — он с прискорбием покачал головой. — Поэтому велит мне совесть не пускать вас в славный наш град.

— Не заразная карвия-то, — Торрен потеребил полу балахона, от чего та даже немного задралась, открывая кусок бледной, тощей ноги Видящего. — Брат наш не заразный. А то мы бы уже были в язвах сами.

— Ты это знаешь, сын мой, — Видящий раздраженно на него посмотрел. — И я знаю, а люди, кто прослышит, испугаются, и никакие знания не помогут. Нет, решение мое крепкое. Идите с миром, дети, и возвращайтесь в наш град, когда утихнет боль наших сердец от смерти господина Вейлариса Алареля Сильведа.

Мист несколько секунд соображала, что за шлейф имен, пока не вспомнила, что полное имя Вейлариса звучало именно так: Вейларис Аларель Сильвед Аркейн. И, да, действительно, это по их спутнику скорбел весь этот город, увенчанный траурными флагами.

— И, что же, святой отец, никак этой уверенности не поколебать? — почесал в бороде караванщик.

— Как не изменить сути карвии и не излечить, — сурового сказал Видящий, одергивая наконец выпущенной Торреном подол. Сам Тор бросал полные сомнения взгляды на Мист, пытаясь понять, что им делать дальше: пытаться переубедить упертого священника и молча поддерживающего его стражника, или изображать покорность и давать задний ход.

— Совсем никак? — уточнил караванщик, невзначай позвякивая кошелем. — Может, никто и не приметит, что паренек болен? Капюшон пониже, там, накинет. Особо никуда ходить не будет. Вы ж не надолго, я помню?

— Да проездом мы, родню друга повидать, — ответил Торрен довольно жалобно, потому что выражение лица Мист успешно прятал подлый лохматый Эррах, чьи волосы, пересушенные краской, жизнерадостно топорщились во все стороны.

— Вот, они проездом. Быстро уедут, никто и не обратит внимание на их брата, — продолжил напирать караванщик.

— Нет, — непреклонно отозвался Видящий, хоть брови его и дрогнули предательски в ответ на мелодичный перезвон монет. — Слово мое крепко. А ежели на другие ворота пойдете, так я их предупрежу, чтоб вас тоже не пускали. Идите, дети, с миром, именем Эйна, в единости благого, пусть силы злые вас не тронут, и не коснуться души, что холоднее льда. Идите, — он небрежно сделал благославляющий жест, завершая разговор, и ободренный стражник выдвинулся со своей алебардой, тыкая ей в воздух возле Торрена.

— Осторожней, дядь, — попросил парень, роясь на телеге в попытке собрать их вещи, и обратился к караванщику. — Телегу-то забери.

— Телегу-то заберу, — отозвался тот. — Не думал я, что вас не пустят. Извиняйте, ребята.

— Да ты не виноват, дядь.

— Завтра друг мой обратно в Университет двинется, вы уж его обождите, хоть у леса, хоть тут, под стенами. Уж не прогонят вас от стен-то. Я ему скажу с вас поменьше брать, — явно чувствуя долю вины за то, что не предугадал реакцию стражи, сказал мужчина.

— Благодарствую, — Торрен застегнул на себе свой рюкзак, попрыгал, сгреб остальные не разобранные спутниками сумки и поклонился по очереди караванщику, стражнику и наблюдающему за ними с лестницы Видящему. — Благодарствую, дяденьки.

Мист и Эррах молча пристроились по сторонам от Тоя, когда тот двинулся обратно по дороге, мимо хорошеньких крестьянских домиков пригорода, облепившего город-крепость со всех сторон. Тут явно давно особо беды не знали: все постройки были ладными и надежными, улицы мощеными, подворья — без высоких заборов. По довольно широкой улице, ведущей к городу, они прошагали обратно до тех пор, пока ворота не скрылись из виду. Только только Мист позволила себе выдохнуть: против логики, она ужасно боялась, что Видящий передумает и решит их немедленно казнить. Силы, конечно были не равны — что там какая-то одна смена стражников против единственной волшебницы этого мира и Хладогрыза в руках Торрена, но неприятностей не хотелось совершенно. Тем более, что они уже не так уж давно привлекли негативное внимание Видящих даже не один, а, минимум, два раза.

— Совсем нюх потеряли, — пожаловался Торрен, печатая шаг и вздымая облачка мелкой дорожной пыли. — Я, значит, к ним со всем уважением, а они? Да подумаешь, не велика беда, даже если б на нас набросился кто-то. Договориться всегда можно.

— Да прям, — отмахнулась Мист.

— Да прям. Только доводы надо подбирать грамотно, — он похлопал себя по ножнам меча. — Хладогрыз знаешь какой убедительный?

— Знаю. И мертвого убедит, — Мист рассеянно потерла запястье.

— А то, — Торрен остановился возле колодца, отмечавшего своим расположением что-то вроде деревенской площади, и, размышляя, закинул ведро вниз, чтобы достать воды. Мист тут же присела на край каменной кладки, болтая ногами, а Рах молчаливо пристроился рядом, чувствуя определенную вину за то, что из-за его маскировки им не удалось войти в город. Напившись прямо из ведра, Торрен вылил и заново наполнил все их фляги, на всякий случай. Пока он возился, из ближайшего дома вышла женщина средних лет, видимо, заметив их в окно, и окликнула от калитки:

— Милки, что носы повесили?

— Да вот, теть, — тут же проныл Торрен, вкатываясь в родной образ простоватого, доброго парня, незатейливого, как лезвие его меча. — Прогнали нас, в город не пустили. Понимаешь, из-за того, что у нашего меньшого — карвия. Так то разве ж преступление?.. не виноватый он, и не заразный, что ж нас не пускать-то?

— Ой, же неладно там, за стенами, — отозвалась женщина, выдвигаясь из-за калитки с явным намерением славно поболтать. Понимая, что сейчас незаменимый Торрен сцепится языками с болтливой кумушкой — и это надолго, Мист поерзала на краю колодца, устраиваясь поудобнее. — Ой и как неладно, неча там делать таким славным ребятам.

— А что твориться-то, теть? — оживился Торрен, переворачивая общественное ведро и садясь на него верхом. На свою собеседницу он смотрел таким незамутненным и любопытным взглядом, словно вообще в первый раз услышал о местных неурядицах.

— Да вот по весне погиб наследник нашего лэра, Вейларис, — вздохнула женщина, делая рукой благословляющий знак. — Пусть он в мире б упокоился, наконец.

— А, что, не упокаивается?

— Да ходит же, бродит там, в городе, не то призраком, не то трупом живым. Убивает иногда, иногда отпускает. Вот и волнуются люди, — вздохнула кумушка. Достав из кармана в складках юбки два яблока, она протянула их Торрену и Мист, старательно обходя взглядом скромно присевшего у ног Мист Эрраха. Мист, поблагодарив за яблоко, обтерла его о себя и протянула вниз, Раху, а Торрен тут же вгрызся в свое, брызгая соком. — А уж такие нервные могут и взаправду на вашего братца озлобиться. Трудно им, бегут оттуда, кто может. А ведь такое благословенное место было! Столько лет никаких бед.

— У вас тут красиво очень, — искренне похвалила Мист. — И живете вы так, ну, вольно. Без высоких заборов и все такое. Видно, что кругом добрые люди, и война давно до вас не долетала.

— Очень давно, — покивала женщина. — Да и бед никаких не было, ни болезней, ни татей — с тех пор как Имрэйс-то построили, так и благодать. Говорят, был род Имрэйсов осенен Эйном, да вот теперь отнял он свою милость.

— Глядь, еще все и поправиться, — жуя, невнятно утешил ее Торрен. — Эйн наш единый всемилостивый бывает испытания шлет нам, чтоб веру, значит, испытать. И ежели ваши Имрэйсы пройдут с честью через это время, еще большим благом осенят их небеса.

— Да уж мало надежды-то! Сидит лэр в своем замке, скорбит денно и нощно, и слышать не желает о том, что сын его по городу лютует! Только чужака какого-то привечил, все с ними советы держит. Мож, из-за того и Вейларис пришел по людским душам-то, что отец его невесть чем занят.