Наконец они добрались до скалы. Никодемус прошел немного дальше, до развалин. Солнце скрылось за холмами на западе, окрасив небо красным светом. Вскоре лутин нашел место, где в земле торчал меч. Лисьехвостый тащил его с собой и вставил между сухими кустиками травы. Из-за тяжести оружие слегка наклонилось. Невдалеке вздымалась полуразвалившаяся арка окна.

Ганда вертелась по сторонам. Пристально разглядывала убитых, лежавших вокруг колесницы, искала следы в траве, затем медленно пошла по направлению к утесу. И вдруг побежала.

— Что с тобой, комендант?

Для Никодемуса оставалось загадкой, почему она ведет себя так странно. Может быть, меч принадлежал одному из ее палачей? И если да, то почему она хочет его найти? Или дело только в том, что она хочет увидеть его мертвым? Может быть, она сошла сума? Ему доводилось слышать о безумцах, которые большую часть времени кажутся нормальными, пока вдруг, как гром среди ясного неба, не начинают вытворять странные вещи.

Никодемус следовал за Гандой на некотором расстоянии. Он просто обязан рассказать обо всем Элийе. Он должен знать об этом, прежде чем прикажет лутинке отыскивать для них и всего стада путь по золотой паутине. Никодемуса охватила холодная ненависть к эльфам, так сильно изменившим Ганду.

— Никодемус, скорее!

Лутинка опустилась на колени. Перед ней в высокой траве лежал эльфийский рыцарь. На нем был роскошный нагрудник и белый плащ. Должно быть, парень был князем. Но теперь он представлял собой лишь кусок мертвой плоти. Нагрудник помялся, был весь залит кровью, одежда порвана. Все тело его представляло собой сплошную рану. А шлем! С одной стороны красовалась такая вмятина, что там поместился бы кулак Никодемуса.

— Что ты здесь делаешь, Негодяй ты этакий? Почему не сидишь рядом со своей королевой, изучая книгу? Почему твой меч так далеко от тебя? — Ганда дрожащими руками ухватилась за завязки шлема. В приступе внезапной ярости она ударила эльфа кулаком в грудь. — Ну же, дыши! Думаешь, я должна тебе что-то, потому что ты сидел у моего ложа? Я лутинка. Мы лжецы и воры! Нам неведом долг! И не воображай, будто мне жаль тебя! — На глаза у нее навернулись слезы.

— Идем, Ганда. — Никодемус осторожно положил руку ей на плечо. — Нам нужно идти. Ты ничего не сможешь для него сделать.

— Оставь меня!

Она снова и снова колотила эльфа по груди, не переставая разговаривать с ним. Наконец ей удалось даже расстегнуть ремешки шлема.

— Давай, помоги мне! — рыкнула она на Никодемуса.

Кто-то объяснял, что нужно потакать сумасшедшим в их безумстве. Поэтому лисьехвостый опустился на колени рядом с Гандой и решил промолчать о том, насколько сумасшедшим кажется ему все происходящее.

Они осторожно провернули шлем из стороны в сторону. Наконец рывком удалось полностью снять его. Из-под него вывалилась окровавленная масса. Никодемусу пришлось отвернуться. Ему было тошно.

— Это же просто волосы, — пробормотала Ганда. — Не кривись так. — Она осторожно стала ощупывать череп эльфа.

Что бы там ни говорила комендант, лутину не хотелось смотреть на парня. Лицо его казалось каким-то перекошенным. Почему она просто не оставит в покое этого чертова мертвеца? Пусть его забирают тролли!

— Возвращайся в лагерь и приведи кого-нибудь, кто поможет нам нести его!

— Что? Брось, Ганда. Он мертв. Давай просто оставим его здесь.

— Сейчас ты пойдешь за помощью! — закричала она на него. Ее глаза сверкали безумием.

— Хорошо. — Никодемус поднял руки, успокаивая ее.

Вряд ли Элийя проявит понимание, узнав обо всем. Если станет известно, что такая знаменитая комендант безумна, это бросит тень на все дело. Придется найти какое-то решение, смущенно думал Никодемус. А ведь Ганда всегда нравилась ему. Проклятые эльфы! Это все их вина. Они разрушили разум коменданта. И зачем он только нашел тот проклятый меч? Может быть, тогда безумие не проявилось бы…

Никодемус печально побрел обратно в лагерь. Они потеряли Ганду в тот же день, когда она к ним вернулась.

Лутин застегнул жилет. Похолодало. Невдалеке от руин он заметил трех белых лошадей, бродивших по полю битвы.

Бестия почувствовала это. Все началось в полуденный час. Существо, с которым они стали единым, хотело уйти от моря, и вскоре пришлось подчиниться. Воля аббата и остальных из рефугиума была достаточно сильна, чтобы противостоять монстру. Но чудовище нашло слабое место. Гадина убьет одну из сестер и одного из братьев Себастиена, если он не станет подчиняться. Порождение тьмы питалось муками его совести. Только вчера оно охотилось на группу молодых русалок и убивало. Детей! Позже чудовище объяснило, что оно сделало это ради Себастиена. Потому что он так чудесно страдал из-за этого.

И вот теперь они здесь.

Себастиен попытался закрыть свою душу от того, что видел. Он должен развязать войну, которая поглотит Альвенмарк и всех его обитателей. Сегодня он стал свидетелем финала этой бойни. Сидевшее внутри него чудовище провело его много сотен миль до этой выжженной солнцем равнины. Он даже не мог оценить, насколько далеки они от моря. Их тело не подчинялось тем же законам, что другие тела. Оно скользило над землей быстрее ветра.

Себастиен не понял, как животному удается так быстро передвигаться. Может быть, исключительно силой мысли? Этого он не знал.

Сначала они летали над полем битвы, словно канюк, и смотрели. Бестия радовалась тому, что видит так много смертей, наблюдает за тем, как огни жизни отчаянно сопротивляются угасанию.

Себастиена тоже захватил вид сражения. Сметающая все на своем пути атака, проведенная эльфами и кентаврами… Он сам когда-то был воином. Это было так давно… Но такой битвы, как в этот день, он не видел никогда. Тролли страстно и безоглядно верили в эту старую женщину и этого ребенка. Где бы эта пара ни появилась, начинали снова собираться войска. Вообще-то в этот день войско троллей должно было быть уничтожено. Но ребенок и старуха сумели изменить ход событий.

Себастиен отвлекся, поэтому не мог сказать, когда появились два других призрачных волка. Они замерли в небе совсем рядом с ними. Но они не смотрели вниз. Все трое понимали друг друга. Это было не столько чувство, сколько уверенность; Себастиен не мог сказать, как они делают это, но бестии устроили военный совет. Аббат чувствовал, что чудовище, в теле которого он заперт, испытывает безумную радость. А обычно такое бывало, только когда оно могло мучить и убивать.

Втроем призрачные волки спустились с неба. Скользнули над полем битвы, питаясь жизнями. Убивать они предпочитали тех, у кого еще была надежда. Легкораненых, но тех, кто не мог идти самостоятельно. Тех, кому еще можно было помочь, и тех, кто об этом знал. Умирающие их не интересовали.

Поведение троих волков напомнило Себастиену одного городского фогта, за которым он наблюдал когда-то в детстве. Тот чиновник пришел на большой еженедельный базар и бродил от лотка к лотку. Повсюду брал что-то. Это было просто кошмарно. Здесь полакомился двумя сливами, там грушей, которую укусил лишь дважды, прежде чем отбросить в сторону. И никто ничего не сказал. «Вот это настоящая власть», — подумал Себастиен в своем детском простодушии и захотел однажды стать таким же могущественным, как этот фогт.

«Некоторые желания исполняются неправильно», — с горечью подумал аббат. Сначала он переживал, что оружие и магия эльфов могут их убить. Он до смерти испугался, когда один из воинов пронзил его тело полуторным мечом. Себастиен почувствовал оружие, но никакого вреда оно ему не причинило. На какой-то миг аббату даже понравился смертельный страх в глазах эльфа, осознавшего, что его атака провалилась. Себастиен искренне сожалел о том, что испачкал душу таким недостатком. Он так жалок!

— Тебе просто нравится самобичевание, — насмешливо произнес голос бестии. — А я люблю причинять боль другим. Мы отлично дополняем друг друга. Твои муки — словно неиссякаемый источник радости, Себастиен. Поэтому я буду терпеть тебя в себе даже тогда, когда поглощу все остальные подвывающие души, с которыми мы делим это тело.