— Отпусти его. Хватит. Что ты хотел доказать? Что я идиотка? Что я проиграю? Хорошо, я проиграла, а ты гений. Ты всегда был гением. Отпусти его, Сашаааа. Он ни в чем не виноват. Это только между мной и тобой.

О, я взывала к стенам, я взывала к пустоте и ко льду. И сама понимала, что это бесполезно. Я даже знала, что он получает удовольствие сродни сексуальной разрядке. Упала на колени. Глядя, как вода уже закрыла пол-лица, и жертва начала захлебываться. Бросилась к кубу и начала бить о него руками, до боли, до хруста. Он заполнился полностью. Я видела под водой расширенные глаза тонущего и сходила с ума от бессилия.

Внутри что-то оборвалось, и я со стоном сползла на пол, когда человек застыл и перестал биться. Меня трясло, как в лихорадке, зуб на зуб не попадал. Я смотрела на несчастного, и внутри все скручивалось в тугой узел жалости и безысходности.

Я не смогла… У меня не получилось… Как же так? Он обманул меня. Здесь не было артефакта… Солгал. Подонок. Он просто сошел с ума. Он не человек больше. Медленно подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение — щеки залиты слезами, и волосы выбились из косы. Стучу зубами, глядя самой себе в глаза. Захотелось разбить проклятое стекло. Я сдернула и схватила его в руки, швырнула на пол так, что оно разбилось вдребезги, и в этот момент куб с треском распался на части, из него хлынула вода прямо на пол. Щелкнул замок в следующей двери. Я медленно перевела взгляд на стену. Под зеркалом на гвоздике висел клочок бумаги. Я схватила его и содрогнулась.

"Это ты, моя девочка. Артефакт — это ты, чья грязная, изощренная ложь просачивается в окна и двери, просачивается в сердце, чтобы разодрать его потом на куски. Твоя красота убивает. И его ты тоже убила".

Я закричала и разорвала бумажку на клочки, швырнула в воду. Вышла за двери, утопая по щиколотку и глядя на длинный больничный коридор.

Потом резко обернулась и посмотрела на осколок зеркала.

Мой взгляд зацепился за него как за якорь, как за спасение, как за мой ответный удар. Ни черта ты не выиграл. Ни черта ты не хозяин положения. Только я решаю, кто я, какая я и как я буду жить. Его выведет из себя то, что я сейчас собираюсь сделать. Он будет вне себя. Конечно, это ничто по сравнению с его гениальным изобретением, это всего лишь капля в море его грандиозных планов адского маньяка, но все же это будет как укол иголкой в самое сердце. Месть. Пусть не только ему, но и себе. Но что есть я? Себя я давно не люблю. Я себя презираю, и мне противна любая мысль о себе.

Сжала осколок, тяжело дыша, глядя прямо в камеру над потолком, вспоминая, как валялась у него в ногах там, в камере. Вспоминая, как он там уже убил меня.

"…— И это не я. Так ведь?

— Ты. Только ты. Твоя она. Девочка, слышишь, Сашааа? Девочка у нас будет. Маленькая. Наша.

За руки его дрожащие схватить и к животу прижать.

— Скоро шевелиться начнет. Так врач сказала.

И опять наивной дурочкой раствориться в нем, прижаться к его рукам.

— Я так люблю тебя, так люблю. Адвокаты говорят, что, может, и не много тебе дадут, что есть какие-то смягчающие обстоятельства. Я ждать тебя буду. Мы будем. Я и дочка твоя. Не брошу тебя, слышишь? Я приезжать к тебе буду. Ждать буду, любимый. Ты не думай ни о чем. Ты сердце свое слушай… сердце. Оно знает. Забуду слова твои, не было их… не было.

— Ты забудешь? ТЫ?

Подскочил ко мне и навис, глядя на меня… на живот.

— А что так? Бросил тебя хахаль твой? Узнал, что трахалась с нелюдем, и побрезговал после меня-то? Или уже и не от него? А, впрочем, мне плевать.

Думала, нашла лошка, который тебя и с выродком от другого возьмет, если напоешь, что его он? Так ты ошиблась, ДЕВОЧКА МОЯ. Даже у такого ублюдка, как я, гордость есть. Забудешь? Да, ты забудешь. А мне как забыть? Мне?

Опустился на колени рядом со мной. В глаза смотрит жестко, с ненавистью. Так, словно я последняя тварь.

— Ты ошиблась, Ассоль. Даже если бы не было всей этой… грязи, даже если бы не было побега… ничего не было б… скажи мне, Ассоль, зачем ты мне? Тем более с пузом? Ты еще не поняла, почему до сих пор я за твое предательство не размазал тебя по этим стенам? Думаешь, от любви великой к тебе? Неееет, девочка. В расчете мы. Запомни. Ты использовала меня на пару со своей мамочкой. А я использовал тебя. Да, маленькая Ассоль… я ведь всегда был для вас обеих просто объектом. Недоживотное. Недочеловек. Разве может он чувствовать? Ты нужна мне была только для побега… ну и приятным бонусом было потрахивать твое упругое тело. Так что катись отсюда, пока я не решил, что только твоя смерть сделает нас по-настоящему квитами".

Каждое его слово, как лезвие тогда, касалось моего тела, вырезая из меня надежду, любовь, вырезая из меня все, что мне было дорого, наживую. Что может сравниться с той болью, что он заставил меня испытать, что может сравниться со всей болью, что я пронесла через эти годы?

Не сводя взгляда с камеры, дышала все чаще и чаще. Каждый вздох как последний. Потому что я хочу, чтоб он стал последним. Только бы не промахнуться. Только бы насмерть и сразу.

Замахнулась, целясь себе в горло, и в ту же секунду меня скрутили чьи-то руки, сдавили с такой силой, что потемнело перед глазами, и я заорала от разочарования. Ослепленная едкой ненавистью и бессильной яростью, резко обернулась и полоснула изо всех сил… и тут же встретилась взглядом с дикими глазами Саши. По его разрезанной щеке течет кровь, струится по подбородку и капает на белый воротник его рубашки. Пальцы сами разжались, и осколок упал всплеском в воду.

Она ошибалась, думая, что это испытание было только для нее. Думая, что проходила его в одиночку в темноте лаборатории, периодически вспыхивавшей тусклым светом редких лампочек. На самом деле я проходил его тоже. Вместе с ней. Несмотря на то, что не собирался. Несмотря на то, что должен был остаться хладнокровным зрителем, смакующим ее поражение. О да, я знал, что она проиграет. Я знал, что она будет оплакивать его горькими слезами. Нет, не смерть ублюдка, который когда-то служил их больной семейке. Кто они для них? Мы все? Всего лишь материал, который со временем становится ненужным мусором и подлежит утилизации. Впрочем, я не исключал, что девочка будет сопереживать бывшему охраннику лаборатории. Моя девочка-контраст, которая могла заплакать при виде умиравшего котенка и при этом вместе с матерью на пару экспериментировать над нерожденными детьми. Над моими нерожденными детьми.

Так что в моих планах было смотреть на слезы обиды, когда Ассоль поймет, что победа была так близка и просочилась между ее пальцев так бездарно и быстро. Ее слезы понимания того, что здесь она застряла навечно. Со мной. В моей больной фантазии, ставшей для нее новой реальностью.

А потом я сам окунулся в нее с головой. Оказывается, с ума можно сойти за секунды. За мгновение, которое безжалостно разделяет твое сознание надвое. Когда "до" ты был еще самим собой, а "после" тебя не стало. Ты испарился. Высох. Исчез. Попросту сдох, а твое сознание выпустило все самое страшное, что когда-то сидело в тебе, что орало в тебе раненым зверем, кровожадной тварью, готовой вгрызться в твою же глотку, чтобы добраться до того, что едва не выскользнуло, едва не вышло из-под его власти.

Я сошел с ума, увидев чертов осколок. Только увидев ее взгляд на него. Ошалелый. Безумный. Отчаянный взгляд ее глаз цвета лета. Сошел с ума, еще до конца не осознав, что она задумала. Словно он, тот монстр, что взревел внутри, вторя дребезгу стекла, словно он понял раньше меня. Раньше на то самое проклятое мгновение вдруг осознал, что она сделает. На что пойдет. Точнее, на что я отправил ее сам.

Не было времени ни на что. Ни на одну мысль. На чувство вины. Сожаления. Не было времени. Оно застыло. Растворилось в кромешной тьме собственного безумия, растаяло в извергаемом сорвавшимися с места чудищами пламени. Время закончилось в тот миг, когда она взяла в руки этот чертов осколок.