Мы оставили свое укрытие через час, крадучись удалились от стоянки и, добравшись до спрятанных лошадей, поехали на поиски лагеря индейцев Старого Медведя, Пса, Две Луны и Последнего Быка.

В воздухе витал запах кровавой резни. Мой долгий опыт жизни на границе подсказывал мне, что эти мирные краснокожие будут атакованы. Либо по неведению, либо просто потому, что охотники за людьми возжаждут пролить кровь.

Мы сначала поехали к северо-востоку, параллельно двигавшейся в том же направлении солдатской колонне, но из-за отвратительных условий местности вскоре поняли, что лучше и удобней следовать за Рэйнольдсом. Гроард его вел по следам индейцев, и мы могли, когда будет нужно, опередить солдат и дать знать Две Луны и Псу о надвигающейся опасности.

При первых проблесках рассвета 17 марта мы обогнули колонну, и вышли на индейский след. Но ехали мы по нему недолго. Две Луны не потрудился уйти дальше и разбил лагерь слишком близко от предыдущего. Возле слияния Литтл Паудер с Паудер-Ривер стояла мирная индейская деревня, к которой приближались жаждущие крови Длинные Ножи. Пологи типи были задернуты, из дымовых отверстий резкие порывы мартовского ветра вырывали белесые клочья дыма жилищных очагов. Никого из более, чем семисот жителей деревни, крепко спавших в этот час под теплыми бизоньими шкурами, не было видно.

Мы знали, что опередили солдат на немного и поэтому, не раздумывая, ринулись в долину с криками:

— Хо!.. Хо!.. Хо! Лакота, шайела, тока упело! (Готовьтесь, тетоны и шайены, враг рядом)!

Въезжая в сонный лагерь, мы стали свидетелями дикой паники. Обескураженные воины выскакивали из типи, забыв захватить оружие, женщины и дети с перекошенными от страха лицами бестолково заметались повсюду, разгоняя боевых лошадей, оставленных на ночь в лагере.

— К оружию! — вскричал Вапа Хакиту.

— Где Две Луны? — заорал я. — Где Пес?

— Здесь мы: — в один голос крикнули оба вождя, торопясь к нам с карабинами наперевес.

— Что тут творится? — взвыл Две Луны.

Я уже открыл рот, чтобы объяснить ситуацию, как у южного конца деревни, в небольшом тополевом лесу показались солдаты. В одно мгновение они разбились на три одинаковых отряда, готовых ринуться в бой.

— Собирайте воинов вокруг себя! — крикнул я вождям. — Не дайте солдатам с ходу захватить деревню!

Пес и Две Луны бросились каждый в свою сторону, взывая к воинам, которых насчитывалось чуть более двух сотен.

В это время капитан Эган возглавил скачку своего эскадрона к южному концу стоянки. Индейцы, сгруппировавшись, наконец, вокруг вождей, выскочили им навстречу и открыли беспорядочную стрельбу. Это была жалкая стрельба, но и она охладила пыл солдат Эгана. Они сначала приостановились, а затем кинулись в обратный путь. Через десять минут Эган снова повел солдат в атаку, но она захлебнулась и на этот раз. Пока индейцы поздравляли друг друга с маленьким успехом, на горных уступах восточнее лагеря взобрались кавалеристы лейтенанта Мура и открыли огонь по опустевшим жилищам.

— Шайеласка, смотри! — толкнул меня Боевое Оперенье, указывая на лошадиный табун индейцев, пасшийся в долине.

К нему на всех парах мчался полковник Рэйнольдс со своей частью Длинных Ножей. Ему никто не сумел помешать, и он легко угнал табун к тополевому леску.

Вокруг нас столпились испуганные женщины, дети и те старики, которые уже не могли держать в руках оружие.

— Вапа Хакиту!.. — сказал я другу. — Веди этих людей через горы, к изгибу Паудер!

— Там же солдаты лейтенанта!

— Жди, я тебе пришлю воинов. Иного выбора нет!

Я направил Маркиза к заградительному заслону шайенов и оглала у южного конца деревни, надеясь собрать в помощь Вапе Хакиту человек двадцать. Мне откликнулись тридцать воинов, и вскоре они, встав впереди женщин, детей и стариков, начали подъем в горы. Это было рискованным делом, но солдатам Мура пришлось дать им дорогу. Защищая слабых, краснокожие превращались в разъяренных гризли, и их было не удержать.

Я остался с вождями у южного входа в лагерь. Все попытки Эгана прорваться к нему не увенчались успехом. Но когда ему на подмогу пришли люди капитана Энсона Миллза, я понял, что эту солдатскую массу нам уже не сдержать.

— Уходим! — вскричал Две Луны. — Там полно Длинных Ножей!

Все мы пронеслись по лагерю и бросились вверх по тропе, по которой прошел Вапа Хакиту. Эган и Миллз отказались нас преследовать, предоставив Муру возможность реабилитироваться. Однако, ему пришлось убраться с нашего пути, не солоно хлебавши. Потеряв с десяток кавалеристов, он отвел остальных далеко в сторону. Найдя укрытие за разбросанными валунами, солдаты повели неточный огонь.

За одним из валунов прятался Гроард и я, сложив руки рупором, крикнул этому пройдохе на английском:

— Черномазая свинья, Грэббер!.. Узнаешь, кто говорит с тобой?

Над валуном сначала показалась лисья шапка, а затем и улыбающаяся физиономия ее владельца.

— Это ты, Кэтлин?.. Узнал тебя, прихвостень Бешеного Коня! Еще носишь свои черные волосы?

— Как видишь, ублюдок!.. Ты же знал, что здесь нет Ташунки.

— Какая разница?.. Всех вас скормим койотам!

С меня было довольно. Я вскинул «спенсер» и выстрелил. Лисью шапку как ветром сдуло: пробитая моей пулей она полетела вниз по склону.

— Моли Бога, что отделался легким испугом, черномазый! — Мой голос эхом разнесся по долине вместе с хохотом индейцев.

— Ты еще пожалеешь об этом выстреле, Кэтлин! — крикнул из-за валуна Гроард.

Пока мы поднимались к горным вершинам, он ни разу не осмелился высунуть из-за прикрытия свой расплющенный нос, а лишь бомбардировал утренний воздух проклятьями в мой адрес.

Добравшись до вершины, мы остановились и осмотрели долину Паудер-Ривер. Вапа Хакиту со своими воинами уже переправил людей на противоположный берег реки. В покинутой же нами стоянке вовсю хозяйничали солдаты Рэйнольдса.

Я полагаю, что своими дальнейшими действиями этот офицер напрочь испортил себе карьеру. Полковничьи погоны крепились не на тех плечах. Он поступил в высшей степени неразумно, когда вместо того, чтобы увезти с собой сушеное бизонье мясо, шкуры, драгоценные меха, бросил все это в громадный костер. Впоследствии до меня дошли слухи, что Крук был взбешен подобной глупостью Рэйнольдса, и тот пошел под трибунал. Кстати, не только за это, но еще и за то, что проморгал полутора тысячный индейский табун, который был уведен нами следующей ночью.

Переправившись с табуном через Паудер-Ривер, мы пошли на север. У индейцев Две Луны и Пса были мрачные лица и полные скорби сердца. Они уже забыли об уходе в резервацию. Когда мирный человек подвергается нападению, он непроизвольно сжимает кулаки и берется за оружие, чтобы мстить.

На пятый день тяжелого перехода замерзшая, голодная, злая толпа индейцев вошла в зимний лагерь Ташунки Витко. Он встретил их с добрым сердцем, накормил, раздал теплую одежду и расселил по жилищам. Пес и Две Луны понесли свои повинные головы под меч правосудия военного вождя. Я был в его типи, когда они вошли и, с удрученным видом, стали оправдываться.

— Я был глупцом, Ташунка, — первым начал Пес. — Глупцом и недальновидным человеком. Горе мне и моим людям.

— Белые убийцы повергли Две Луны и его шайенов в уныние, — пробормотал шайен. — Ему больно. Он хотел мира, а получил горячего свинца. Его лагерь уничтожен, его люди остались без крова.

Бешеный Конь молчал. Подперев рукой подбородок, он смотрел на огонь очага, на горевшие в нем ветки, которые, оседая, источали крохотные искры.

— У меня нет на вас злобы, вожди, — наконец сказал он. — У вас был выбор. Вы пошли не той дорогой, захотев сложить оружие раньше времени. Вы ошиблись и подставили своих людей под пули бледнолицых… Теперь я хочу знать, что у вас на сердце?

— Иш-хайя-ни-шус снова на Тропе Войны. — произнес северный шайен. — Он будет сражаться вместе с Ташункой Витко!

— Шунка Блока под крылом своего старого друга, — заявил оглала. — И он останется с ним, чтобы ни произошло. Его люди просили передать, что они готовы драться… Хечиту йело.