Пропаганда Комитета последовательно обращалась к эмоциям, не к разуму, что являлось в огромной степени следствием влияния бернейсовской адаптации идей Фрейда. Эмоциональная агитация стала любимой техникой стратегов Комитета общественной информации, которые поняли, что при помощи квалифицированной манипуляции любая эмоция может быть «выпущена» и перенаправлена на любую другую деятельность. Статья, опубликованная в «Сайнтифик Монзли» сразу после войны, доказывала, что

«подробное описание страданий маленькой девочки и её котенка может стимулировать нашу ненависть к немцам, пробудить наше сочувствие к армянам, сделать нас энтузиастами Красного Креста или вынудить нас жертвовать деньги на дома для кошек».

Комитет общественной информации изобрел лозунги военного времени, вроде: «Истекающая кровью Бельгия», «Преступный Кайзер», «Сделаем мир безопасным для демократии». Типичный пропагандистский плакат рисовал агрессивного немецкого солдата со штыком и надписью сверху «Отобьемся от этого гунна с Облигациями свободы». То есть возбуждённые эмоции ненависти и страха преобразовывались в жертвенный порыв внести свои деньги на военные нужды.

После войны в одном социопсихологическом анализе значения пропаганды в течение войны, Харольд Лассвел из Чикагского Университета заметил, что причиной проигрыша немецкой пропаганды в Америке стал именно упор на логику, а не на эмоции. Немецкий дипломат граф фон Бернсторф сделал такое же наблюдение с другой точки зрения:

«Выдающаяся особенность среднего американца – довольно большая, хотя и поверхностная сентиментальность». ^{146}

Германские заявления для прессы полностью упустили этот факт. Бернейс и Комитет общественной информации использовали его на полную катушку.

Ещё одна пропагандистская техника, используемая Комитетом, заключалась в абсолютной демонизации врага. Как подчеркивал Лассвел:

«Психологическое сопротивление войне в современных государствах настолько велико, что каждая война должна казаться оборонительной против грозного, смертельно опасного агрессора. Нельзя допускать никакой двусмысленности в том, кого должна ненавидеть общественность». ^{147}

Памфлеты Комитета общественной информации рисовали немцев как развращенных жестоких агрессоров. В одной из публикаций Комитета профессор Верной Келлог вопрошал:

«Будет ли удивительно, если после войны люди мира, когда признают в каком-либо человеке немца, будут прижиматься к стене, чтобы только не коснуться его, пока он проходит мимо, или нагнутся за камнями, чтобы заставить его уйти с их дороги?» ^{148}

Чрезвычайно эффективной стратегией демонизации немцев являлось использование кровавых историй. Лассвел пишет:

«Удобным правилом для разжигания ненависти, если сначала они не приводят в ярость, является использование [образов] злодеяний. Этот [приём] пользовался непременным успехом в каждом из конфликтов, известных человечеству».

Невероятные истории о немецком варварстве в Бельгии и Франции питали миф об уникальной германской дикости. Немецкие солдаты, как рассказывала миру пропагандистская машина Комитета общественной информации, развлекали себя, отрезая руки бельгийским младенцам. Ещё одна часто повторяемая история рассказывала, как немецкие солдаты ампутировали у бельгиек груди просто от злобы.

В 1927 году Лассвел написал обширное исследование, книгу «Пропагандистские техники в Мировой войне», детально анализируя работу Крила, Липпманна и Бернейса. Он разделял их убеждение, что при демократии не стоит верить в то, что население будет действовать так, как желала бы элита. Его эмоциями нужно манипулировать, чтобы оно действовало, как нужно.

После войны Эдвард Бернейс подтвердил, что его коллеги придумывали предполагаемые зверства, чтобы спровоцировать общественное возмущение против немцев. Некоторые из жестоких историй, которые циркулировали в течение войны, например, история о ведре, наполненном глазными яблоками, или о семилетнем мальчике, который сопротивлялся немецким солдатам с деревянным пистолетом, были на самом деле адаптированы из описаний вымышленных злодеяний, использованных в прошлых конфликтах.

В своей работе о пропаганде военного времени Лассвел заявил, что истории о зверствах будут всегда популярны не только потому, что аудитория может выразить праведное негодование по отношению к врагу, но также и потому, что она в определённой степени себя отождествляет и с теми, кто совершает преступления. Он пишет:

«Молодая женщина, изнасилованная врагом, доставляет тайное удовлетворение армии неявных насильников по ту сторону барьера». ^{149}

Таков был развращённый взгляд на человеческую природу, разделяемый и пропагандируемый Фрейдом, Бернейсом, всей Мэдисон-Авеню, военными спекулянтами, вашингтонским Комитетом общественной информации и кругом Моргана на Уолл-Стрит.

Чтобы сделать пропагандистский эффект полным, правительственный Комитет общественной информации ввёл массовую замену таких вошедших в обиход немецких слов, например словосочетание «либерти стейк» заменило «гамбургер», что напоминает известное переименование времен бушевской администрации картофеля «френч фри» во «фридом фри» из?за яростной оппозиции Франции началу боевых действий в Ираке. Квашеная капуста «зауэркраут» стала подобно гамбургеру «свободной капустой», а широко известный «немецкий молочно-шоколадный напиток» стал «голландским». Мирные и патриотичные американские немцы в разных уголках страны жили в страхе перед нападением на них толпы или организованных банд только за то, что они этнические немцы.

Экстраординарные техники массовой манипуляции сознанием в течение Первой мировой войны сильно поспособствовали трансформации Америки в демократию «только для вида», управляемую плутократической элитой в своих собственных интересах.

В 1928 году Бернейс опубликовал удивительно откровенную статью, озаглавленную без затей «Пропаганда». В ней он провозгласил:

«Конечно, именно поразительный успех пропаганды в течение войны открыл глаза некоторым образованным людям... на возможности управлять общественным сознанием... Американское правительство разрабатывало новые техники... Манипуляторы патриотического настроя используют ментальные клише и эмоциональные особенности публики, чтобы вызывать массовые реакции против предполагаемых злодеяний, террора и тирании врага. Вполне естественно, что после окончания войны эти образованные люди зададутся вопросом, возможно ли применять сходные техники, чтобы решать проблемы мирного времени». ^{150}

Это всё оказалось тоже возможно.

Бернейс приступил к созданию новой профессии, которую назвал «отношения с общественностью»[11]. В книге, которую он редактировал после Второй мировой войны, Бернейс упоминает свою работу как «рукотворное конструирование согласия». ^{151} Творением рук Бернейса стали рекламное дело Мэдисон-Авеню и её изощрённые техники создания неосознанного и навязчивого желания купить конкретный продукт, включая сигареты, дорогую женскую обувь, косметику, автомобили и вообще всё, что клиент пожелает продать, даже политических деятелей. Он удостоился титула «отец интерпретаций[12]», техники манипуляций реальностью с определённой целью продать неважно что: политические решения или слоновую кость. ^{152}