Она приняла это с невозмутимостью. Похоже, спорить тут было особо не о чем.

– Эта дверь. Справа от тебя. Зайди в палату.

Она вплыла в палату и зависла над одной из двух коек, поглядев на лежащего на ней. Когда-то она сочла бы его облик пугающим и жалким. Но теперь она смотрела на него с совершенно рациональным спокойствием, на огромную голову на подушке, изрытую, будто Луна кратерами, но вот только в каждом кратере был глаз. Большая часть глаз была открыта. Они смотрели на нее так же спокойно, как Луна, по крайней мере, так это выглядело.

Около одного из кратеров открылась небольшая дырка, и она услышала свистящее дыхание.

– Кто ты такая? Ты доктор?

Слушай меня внимательно, поскольку сейчас я тебя покину, а ты должна это запомнить.

Она ощутила укол страха, слабый.

– Снова меня покидаешь? Ты должен это сделать?

Да. Но я покидаю тебя, оставляя тебе дар. Это очень важный дар. Дар, которым наделил тебя Кройд.

– Что это такое?

Сама узнаешь.

Внезапно в воздухе что-то незримо изменилось, и она поняла, что осталась наедине с джокером.

Будто сама по себе, ее рука откинула одеяло, обнажив тело джокера. Оно тоже было усеяно кратерами с глазами, почти все целиком. Казалось, они появляются прямо у нее на глазах. Ей придется действовать быстро, и постараться не причинить ему боль.

Она забралась на матрас рядом с джокером и улыбнулась. К счастью, одна часть тела еще была свободна от кратеров, пока что, и с нее она и начала, нежно прикоснувшись к джокеру.

– Леди, что вы такое делаете, черт подери?

Она не стала отвечать ему, да и в этом не было необходимости. Он определенно ясно понимал, что именно она делает.

– Хаммонд. Эй, Хаммонд! Просыпайся! Скажи мне, что это не сон!

Она не обратила внимания на звуки на соседней койке, не обращала внимания ни на что, кроме текущей задачи. Разве что слово задачабыло совершенно неправильным для того, что она делала. Любить другого человека – не задача.Любовь к другому может совершить чудо.

Она почувствовала, как его руки нежно движутся по ее телу. Почувствовала, как он дернулся от боли. Глаза. Как они, наверное, болят, когда к ним что-то прикасается, подумала она, кому пришла в голову мысль накрыть его одеялом. Может, они просто решили подождать, пока он умрет. В конце концов, это была палата для безнадежных.

– Не беспокойся, – сказала она. – Я сама все сделаю.

– Делай все, что пожелаешь! – сказал он и застонал от наслаждения, ощутив, как она приняла его в себя.

Как же все по-другому, с радостью подумала она, когда это любовь. Когда это любовь, нет ни боли, ни стыда, конечно же. Когда это любовь, ты желаешь исцелить другого ото всех страданий. Когда это любовь, такое действительно возможно.

Она погладила его руками по груди и положила ему на грудь голову, прислушиваясь к биению его сердца. Его руки обняли ее, и она ощутила в них новую силу, когда они принялись двигаться в едином ритме. По сравнению с этим Ти Малис был лишь жалкой и убогой имитацией поцелуя.

И с этой мыслью она вдруг поняла, что ужасная пустота внутри нее исчезла и она стала свободна. Она приподнялась и вскричала от радости. Ответом ей был хор голосов, наполнивших палату.

Будто щелкнул выключатель. Внезапно она проснулась, по-настоящемупроснулась, и осознала, что сидит на больничной койке, верхом на мужчине, абсолютно нормальном мужчине с двумя, всего двумя зелеными глазами и волосами песочного цвета, который глядит на нее с восхищенной улыбкой, озаряющей его молодое красивое лицо.

– Леди, вот этоя называю лечением! – сказал он.

Она развернулась и увидела, что палата позади нее заполнена джокерами, самыми разными, а среди них стоят две медсестры и врач, которых крепко держат.

Освободившись от держащих их рук, они ринулись к койке, стащили ее и принялись осматривать мужчину.

– Вижу, но глазам своим не верю!

– Прямо у меня на глазах…

– Я думал, что этот вообще уже умер…

– Кто вы такая? Из какой палаты?

Она попятилась, не отвечая на вопросы, прямо в руки поджидающих ее джокеров. Изуродованный болезнью мужчина с перекошенным лицом бросился к ней.

– Можно я буду следующим?

– Нет, я! – заорал другой, и руки потянулись к ней, хватая ее, дергая во все стороны, пытаясь повалить ее на пол.

– СЭЛ! – завопила она.

Палата внезапно наполнилась туманом, а потом из двери хлынул поток воды, сбивая всех с ног. Джейн позволила потоку пронести ее по палате, к койке бывшего джокера. Обогнув изголовье, она тихо сползла на пол. Туман в палате стал еще гуще, и она поползла мимо обескураженных, кричащих и промокших людей, стоявших по лодыжки в воде, а потом выскользнула в открытую дверь.

К тому времени, когда заголосила сигнализация, она уже выбралась из здания.

Закусочная и рядом не стояла с «Козырными тузами», и клиенты не давали и малой доли чаевых, если сравнить, но и ожидали не слишком многого. Большинство из них едва бросали взгляд на нее – официантку с короткой панковской стрижкой в плохо сидящей мешковатой белой рабочей одежде, эка невидаль в этой части города. Хозяйкой заведения была большая радушная женщина по имени Жизель, которая звала ее Ягненочком и не требовала ничего, кроме как приходить на работу вовремя и запоминать свежие шутки, услышанные от посетителей. Жизель коллекционировала шутки, а постоянные посетители всегда были готовы порадовать ее новыми.

Как этот двухголовый мужчина, который приходил по понедельникам, средам и четвергам, утром, чтобы съесть сэндвич с яичницей с беконом. Он (и) всегда был (и) готов (ы) выложить свежую шутку.

– Эй, последнее слышала? – спросил (и) он (и), когда она поставила перед ним (и) тарелку с сэндвичем. – Есть хорошие новости, и есть еще получше.

Она вежливо улыбнулась каждой из голов. Двухголовый мужчина был (и) одним (и) из самых щедрых на чаевые.

– Хорошая новость такая, что есть женщина, которая может обратно сделать тебя натуралом, трахаясь с тобой!

Улыбка окаменела на ее лице, но он (и), похоже, не заметил (и).

– А знаешь, какая новость еще лучше?

Она покачала головой, не в силах выговорить ни слова.

– Она реально красивая!

Обе головы захохотали и внезапно стукнулись друг о друга. Она попыталась рассмеяться за компанию, но не смогла выдавить из себя даже легкого ха-ха-ха.

Головы пришли в себя и поглядели на нее, видимо, слегка разочаровавшись отсутствием поддержки.

– Э, мы думаем, вот будь ты джокером…

– Ты бы реально оценила такое, – закончила вторая голова и снова хихикнула.

– Это… это действительно очень хорошо, правда, – сказала она слишком уж радостным голосом. – Надо будет запомнить, чтобы рассказать Жизели, когда она придет. Я не думаю, что она это уже слышала.

– Ну, тогда не забудь…

– Сказать ей, от кого…

– Ты услышала это впервые!

– Не забуду, – ответила она. Застывшая улыбка не сходила с ее лица, пока она смотрела на обе головы. – Не забуду. Обещаю.

Розмари глядела в окно, на весенний дождь. Снаружи было серо и грязно, будто зимой. Где-то позади бормотал Крис Мазучелли. Боже, как только она могла связаться с таким уродом? Жить с ним, скрываясь от людей, двадцать четыре часа в сутки, оказалось чем-то совсем иным, нежели встречаться с ним время от времени. В ее глазах он уже не был романтиком-бунтарем. Просто злобным мерзавцем. Проблема была в том, что это ее злобный мерзавец.

Она снова попыталась занять мысли текущими проблемами, но ее взгляд немедленно привлек крысиный хвостик Криса, болтающийся у него по спине, когда он принялся расхаживать по крохотной убогой комнатке номера «Алфавит Сити», который они использовали в качестве убежища.

– Мы потеряли из-за этой двойной игры восьмерых капо. Фиоре, Бальдаччи, Скиапарелли, Хэнкока, моего брата.Они мертвы. Винс Скиапарелли выглядел так, будто его наизнанку вывернули. У Фиоре кожа окаменела, и он умер от удушья. Хэнкока и Бальдаччи вообще не осталось. Только лужи слизи с торчащими из них костями.