Комитет Палаты представителей по банковскому делу и валюте созывал слушания, начиная с мая 1912 года, известные как Комитет Пуджо по имени его председателя демократу из Луизианы, Арсена Пуджо. Мандат Комитета Пуджо состоял в том, чтобы якобы исследовать банковские и валютные условия в государстве.

Комитет вызвал для показаний Дж. П. Моргана, Джеймса Дж. Хилла и двух соучредителей Первого Национального Городского банка – Джорджа Ф. Бейкера и Уильяма Рокфеллера, брата владельца «Стандарт Ойл» Джона Д. Рокфеллера. Чтобы избежать свидетельствования, Уильям Рокфеллер фактически скрылся в своих нью-йоркских владениях и затем утверждал, что не мог свидетельствовать, поскольку у него были «проблемы с горлом». Морган и другие из Денежного Треста явились, но отказались раскрыть что-нибудь существенное.

Доклад Комитета Пуджо заканчивался безопасным утверждением в том смысле, что клика финансовых лидеров злоупотребляла общественным доверием, чтобы провести консолидацию контроля над большей частью промышленности. Они подтвердили, что действительно была увеличена концентрация денежного и кредитного контроля в стране через консолидацию банковской собственности в нескольких руках с помощью внедрения специально подобранных банковских союзников в советы директоров индустриальных трестов или групп, которые эти банки финансировали, и где держали крупные пакеты акций.

Комитет Пуджо задокументировал, что Денежный Трест имел шесть основных банковских домов наверху. Эти шестеро контролировали крупнейшие стальные, железнодорожные, коммунальные, нефтяные и нефтеперерабатывающие компании, а также другие крупные промышленные группы. Эта концентрация состояний и собственности венчалась тем, что Денежный Трест контролировал основные американские средства массовой информации, что позволяло ему распространять пропаганду в своих интересах. Это была система взаимосвязанных правлений, сказал Комитет, и всё управлялось шестью домами частных банковских услуг: «Дж. П. Морган и К°», «Первый национальный банк Нью-Йорка», «Нэшнл Сити Банк», «Кун Лёб и К°^», «Киддер Пибоди и К° оф Нью-Йорк», «Ли Хиггинсон и К° оф Бостон».

Доклад Комитета показал, что в 1913 году единственной вершиной этой обширной пирамиды экономической, политической и финансовой власти в Соединённых Штатах был банк частных инвестиций «Дж. П. Морган и К°». Доклад Пуджо задокументировал, что Морган через пакеты акций и места в советах директоров занимал решающие позиции фактически во всех крупнейших корпорациях страны, включая следующие: «ЮЭс Стил Корпорэйшн», «Америкэн Телефон и Телеграф», «Вестерн Юнион», «Дженерал Электрик К°», «Интернэшнл Харвестер», «Банкерс Траст К°», «Гаранта Траст К°», «Нэшнл Сити Банк» Нью-Йорка, «Нью-Йоркская Центральная железная дорога», «Северная Тихоокеанская железная дорога», «Большая Северная железная дорога» и «Балтимор и Огайо». В целом, в 1913 году Комитет Пуджо зарегистрировал 112 таких компаний под эффективным контролем группы Моргана.

Доклад указывал, что у Моргана также имелись обширные международные связи, поскольку он был партнёром лондонского банкирского дома его отца, «Дж. Эс. Морган и К°», позже «Морган Гренфелл», а также парижского банкирского дома «Морган, Харьес и К°». Моргана вызывали для показаний, но он отказался сказать что-нибудь по существу. Он расценивал себя как высшую и обособленную силу, не подчиняющуюся нелепым законам или требованиям республиканского правительства.

Морган в пределах этих вышеназванных шести финансовых учреждений имел не только свой собственный банк, но и основные интересы в Первом национальном банке, а также разделял с Рокфеллером контроль над «Нэшнл Сити Банк». Морган также контролировал следующий крупнейший банк – «Банкерс Гаранти Траст». Эти четыре банка, в которых Морган имел полный или разделённый контроль через корпоративные руководства и владение пакетами акций корпорации, стоили ошеломительную сумму 22 миллиарда доллара.

Откровения Пуджо, однако, как отмечалось, отнюдь не были искренней или серьёзной попыткой бросить вызов власти Денежного Треста, что было в пределах конституционных полномочий Конгресса. Вместо этого они стали расчётливой уловкой, прямо поддержанной Денежным Трестом, чтобы предоставить популистскую убедительность вновь избранному демократическому Конгрессу и протолкнуть версию демократов закона о национальном банке – Закон Оуэна-Гласса о Федеральной резервной системе 1913 года.

Вопреки замыслу Линдберга расследование Пуджо оказалось уловкой Денежного треста, чтобы протолкнуть через демократический Конгресс желательный банкирам банковский закон. Иными словами, чтобы за него проголосовали те же самые демократы, предвыборные кампании которых во многих случаях без особой помпы финансировались тем же самым Денежным трестом. ^{76} Слушания Пуджо использовались для манипуляции общественным мнением, чтобы снова протащить роковую Шестнадцатую поправку к Конституции, разрешающую федеральному правительству, в противоречии с Конституцией, собирать прямой персональный подоходный налог, то, что позже окажется решающим в финансировании американского вступления в Первую мировую войну.

Определённо, эти слушания и организованная подача их в прессе также использовались для того, чтобы устроить фальшивые дебаты, которые вынудили Конгресс принять почти дословно частный план, набросанный банкирами на острове Джекилл.

Чтобы усугубить обман, юрист Комитета Пуджо Унтермайер, которому дружественная пресса создала образ антимонополиста и «друга маленького парня», получил задачу составить проект текста Закона о Федеральной резервной системе 1913 года. Закон прокрался через Конгресс в овечьей шкуре реакции демократов на план банкиров-республиканцев – закон Олдрича. Волки с Уолл-Стрит получили своё.

Закон Оуэна-Гласса был в значительной степени спроектирован юристом-демократом Самюэлем Унтермайером, главным штатным исследователем Комитета Пуджо. Республиканский План Олдрича раскритиковали в подконтрольной Моргану прессе, а Закон Оуэна-Гласса о Федеральной резервной системе восхвалялся как справедливая демократическая альтернатива, предположительно способная ограничить влияние нью-йоркского Денежного Треста. ^{77}

На деле всё было точно наоборот.

К 1910 году Дж. П. Морган и Денежный Трест решили, что необходимо иметь свою собственную версию мошенничества, которое проделал частный Банк Амстердама. Разница была в том, что гарантировать это мошенничество будет не город Амстердам, а доверие и уважение федерального правительства США.

Учитывая широко распространенную неприязнь к Денежному Тресту среди общественности и в Конгрессе, особенно среди демократов, таких как Чарльз Линдберг, и некоторых прогрессивных республиканцев, такие как Роберт Ла Фоллетт, потребовался лживый фарс, чтобы продвинуть схему центрального банка, придуманную Варбургом под видом нападок на национальную Денежно-кредитную комиссию сенатора Олдрича и сам План Олдрича как «помещающий решающее влияние на исход голосования в крупные банки». ^{78}

Осуждение Плана Олдрича оставило незамеченным то, что «план центрального банка» собственно Закона о Федеральной резервной системе конгрессмена Гласса точно выполнял функции такого же центрального банка под частным контролем Денежного Треста. Он был тем же, что Варбург обрисовал в общих чертах на острове Джекилл в 1910 году. План Варбурга и План Олдрича были абсолютно идентичны. Не удивительно, что Полу Варбургу доверили задачу составления «альтернативного» проекта текста закона для Гласса и Белого дома Вудро Вильсона с помощью юриста с Уолл-Стрит Самюэля Унтермайера. ^{79}