Вся королевская конница, вся королевская рать …

Выше расписанного челнока находился еще один корпус старого корабля, роспись на нем была более свежей. Этот тоже послужил на славу. Он остановился возле вмятины, напомнившей, как один ненормальный чуть не вышиб из него мозги. Голова потом кружилась несколько недель. Том знал, что ниже, если посмотреть в правильном направлении, можно найти на металле отпечаток небольшой человеческой руки, глубиной дюйма четыре. Это сувенир, который оставил некий туз-шельмец, оттиск, названный Скульпторша. Она была мастером своего дела: металл и камень текли как вода под ее руками. Она была милашкой, пока не приложила эти ручки к дверным проемам в банковские хранилища. Черепаха доставил ее в полицию, хотя не представлял, как они могут помешать ей просто снова выйти вон, но она даже не попыталась. Вместо этого крошка благосклонно приняла извинения и начала работать на Департамент юстиции. Странные вещи случались время от времени в этом мире.

От остальных двух или трех челноков тоже мало что осталось, кроме каркаса и металлической обшивки. Все внутренние детали давно нашли себе другое применение. Камеры, электроника, нагреватели, вентиляторы – все это стоило денег, которые никогда не оттягивали карманы Тома. Поэтому он «раскулачивал» старые челноки, чтобы строить новые. Не сказать, чтобы это сильно помогало, все равно челнок стоил целое состояние. По самым примерным подсчетам он вложил около пятидесяти тысяч долларов в челнок, который проклятые Такизианцы столь небрежно вышвырнули с прочим мусором, и большую часть этой суммы он назанимал.

В темном углу бункера Том обнаружил самый старый челнок. Даже плохо приваренные металлические листы не могли скрыть знакомые линии корпуса Жука эскадрильи ВМС, с которого они начали далекой зимой шестьдесят третьего года. Он знал, что внутри было темно и душно и едва хватало места, чтобы повернуться, не было там и всех новшеств, которые появились позже на новых челноках. Посветив фонарем вокруг, Том вздохнул над своей наивностью. Черно-белые телевизоры, корпус от «Фольксвагена», электрическая проводка двадцатилетней давности, вакуумные лампы. Все было в более или менее исправном состоянии, если только не устарело самым безнадежным образом. Сама мысль о том, как он пересек пролив на этой рухляде всего несколько месяцев назад, заставила его содрогнуться.

И все же … это был самый первый челнок и самые незабываемые впечатления. Том долго смотрел на него, вспоминая, как все было. Сборка, испытания, полет. Он вспомнил самый первый полет над Нью-Йорком. Он чуть не наделал в штаны от страха. Затем он заметил огонь, самосожжение той женщины – даже теперь, спустя столько лет, он мысленно видел ее платье в малейших деталях и как пламя пожирало материал, когда он проплыл с нею вниз по улице.

– Я попытался, – произнес он вслух. Его голос отозвался странным эхом в полутемном бункере. – Я, правда, сделал что-то хорошее. – Он услышал, как кто-то скребется у него за спиной. Наверное, крысы. Это уже никуда не годится, разговаривать с крысами. Кого он пытается убедить? Он посмотрел на челноки, три из которых стояли в ряд. Столько металлолома, обреченного покоиться на дне. Мысль не вернула хорошее настроение. Он вспомнил сказанное Джоем, какие это все отбросы, и как эти слова натолкнули его на нынешнюю идею. Том вынул блокнот из бокового кармана куртки и быстро набросал заметку, улыбаясь про себя. Он играл в челноки уже двадцать лет и не заметил горошины ни под одним из них. Теперь же он сможет превратить это старье в целый контейнер гороха.

Стив Брудер прибыл спустя сорок пять минут, одетый в плащ из непромокаемой ткани барберри и кожаные водительские перчатки. С ним в коричневом «Линкольн Таун»-каре приехали два банкира. Том предоставил Брудеру вести все переговоры во время осмотра его владений. Банкиры восхищались панорамой и вежливо старались не замечать снующих по свалке крыс.

Они подписали документы к полудню и отметили это событие ужином у Хендриксона.

Ветер накатывал свирепыми волнами, колотясь о витрины и осыпая тучей ледяных игл каменных львов, застывших в карауле у парадного подъезда, – входа в клинику Джокертауна. Когда дверь, ведущая внутрь, распахнулась, по гулкому вестибюлю прокатился оглушительный вой разбушевавшейся стихии. Посетитель принялся топать ногами и стряхивать снег с синей куртки. Закрыть за собой дверь он не удосужился.

Мадлен Джонсон, известная в народе как Цыплячья Лапка, дежурство в приемной совмещала с присмотром за безнадежно хворым дружком, Петушком Робином, с которым прошла некогда огонь и воду. Оторвав взгляд от помогающего коротать время кроссворда, она черканула в сердцах карандашом как бог на душу положит и заквохтала:

– Что же это такое, наконец? Эй, мистер, да закройте же вы чертову дверь за собой!

Вошедший опустил платок, которым отирал лицо, и внимательно уставился на дежурную. Только сейчас Мадлен заметила выпуклые фасеточные глаза посетителя и недобро играющие на скулах угловатые желваки.

– Прошу прощения, – негромко отозвался он и аккуратно прикрыл дверь. Затем повернул голову, как бы желая досконально изучить обстановку в помещении, – при таких глазах угадать направление взгляда не так-то просто, Мадлен затруднялась, – и объявил наконец о цели визита: – Мне бы с доктором Тахионом переговорить.

– Доктора в городе нет, – нелюбезно бросила дежурная, – и еще какое-то время не будет. А чего вы, собственно, хотели?

– Хочу, чтобы меня уложили спать, – сказал посетитель.

– Здесь вам не ветлечебница, – отрезала Мадлен и уже через секунду пожалела о сказанном: посетитель, мгновенно окутавшись ярким свечением и рассыпая по сторонам искры что твой генератор, двинулся вперед. Его вид вызывал сильные сомнения в доброжелательности намерений – он скалил зубы и нервно сжимал кулаки.

– Это… медицинское… учреждение, – раздельно процедил он. – Мое имя – Кройд Кренсон. У вас должна быть моя карта. И лучше бы вам ее найти. Не принуждайте меня к насилию.

Заквохтав снова, на этот раз в ужасе, Мадлен подпрыгнула и умчалась, оставив на память о себе пару крохотных пушистых перышек, витающих над конторкой. Кройд перегнулся через барьер и нахмурился. Затем взгляд его упал на недопитую чашку кофе подле газеты – Кройд схватил ее и осушил залпом.

Спустя мгновение из коридора за конторкой донеслось цоканье копыт, и на пороге возник молодой голубоглазый блондин в спортивной рубахе, оснащенный стетоскопом и улыбкой плейбоя. А ниже пояса – еще и туловищем ладного пони с затейливо изукрашенным хвостом. Из-за спины медика выглянула трепещущая от волнения Мадлен.

– Он самый, – сказала она кентавру. – Угрожал мне насилием.

Продолжая сиять лучезарной улыбкой, кентавр процокал в помещение и дружелюбно протянул пятерню:

– Я доктор Финн. Вашу карточку, мистер Кренсон, уже разыскивают. Пока же предлагаю пройти в процедурную – там вы без помех сможете поделиться со мной вашими опасениями.

Кройд пожал руку и кивнул:

– А кофе там найдется?

– Полагаю, да. Чашечку раздобудем.

Пока доктор Финн листал медицинскую карточку пациента, Кройд, не отрываясь от вожделенной чашки и расплескивая кофе, беспокойно мерил крохотное помещение шагами. Над отдельными страницами пухлого досье доктор негромко фыркал, всхрапывал, а однажды – видимо, над какой-то особенно интересной записью – даже испустил звук, сильно смахивающий на тихое конское ржание.

– Я не узнал в вас Дремлина, – произнес он наконец, захлопывая папку и переводя на пациента пытливый взор. – Часть этих материалов уже вошла в учебники. – Он постучал ухоженным ногтем по скоросшивателю.

– Наслышан об этом, – тоскливо отозвался Кройд.

– Очевидно, вы столкнулись с серьезной проблемой, не позволяющей полностью перейти в новую фазу, – заметил доктор. – В чем ее суть?