Когда мы спешились, от группы военных отделился высокий синеглазый офицер со светлыми волосами и усами. Это был Кастер.

Поприветствовав вождей, он пригласил их в кабинет почтового агентства. Видя, что я присоединился к ним, он нахмурил брови.

— Я хотел побеседовать с Римским Носом и Высоким Бизоном… Осгуд! — обратился он к переводчику. — Переведи это.

— Лишнее, подполковник, — спокойно сказал я. — Дело в том, что я буду переводить вождям на переговорах.

Синие глаза Кастера скользнули по моей физиономии.

— Я хочу знать твое имя.

— Ниго Хайез, что на языке шайенов означает Отважный Медведь.

Глаза Кастера сузились, под скулами заходили желваки.

— Я сразу заметил, что у тебя слишком правильные черты лица для индейца, Кэтлин… Надеюсь встретить тебя после переговоров, убийца лейтенанта Скотта.

— Если бы подполковник знал, за что я прикончил Скотта, он бы не очень печалился его преждевременной кончине, — сказал я, выдержав взгляд военного.

Кастер презрительно фыркнул и, повернувшись, зашагал к зданию. Мы последовали за ним и вошли в обширную комнату с широкими окнами, оклеенную обоями. Посередине стоял массивный стол, вокруг него — несколько крепких стульев с высокими спинками. Агент с подполковником уселись по одну сторону стола, мы — по другую.

Приглашение на переговоры исходило от Кастера, и он взял слово первым:

— Я пригласил вас, вожди, по собственной инициативе… Неофициально, так скажем. Но это совсем не значит, что всему здесь сказанному надо относиться с недоверием. Я полагаю, это понятно.

Он кивнул мне, и я перевел вступление вождям.

— В прериях я недавно, — продолжал Кастер. — Но за это время успел уяснить одно: в Канзасе не будет мира, пока шайены не уйдут за Арканзас, к своему верховному вождю Черному Котлу, который оставил Тропу Войны и теперь счастливо живет в указанном ему месте. По прошлогоднему договору все шайены и арапахи должны были покинуть прерии Канзаса, однако этого не произошло.

Я перевел. Римский Нос переглянулся с Высоким Бизоном и заговорил:

— Хорошо, что молодой Длинный Нож пытается мирно беседовать с шайенами. Может быть, мы поймем друг друга и станем друзьями. Когда приезжают посланцы Великого Белого Отца, они с улыбкой подсовывают индейцу говорящую бумагу, чтобы тот поставил на ней свой знак. А затем, размахивая этой бумагой, они приказывают индейцу убираться с его родной земли. Вокуини приятно, что здесь нет никаких говорящих бумаг… Но Вокуини услышал слова молодого Длинного Ножа, и его сердце опечалилось. В Канзасе был мир, пока не пришли бледнолицые. Мнение Вокуини таково: мирные дни наступят только с уходом бледнолицых. Зачем уходить из Канзаса краснокожим? Это их земля… Вокуини заверяет молодого Длинного Ножа: ни один шайен, вернувшийся с севера, не уйдет из долины Смокки-Хилл. Черный Котел подписал говорящую бумагу без согласия Вокуини, и он отказывается чтить этот договор.

Когда я перевел ответ Римского Носа, на лбу Кастера пролегли глубокие морщины. Он покачал головой и, встав на ноги, подошел к окну. В течение минуты, заложив руки за спину, он мерно переступал с носков на пятки. Слышалось лишь поскрипывание половиц внутри и ржание лошадей снаружи. Наконец, он вернулся к столу.

— То же самое Римскому Носу и Высокому Бизону будут говорить уполномоченные люди из Вашингтона, — взвешивая каждое слово, произнес он. — Они будут требовать, чтобы индейцы ушли за Арканзас. Но за их спинами уже будет не один кавалерийский полк, как у меня, а тысячи солдат… Во избежание кровавой ненужной войны я прошу вождей прислушаться ко мне сейчас. В недавних стычках мы проверили свою храбрость. Может, хватит?

Я перевел, и слово взял Тонкахаска.

— Шайены и мои Собаки с радостью уйдут с Тропы Войны, если белые прекратят строить на нашей земле железный путь и поселки.

Высокий Бизон своими словами задел Кастера за живое. Его голос зазвучал раздраженно:

— Высокий Бизон захотел остановить прогресс? Этому не бывать! Он мешает прогрессу и именно он должен убраться с его пути!.. Я здесь за тем, чтобы железная дорога, не смотря ни на что, пересекла прерии. Она будет проложена, даже если мне придется сражаться всю жизнь!

— Шайены будут сражаться за то, чтобы прерии не слышали рева Железного Коня, от которого уходят из нашей страны бизоны, — твердо сказал Римский Нос. — Вокуини будет карать тех, кто попирает священный прах предков. Когда на его родине не было бледнолицых, она процветала. Болезни редко посещали становища шайенов, бизонов было столько, что одному стаду требовалось несколько суток, чтобы переправиться через Смокки-Хилл. С появлением бледнолицых все изменилось в худшую сторону. Теперь мы часто голодаем, потому что бизоны обходят нашу землю. Наши дети стали болеть неизлечимыми болезнями. Сердце Вокуини обливается кровью, когда он видит такие перемены. И сейчас Длинный Нож требует, чтобы шайены покинули родину и ушли за Арканзас, где можно проскакать много дней и не встретить ни одного бизона?.. Нет, шайены остаются здесь! Я сказал!

Кастер выслушал Римского Носа с хмурым выражением лица.

— Мне жаль, что мы не поняли друг друга, — устало произнес он. — Видно, этого никогда не произойдет, пока войска не проучат шайенов как следует.

Сэмюэль Торнтон, испуганно глазея на индейцев, впервые подал голос:

— Скажите им, подполковник, чтобы они прекратили нападать на почтовые дилижансы. Ведь это, в конце концов, ни на что не похоже. Погибают возницы, почта месяцами лежит грудами… Скажите им, сэр.

Кастер посмотрел на вспотевшего от напряжения Торнтона.

— Им нет никакого дела до того, что письма и посылки не доходят до адресата. Им наплевать на это, Торнтон?.. Не правда ли, Отважный Медведь?

— Совершенно верно, — откликнулся я. — В прериях идет война, и даже почтовые дилижансы не застрахованы от нападений.

Кастер резко встал и, опершись ладонями о край стола, отчетливо проговорил:

— Мы расстаемся врагами.

— Вокуини согласен с этим, — сказал Римский Нос, тронувшись к выходу. Кожаные концы его головного убора зашуршали по полу, а раковины и копытца на отворотах легин издали негромкий перестук. Мы с Тонкахаской двинулись следом.

— Видите ли, Торнтон, — услышал я за своей спиной Кастера. — У этих язычников дубовые головы и кровожадная натура. Они прирожденные головорезы.

Это утверждение было вопиюще несправедливым, и я обернулся.

— Есть дикари в военной форме. Они хуже язычников…

— Ты кого имеешь в виду, парень? — в глазах подполковника сверкнула угроза.

— Того же Скотта, который был настоящим ублюдком, и ему подобных.

— Честное слово, Торнтон, этот белый индеец когда-нибудь да попадется мне в руки…

Кастер сказал еще что-то, но я его уже не слышал. Мы спустились с веранды, прыгнули на лошадей и в сопровождении шайенских бойцов выехали за пределы форта Уоллес.

Целый год шайены сражались с солдатами Кастера, проявляя безграничную отвагу. Длинным Ножам не удалось одержать ни одной, сколько-нибудь значимой победы. Индейцы бились за свою землю отчаянно, смело, и весной на подмогу Кастеру прибыло полторы тысячи кавалеристов во главе с генералом Хэнкоком.

С осени 66 — го года наша палатка лишилась одного жильца. Вернувшись на юг, Джордж Бент часто ездил за Арканзас к племяннице Черного Котла, Мэгпи. И кончилось это тем, что он женился, заявив о своем желании оставить Тропу Войны и мирно жить в лагере старого вождя.

Многие осудили его за это, в первую очередь брат Чарли. Я же пожелал Джорджу счастливой супружеской жизни, сказав, что искренне ему завидую.

Все это время я не оставлял попыток найти Блэкберна. Но мои путешествия к Мустанг Крик ничего не дали. Ни его, ни Сайкза не было на юге. О его местонахождении не знал даже один из его приспешников, Томпсон, которого однажды я прижал к стенке.

«Босс и Черный Тони уехали по своим делам, — говорил он. — Я не знаю куда».