– О боже, – сказал он, посмотрев на пистолет в ее руке, а затем оглядев комнату. – Ну да, в неспокойное время мы живем, не так ли? Даже стола нет, как я погляжу.

– Чемодан сойдет, Лэтхэм.

Розмари увидела, как его голова слегка дернулась при упоминании его имени. Она каждый год видела его на обедах Ассоциации адвокатов. И удивилась, почему раньше не узнала его голос.

– Вполне. Это куда лучше, чем каждый раз слышать, как тебя называют Лазейкой. Присаживайтесь, пожалуйста, мисс Гамбионе. Или лучше Малдун?

– Гамбионе. И давай покончим с этим.

Розмари села у чемодана, напротив юриста, продолжая держать в руке «вальтер» и положив его на колени.

– Кстати, мои… сотрудники размещены по всему зданию и на улице. Чтобы обеспечить конфиденциальность, необходимую для нашей сделки.

Розмари вздохнула и покачала головой.

– Лазейка, я не собираюсь брать тебя в заложники или убивать. Какой смысл? Я просто хочу совершить сделку, чтобы я могла спокойно уехать. Я не хочу, чтобы погиб еще кто-то из моих людей. Давай смотреть контракт.

Лэтхэм передал ей контракт и внимательно смотрел, как она его читает. Розмари задумалась о том, как же низко способен пасть один из ее собратьев по профессии. Правда, он никогда не считал ее собратом по профессии. Если бы она не хотела, чтобы оставшиеся в живых ее люди выжили, убийство Лэтхэма было бы самым приятным способом самоубийства.

– Похоже, все в порядке. Те люди, чьи интересы ты представляешь, получают все мои предприятия в городе, сохраняя моих людей…

– Тех, которые еще живы и дееспособны.

Рука Розмари сжала рукоять пистолета.

– Ага, точно. Я подпишу. Ручка есть?

– Конечно же.

Лэтхэм достал из своего чемоданчика ручку «Монблан» и аккуратно снял колпачок.

– Прошу…

Розмари положила контракт на чемодан и совершила свое последнее деяние как глава клана Гамбионе, подписав его. Ей показалось, что за бумагой она видит лицо отца, и у нее задрожала рука. Подпись получилась неровной, но ее хватит, чтобы люди остались живы.

Лэтхэм взял в руки контракт и внимательно поглядел на подпись. Розмари не могла понять, улыбается ли он улыбкой хищника, видя влажные отпечатки ее руки на бумаге, или это его обычное выражение лица. Он не потел, как она заметила.

– Теперь я хочу получить деньги и билет.

– Все уже устроено, моя дорогая, – сказал Лэтхэм, открывая свой чемоданчик. Убрал внутрь контракт и достал два конверта. Большой, из оберточной бумаги, был набит до отказа.

– Двести тысяч и билет до Кубы. Насколько я понимаю, там сейчас чудесная погода. Также надеюсь, что вы насладитесь путешествием.

Лэтхэм встал и пошел к двери. Положив руку на ручку двери, заговорил снова:

– Кстати, насколько я понял, вы искали мистера Мазучелли. Мои источники проинформировали меня, что он находится по адресу, указанному на бумаге во втором конверте. Удачи.

Розмари поглядела на белый конверт, лежащий на ее чемодане. Не коснулась его. А потом поглядела на Лэтхэма.

– Бонус.

Он пожал плечами.

– Люди, интересы которых я представляю, не лишены сочувствия, моя дорогая.

Дверь за ним уже десять минут как закрылась, и лишь тогда Розмари взяла в руки белый конверт. Перевернула, увидела кроваво-красную восковую печать и болезненно улыбнулась.

Одним из условий заключенного ею соглашения было то, что обо всех ее людях, которые войдут на склад перед ней, позаботятся надлежащим образом. Большинство их уже не были людьми в прямом смысле слова. Они были джокерами, теми, кто выжил после встречи с Кройдом. Ей все еще было интересно, как же Крис все это подстроил.

Когда она позвонила родственникам, чтобы рассказать о Крисе, она ожидала радости от возможности совершить месть. Но получила лишь равнодушное согласие. Месть должна была быть свершена, но лишь потому, что так правильно, а не потому, что кто-то, будь то жертва вируса или охранник, получит от этого удовольствие. Она удивилась, но теперь, оказавшись здесь, все поняла. Ей не доставляло никакого удовольствия то, что должно было произойти. Она вообще ничего не чувствовала.

Немного раньше она уже нашла боковой вход и лестницу, ведущую на верхнюю галерею заброшенного склада в Джокертауне. Если Крис и был здесь, она его не увидела. Теперь же, когда она заняла свой наблюдательный пост и услышала, как жертвы Дикой Карты движутся по складу, ища его, то едва могла сдержаться. Производимые ими звуки были тошнотворны, но она заставила себя смотреть. В конце концов, это была ее ошибка.

Шум становился все громче. Она увидела их цель и ахнула. Такого она не ожидала. Тридцатилетний мужчина превратился в мохнатое существо, неуклюже передвигающееся по земле. Оно скребло когтями по бетону, в ожидании добычи, когда поняло, что его преследуют. Повернуло голову, чтобы поглядеть на врагов. В свете луны, проникающем через разбитые окна в крыше, сверкнули длинные острые зубы, торчащие из вытянутой морды. Единственное, что она смогла узнать, так это спутанный «крысиный хвостик», все так же свисающий с затылка по спине.

Его жертвы, ее жертвы ковыляли и ползли по проходам склада к источнику их боли. Помнил ли кто-нибудь из них, кем они были, понимал ли, кем они стали, почему они превратились в уродливых тварей, движущихся на одного-единственного Криса Мазучелли? Когда они заметили Криса, раздалось возбужденное трещание. Крис зашипел на наступающих, замахал в воздухе когтистыми лапами. Но они были неумолимы. Даже когда он пролил первую кровь, они продолжали наступать, аккуратно окружая его и стараясь держаться вне досягаемости его лап.

Криса окружили в том месте, где склад был заставлен ржавыми механизмами, под самый потолок. Он не мог на них забраться, и его мучители стали сжимать кольцо. Розмари попыталась глядеть на это, но вместо воспоминаний о мужчине, который пытался убить ее, вдруг вспомнила любящего и заботливого мужчину, ее единственного любовника. Она смогла смотреть на эту казнь лишь мгновение, а потом ее скрутило от тошноты, и она отвернулась, слыша лишь пронзительные вопли, за которыми последовали булькающие звуки.

Но она не могла вынести даже звуков. Розмари сбежала, но звуки еще долго преследовали ее, даже когда она взошла на корабль и спряталась в каюте, свернувшись клубочком и зажав уши руками.

– Это смешно, – Брюдер клокотал от ярости. Он сжимал кожаные водительские перчатки в одной руке и нервно постукивал ими по ногам, говоря: – Ты отдаешь отчет в том, что делаешь? Ты бросаешься целым состоянием. Миллионами долларов. Более того, ты даешь повод для судебного преследования. Тадбари и я были партнерами, эта земля должна принадлежать мне.

– В завещании говорится о другом, – возразил Джой Ди’Анжелис. Он сидел на изъеденном ржавчиной капоте автомобиля Edsel Citation тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года выпуска и держал в руке банку пива «Шофер», а Брюдер вышагивал взад-вперед перед ним.

– Я опротестую проклятое завещание, – угрожал он. – Черт возьми, мы вместе брали кредит.

– Кредит будет выплачен, – сказал Джой. – Тадз был застрахован на сто тысяч долларов. Еще останется даже после расходов на похороны. Твои потери будут покрыты, Брюдер. Но ты не получишь свалку – она моя.

Брюдер указал рукой в его сторону, махнув перчатками.

– Если ты думаешь, что я не потащу тебя в суд, то лучше не надейся. Я собираюсь отсудить все, чем ты владеешь, сукин сын, включая эту дерьмовую свалку.

– Иди ты в ж… – спокойно ответил Джой Ди’Анжелис. – Можешь судиться со мной, плевать я хотел. Я тоже могу позволить себе нанять адвокатов, Брюдер. Тадз оставил мне свою собственность: дом, коллекцию комиксов и долю в бизнесе. Я все продам, если понадобится, но оставлю эту свалку.

Брюдер зло нахмурился.

– Ди’Анжелис, – сказал он, стараясь сгладить ситуацию. – Прислушайся к голосу разума. Тадбари хотел продать это место. Какой прок в заброшенной свалке? Подумай обо всех тех людях, которые нуждаются в жилье. Развитие этого района станет благом для всего города.