Верея отстранилась. На устах её цвела прелестная улыбка. Она глядела на парня с такой любовью, что за душу брало.

— Я на пасеке батюшке помогала. Там корова улей перевернула. А после за коровой этой глупой до самого бора идти пришлось. Её пчёлы в нос покусали, вот и убежала с перепугу, — рассказала она. — Не по своей воле задержалась. А что же до сватов, не бери в голову. Или наш уговор забыл?

— Я-то помню, — лик Лесьяра посуровел ещё больше. — Только мне в подмастерьях ещё год ходить. Я за тебя посвататься смогу не раньше, чем следующей осенью. И то предложу немного. Боги дадут, избёнку справить успею хоть какую. Да мастер мне на днях обещал половину доли в кузнице уступить.

Верея ласково погладила его покрытую светлой щетиной щёку.

— А я эту избёнку украшу лучше княжеских хором своими руками, — заверила девушка.

В ответ парень взял её ладони в свои. Поцеловал сначала одну. Потом другую. Будто она уже была его женою, которая делила с ним ещё не существующую избу и трудилась в ней этими самыми руками.

— Не тужи, милый Лесь. Ни одним сватам моего согласия не получить, кроме твоих на будущий год, — пообещала Верея.

— А ежели отец настаивать будет? — подмастерье кузнеца продолжал хмуриться.

— Сердце твоё не на месте, — она покачала головой. — Отец меня любит. Силой замуж выдавать не станет. Не страшись. Сёстры все мои по любви семьи создали. Меня уж точно неволить не станут.

Кажется, её слова успокоили Лесьяра. И тот снова привлёк девушку к себе. Поцеловал на этот раз в губы. А потом нехотя отпустил.

— Мне идти надобно, зорюшка моя, — парень вздохнул. — Я надолго ушёл. Мастер точно хватится. Завтра вряд ли отпустит. Накажет работой наверняка.

— Значит, через денёк увидимся, — Верея вновь коснулась его щеки. — А на следующей неделе у нашего старосты будут посиделки. И ты приходи. Я с тобою буду рядышком, а удастся, так вовсе сбежим и вдвоём погуляем.

Лесьяр качнул вихрастой головой в знак согласия.

— Я приду.

А потом они расстались. Парень быстрым шагом двинулся вдоль песчаной отмели и вскоре скрылся за откосом оврага, а девушка подобрала полы сарафана и медленно поднялась по крутой тропке вверх. Теперь уже она сама спешила домой, пока никто не хватился. Только замерла на месте, стоило ей пройти через ворота деревни.

Оттуда было видно отцовский двор, полный народу. Украшенные яркими лентами кони топтали землю в нетерпении, покуда пёстро разодетый люд голосил, предвкушая скорый праздник. Средь нежданных гостей Верея разглядела богато одетого мельника Креслава из Лозовиц. Хозяин пяти мельниц и огромных ржаных полей жал руку отцу и широко улыбался. От увиденного Верее сделалось столь дурно, что она чуть не лишилась сознания.

Девица попятилась. Никем незамеченной она ускользнула из деревни, вернувшись на бережок, где просидела до самых сумерек. Когда же она решилась возвратиться домой, сваты давно уехали. Отец встретил её с радостью. Он будто вовсе не заметил её длительного отсутствия. Мать же выглядела встревоженной. Но выдала родительский сговор вовсе не она, а младший брат Вереи.

Кучерявый, русый мальчуган лет двенадцати порывисто обнял сестру и с толикой грусти произнёс:

— Не кататься нам этой зимой в санях, Верейка. Не валять мне тебя больше в снегу. Думал, старшие сестрицы меня изведут своим гомоном ещё год назад, а теперь вот один в избе остаюсь. И не уехала ты ещё в чужой дом, а мне уже пусто…

— Ты что несёшь? — девушка нахмурилась, делая вид, что не понимает, о чём он говорит.

Но вместо брата, который продолжал обнимать её, не выдержал отец:

— Радость в дом пришла, — бортник улыбался так широко, что можно было разглядеть дыру промеж его дальними жевательными зубами. — Тебя просить сегодня сваты приезжали. Да не абы чьи, а Креслава из Лозовиц. Будешь богатой женою мельника, дочка. И зимой не в снегу с братом изваляешься, а к нам в гости в соболиной шубке приедешь.

Верея прижала к себе братца, будто отгораживаясь им от отца. Она так и стояла у порога собственного дома, не решаясь пройти в горницу. Мать замерла у печи. Собиралась подавать ужин, но глаз с дочери не сводила. Быть может, знала про её любовь с подмастерьем кузнеца, который жил в тех же Лозовицах.

— Нет, — девушка мотнула головой.

— Что, нет, глупая? — улыбка отца приугасла.

— Не пойду за Креслава, — дочь гордо подняла подбородок.

— Ну, начинается! С чего вдруг нет? — бортник с досадой хлопнул себя по бёдрам руками. — В достатке жить не хочешь?

— Да причём здесь достаток? — в голосе Вереи звучало негодование. — Он женат уж был, да и старше меня прилично.

— Жены его уже порядочное время на свете нету, а Креслав мужик крепкий и нестарый. Ему хозяйка нужна в дом хорошая. Благодари богов, что тебя выбрал, — отец шагнул ближе, навис над нею и сыном.

— Радим, прошу! — подала голос мать, прижавшая от волнения руки к груди. — Не ругайтесь. Говорила тебе, не захочет она за него.

— Глупая, вот и упирается. Да боится, — бортник оставался непреклонен.

— Не боюсь, — Верея с вызовом прищурила лазоревые очи. — Другого люблю. И ему уже обещала женою сделаться на будущий год.

Отец фыркнул. Упёрся руками в бока и перевёл негодующий взор на жену.

— Ты знала, что она мимо меня кому-то обещается?

Мать кивнула. Медленно.

Радим с досадой покачал головой. Но даже голоса не повысил. Только обвёл домочадцев сердитым взглядом, а потом плюхнулся на широкую лавку у окна и процедил:

— Бабы.

Мать неспешно подошла к нему. Села подле. Коснулась плеча мужа.

— Радимушка, не серчай, — проговорила она ласково. — Не надо было спешить с этими сватами. Говорила же, надо с нею сперва потолковать.

— Ты старшим дочерям позволил по сердцу женихов сыскать, так чем же я тебе не угодила? — Верея сжала губы.

— У одной муж в почётном дозоре на ладье служит, а у другой пивоварню держит и все местные городишки своим пойлом снабжает, — бортник вновь повернулся к ней. — А ты себе кого нашла? Неужто, лучше Креслава твой жених? Кто же он таков будет?

Дочь молчала, глядя в потолок. Тогда Радим обратил свой лик к жене. И та нехотя промолвила:

— Лесьяр.

Бортник почесал затылок.

— Какой Лесьяр? Толстый сын корчмаря из Бобровой Запруды? — попытался припомнить он с сомнением в голосе.

Жена покачала головой и пояснила:

— Лесь. Кузнецов подмастерье из Лозовиц.

Мать отшатнулась, когда отец в гневе вскочил на ноги и принялся ходить по горнице.

— Сирота-подкидыш без своего угла? Вот кого ты выбрала? — в голосе Радима звучало негодование. — Я тебя растил. Любил и пестовал. Приданое собрал тебе богатое. А ты решила в благодарность у меня за спиной не пойми с кем шашни строить! Да и пусть бы только сирота без имени! Он же трус и лентяй, каких поискать!

Верея надулась.

— Ему старый кузнец половину кузни на будущий год обещал. Лесь свою избу ставить собирается, — защищала любимого девушка.

Отец всплеснул руками.

— Так что ж до сих пор избу не справил себе? — он замер посреди комнаты. — Места свободного в округе мало? Аль рук у него нету? Или деревья не растут, чтоб брёвен настругать?

Дочь промолчала. Только брата по голове погладила, продолжая прятаться за ним, как за последним оплотом.

— Наделала с ним дел уже? Или пока только вокруг да около ходите? — сердито вопрошал Радим, но дочь упрямо дулась. — Говори, окаянная! А не то высеку, как сопливую девчонку!

— Нет! — воскликнула Верея со слезами в голосе. — Не наделали мы ничего! Хороший он! Любый мне!

— Любый, — процедил бортник.

Отец заметно перевёл дух. Он не глядел ни на кого в доме. Жена хотела что-то сказать, но Радим поднял руку, заставляя её умолкнуть. Думал. А потом вдруг изрёк:

— Лесьяру непутёвому тебя не отдам. За Креслава пойдёшь. А там и поумнеешь, глядишь. Но ежели возражать мне вздумаешь…

Дослушивать отца Верея не стала. Оттолкнула брата, а сама бросилась к двери. Выскочила в сени и стрелой вылетела на улицу, в ночь. Во дворе залаяла собака. Ей ответила другая. Вслед ей с отчаянием закричала мать, умоляя вернуться и не творить глупостей. Отец вышел на крыльцо, чтобы сказать жене, что, мол, остынет, возвратится, как всегда. Но девушка не разбирала ни слов, ни дороги. Она бежала прочь из родной деревни.